— Ладно, — сказала Тыква, — они какое-то время разговаривали, и вдруг Хацумомо вспомнила историю. Начиналась она так: «Одна молодая начинающая гейша по имени Саюри, живущая в моей окейе...» Когда Доктор услышал твое имя, он привстал, словно укушенный пчелой, и сказал: «Ты знаешь ее?» На что Хацумомо ответила: «Конечно, Доктор, я знаю ее. Ведь она живет в моей окейе». Затем она сказала что-то еще, уже не помню, а потом: «Я не должна говорить о Саюри, потому что боюсь раскрыть ее секрет».
Услышав это, я похолодела. Уверена, Хацумомо придумала что-то ужасное.
— Тыква, так что это за секрет?
— Хацумомо сказала ему, что рядом с окейей жил один молодой человек и вы друг другу очень нравились. Она же не хотела открывать этот секрет, потому что Мама очень строга в отношении любовников. Хацумомо сказала, что позволяла вам быть вместе в ее комнате, когда Мама отсутствовала. После чего она говорила что-то вроде: «О, Доктор, я не должна была вам всего этого говорить! Если это дойдет до Мамы, мне несдобровