Дракон фыркнул, и кто-то из магов, не выдержав, зарядил молнией в его шкуру. Молния срикошетила, уйдя куда-то в сторону, не причинив твари никакого вреда.
Сердце девушки пропустило удар, в желудок словно кто-то кусок льда засунул. Она подсознательно почувствовала, что Павел приготовился прыгнуть между ней и драконом, но тот даже глаз от девушки не отвел, словно не молнией в него запустили, а так... травинкой пощекотали.
— Завтра, на закате, приходи, поговорим, друг, — зазвучал вдруг в голове чужой голос, даже ментально ухитрившись передать ехидность обращения "друг".
А потом наклонился, растопырил крыло, строго прошипел детенышу. Тот послушно взбежал по крылу на спину взрослого, распластался, вцепившись коготками в чешую.
Дракон развернулся, рванув с места крупными прыжками, пара взмахов, толчок — и вот они уже в небе.
— Живите, двуногие!!!! — разнеслось шипение по округе. То ли пожелание, то ли угроза.
— Что он сказал? — спросил Павел, когда от парочки осталась лишь точка в небе.
— Долгой жизни пожелал, — немного покривила душой девушка. О завтрашней встрече решила пока умолчать. Хватит бедным магам потрясений, пусть сегодняшнее переварят.
— Ты не можешь меня отстранить, — в спокойном голосе Павла можно было ведро воды заморозить.
— Еще как могу! — Арвель ухитрялся истерить шепотом, и Ане подумалось: Сан Саныч прав, пора лечить координатора, а то сорвется ведь. У них и так перебор с неадекватными личностями в доме.
Маги ссорились на кухне, Аню намеками пытались отправить в столовую к болотникам, но девушка включила режим игнора и осталась. Надорванное горло саднило, и она достала из холодильника бутылку минералки, открыла...
— Анечка, вы меня в гроб вгоните своими идеями, — простонал координатор, забирая бутылку из рук девушки и выпивая треть залпом, — ну почему вам не сидится дома?! Я готов дать вам все, что пожелаете. Хотите рисовать — рисуйте, вышивать, паззлы складывать — только намекните. Я даже выделенный интернет готов сюда провести.
Аня со вздохом вернулась к холодильнику, достала вторую бутылку.
— Аня, он прав, — вторая бутылка перекочевала в руки Павла, и девушка начала тихо звереть, — я уважаю твое право на самостоятельность, но сегодня риск был слишком велик. Ты могла погибнуть. А если бы этот папаша или мамаша оказался неразумным? Просто зверем? Нельзя рассчитывать, что твое умение понимать чужой язык тебя всегда выручит.
— Дядя, — просипела девушка, доставая третью по счету бутылку, последнюю, между прочим.
— Что? — переспросил Павел.
Аня сделала глоток, восхитительно холодная жидкость с пузырьками прокатилась по горлу, унимая раздражение.
— Это был его дядя, — пояснила уже нормальным голосом, — и они разумные. На мой взгляд, даже слишком, — поморщилась, вспоминая неприятное ощущение от ментальной связи -точно кто-то сжимает голову тисками, — и вообще вы слишком переживаете из-за пустяков. Пора думать о следующем этапе эвакуации, а что касается драконов. Я поговорю с Фиолетом, может, он уже сталкивался с ними и подскажет, что ожидать. А пока... — она едва заметно улыбнулась, — не выпить ли нам всем чаю?
Чай плавно перерос в обед. Болотники воодушевленно обсуждали перспективы отправки из гнилого мира женщин и детей и необходимости общей подготовки к переселению. Требовалось время — свернуть исследования, спасти уцелевшие вещи и заготовить как можно больше корня какого-то растения, лечебные свойства которого вызывали у магов сплошной экстаз.
К Фиолету девушка попала после полудня. На этот раз её встречал, подрагивая краями от нетерпения, узкий серебристый лист. Аня успокаивающе махнула рукой Павлу, мол, все нормально, и шагнула на лист. Тот мгновенно рванул в самую гущу леса.
Минут десять скоростного полета — и она очутилась на странном дереве. Ветви его образовывали шатер, внутри шатра шелковилась фиолетовая трава, порхали прозрачные мотыльки, а сбоку выпирала шляпка гигантского гриба. И все это на высоте, откуда не просматривалась земля. Трава, лужайка и гриб!
Пока Аня вертела головой, на шляпку выползла...
Девушка хмыкнула, потом не выдержала и засмеялась в голос. Гусеница была здоровой, волосатой и напоминала положенного на бок снеговика, но главной была шляпка из торчащих прутьев и длинная трубка, из которой, как и положено, курился почему-то зеленый дым.
Фиолетовое чудо покрутило внушительно задней частью, поерзало передним грудным шаром, устраиваясь поудобнее, потом попыталось перехватить трубку, но лапки для таких габаритов оказались коротковаты, и трубка нырнула вниз.
Аня уже ржала в голос, вытирая выступившие слезы. Значит, "Алису в стране чудес" Фиолетик прочитал и сильно вдохновился данным произведением.
— Так все плохо? — упавшим голосом уточнил Фиолет, когда она вернула ему трубку.
— Великолепно! Очень похоже, правда, — заверила его Аня и добавила: — Тебе бы спектакли ставить — с руками такого декоратора оторвут.
— Руки отрывать не надо, — насупилась гусеница, — спектакли ставить тоже. Это подарок, тебе.
— Мне? — удивилась Аня.
— Тебе, — подтвердила гусеница, — только сначала про твой подарок расскажу, пока не начали расширяться.
— Что начали?
— Потом, — тряхнула головой гусеница, еле успев подхватить верткую трубку, — подарок годный, можешь носить, а можешь и не носить. Цену, сама знаешь, какую платить. Ты с ним хоть целовалась-то?
От неожиданного вопроса Аня замерла, не зная, что и ответить. Очень хотелось натянуть одной наглой гусенице её дурацкую шляпку по самые... докуда дотянется, короче.
— Вижу, что нет, — тоном ворчливой тетушки заметил Фиолет, — и как же ты, не попробовав, собираешься его на помощь звать!? А вдруг не понравится?
— Он мне жизнь будет спасать, а не то, на что ты намекаешь! — возмутилась девушка.
— Наивность! — припечатал Фиолет, затягиваясь и выпуская вверх три колечка зеленого дыма. — Сначала спасать, потом иметь. А уж физически или только морально — зависеть будет от тебя.
— Все, хватит! — прервала его Аня. Она хоть и злилась, но понимала — Фиолет прав. На все сто прав. Умел, засранец, разложить по полочкам — грубо, но доходчиво. — Я поняла. Серьги верни, и закроем вопрос.
Убрала серьги в карман, твердо решив искать помощь в другом месте.
— Вот и умница, — ласково сообщила ей гусеница, попыталась изящно сползти с гриба, но не рассчитала и шлепнулась, поочередно приложившись о землю каждой круглой частью своего тела.
Скатилась, потрясла башкой, потом принялась шарить многочисленными лапками в траве.
— Её искал? — подала ей трубку Аня.
— Её, её, — подтвердила гусеница, — вот это мой подарок и есть.
Девушка покрутила трубку в руках, выразительно приподняла брови.
— Что смотришь? Трубок не видела? Кури давай, не сомневайся, — потребовала нахалка, приподнимаясь и сцепляя передние лапки на груди, — по всему лесу траву собирала, ух, забористо получилось, то, что надо.
Дым мягким облаком проник в легкие, осел там вкусом высохшей на солнце травы. Она сделала еще одну затяжку, пока не растеряла решимости. В горле запершило, и Аня кашлянула, сглатывая ставшей горькой слюну.
— Давай, подруга, — подбодрила её гусеница, — не стесняйся.
А она не стеснялась. Глупо сомневаться в друге, когда сама к нему пришла. Разве что смущала появившаяся на поляне вторая гусеница, да еще стремительно розовеющий лес.
Аня легла на траву, прикрыла глаза. В голове зашумело, тело наполнилось легкостью. Знала бы мама...
Аня никогда не курила. Детские впечатления от маминых рассказов, историй болезней и страшных диагнозов, обсуждаемых между делом на кухне, действовали лучше любых запретов. Не пробовала, да и не тянуло. Кальяном баловалась, было дело в Тунисе. Так-то по молодости, когда в девятнадцать еще верилось, что весь мир будет у твоих ног, не разглядел пока, какая ты замечательная и хорошая. Это став постарше и мудрее, понимаешь — ни одна чудо-таблетка или порошочек не помогут развернуть мир лицом, если он уже обратился к тебе тылом. Сам, только сам, и только изменив себя изнутри.
"Все проблемы внутри нас", — философски решила Аня, разглядывая чудное розовое нечто, отдаленно напоминающее ушастый цветок с длинным хоботом.
— Как думаешь, призраком быть нормально? — спросила она у цветка. — Сан Саныч вон живет как-то и даже про водку не забыл.
Она вздохнула, сделала еще одну затяжку. На этот раз это была горькая осень, дым сжигаемых листьев в парке, жалость уходящего лета и холод наступающей зимы.
— А может, плюнуть и позволить им делать, что хотят? Зачем я лезу? Как будто мне больше всего надо? Займусь рисованием, сколько плакалась, что времени нет. А вот сейчас есть, а не хочется. Голова другим забита. Меня словно поставили руководить колхозом. Ни хрена не понимаю, но всех жалко и всем помочь нужно. А еще эти наблюдатели... Испытательный срок у меня. Если справлюсь — в живых останусь, нет — буду бестелесной дурой сквозь стены летать. Спросишь, почему дурой? А что лучше: быть принципиально правой, но мертвой или послать совесть в баню и остаться в живых? Молчишь? Не знаешь? Вот и я не знаю... Только чувствую, ответ придется искать и скоро.
Она затянулась, холодный дым заморозил горло, снежинки кололись внутри, сухие слезы щипали глаза.
— Тагир меня пугает. Думает, я к нему в ужасе прибегу. А я вот возьму и не прибегу... Лучше с тобой здесь останусь. Не прогонишь?
Рядом тяжко вздохнули.
— Мне фиолетовый всегда нравился. Вальди с собой возьмем и Павла, если захочет.
В горле пересохло, Аня вновь потянулась за трубкой. На этот раз дым цветочной сладостью наполнил грудь, внутри стало щекотно, а ушастый цветок обзавелся одним глазом и принялся им яростно подмигивать.
— А знаешь, я сегодня с драконами познакомилась, Арвель чуть не поседел, как услышал. Глупые они, эти маги... точно мамаши, которые трепещут над ребенком, не понимая, что с такой гиперопекой он никогда не станет взрослым. И Павел...
Она замолчала. Слова не подбирались, да и не готова она была обсуждать столь личную проблему с цветком и гусеницами.
"Еще одна затяжка" — решила девушка, вдыхая дым со вкусом шампанского, глупых шуток и дурацкого смеха.
— Шляпка-то, шляпка, ой, умора.
Павел в недоумении смотрел на угорающих над чем-то девушек. Одна — светловолосая, в джинсах, топике и кардигане, вторая — с фиолетовой кожей, волосами и в такой же одежде, только фиолетового цвета. Они сошли с листа, обнявшись, дружно хихикая над чем-то.
— А вот и наш красавчик! — фиолетовая ткнула в него пальцем, и вновь зазвучал девичий смех — ну точно колокольчик зазвенел. Хороший смех у Ани, правильный, подумалось Павлу. И улыбка такая светлая. С чего, интересно, они так развеселились?
— Товарищ маг, объект прибыл в целости и сохранности! — бодро отрапортовал фиолетовая Аня, вытянув руки по швам, не удержалась, хихикнула.
Маг нахмурился, обвел девушек суровым взглядом, потянул воздух носом — ничем подозрительным не пахло. Однако признаки неадекватного поведения на лицо. Зрачки, он пригляделся, чуть расширены, взгляд расфокусирован, координация нарушена.
— Ты что, пила? — обратился он к Ане.
Дружный хохот был ему ответом.
— Не-ет, — широко улыбаясь, ответила девушка, а потом подмигнула фиолетовой и, фривольно покачивая бедрами, двинулась к нему. Подошла, посмотрела задумчиво снизу-вверх и вдруг сложила губы трубочкой, потянулась, еще и глазки прикрыла.
Павел замер. Это было слишком откровенно, провокационно, чтобы быть правдой.
— Ты пила, — произнес утвердительно. Вздохнул, очертил пальцем овал лица и вдруг повернулся к замершей фиолетовой Ане: — Пойдем, повеселились и хватит. Пора домой.
Ненастоящая Аня открыла глаза, обиженно надула губы, на светлой коже постепенно проступал фиолетовый цвет, а фиолетовая девушка бледнела на глазах.
— Как догадался? — спросила она.
— Такие подлянки я копчиком чую, — ухмыльнулся маг и протянул ей руку: — Пошли уже, чудо мое. Доставлю домой. А то ты еще что-нибудь удумаешь, и меня точно уволят.
Глава двадцать вторая
Она сдерживалась, но глупая улыбка блуждала по губам, а смех рвался наружу.
Как тут сдержаться, когда Павел держал её, словно ребенка, за руку. Не отпуская, довел до комнаты. Сам одел, сам собрал сумку. А ей было хорошо. Давно она не чувствовала себя так легко и свободно. Смешило все: и как он хмурит брови — дай, морщинку на лбу разглажу, и как укоризненно качает головой — вот же бука, и как, защищая от непрошеных взглядов, прикрывает собой, ведя по коридору на выход.
Домой ехать не хотелось. Внутри ворочался бесенок, толкал на пакости, требовал приключений.
— А поехали в центр, — потребовала, усаживаясь в машину.
Павел бросил косой взгляд, завел машину.
— Куда изволит мадемуазель? — спросил, оглаживая руль.
— Мадемуазель изволит... — она призадумалась. — А давай махнем в Новую Голландию. Сто лет там не была. Только как с Вальди быть?
— Не волнуйся, он умеет быть незаметным, когда надо, — успокоил её Павел, выворачивая на проспект Энгельса.
Она набрала смс родителям, предупредив, что задержится, и принялась смотреть в окно. Мимо неслись огни магазинов, подмигивали гирляндами елки, убранный свежевыпавшим снегом город был чудо как хорош. Это чудо сейчас мчалось вместе с ними, перескакивая с узорчатых растяжек над дорогами на елки и фигурки Дедов Морозов в витринах. Оно выхватывало улыбающиеся лица из толпы, обнимающиеся парочки на мосту. Оно подсказывало всеми средствами: не теряй времени зря. Ты с ним в машине. Одна. Давай не робей. Не ищи ответа в прошлом. Оно ушло, отпусти. Настоящее же рядом с тобой.
— Не расскажешь, что случилось у вас с Фиолетом? — нарушил тишину Павел, когда они промчались по мосту над заснувшей подо льдом Невой.
— Неа,— потянулась девушка, включила магнитолу, и в салон полилась зажигательная мелодия:
"А я незамужняя, кому-то очень нужная,
А где этот кому-то, не видно почему-то.
А я желанная, для кого-то долгожданная,
А где этот кого-то, не видно отчего-то".
"Вот-вот, — подумалось ей. Незамужняя, но кому-то нужная. Понять бы еще кому и почему, а еще лучше найти того, кому нужна просто так, без всяких заморочек".
— Не расскажешь о себе? — вернула вопрос.
— А что ты хочешь знать?
— Ну-у-у, — протянула, — как ты оказался в Проекте. Почему у нас целых два координатора, кто такие наблюдатели и есть ли у тебя семья? Там, в вашем мире?
— Ого! — выдохнул Павел. — Прям целый ворох вопросов. Давай по порядку. В Проект попал по отбору. Семья есть. Мама и младшая сестра, отец погиб. Жениться не успел.
Он помолчал, а Аня прошептала:
— Извини, не знала.
— Не извиняйся, это давно было. Каждый из нас потерял кого-то. Мы привыкли жить с болью и потерями. Ну, а координаторы... Один работает внутри Проекта, второй, Тахмар, согласовывает наши действия и делает доклады руководству. Наблюдатели наблюдают. Конгресс желает иметь полную картину. Не обращай на них внимания.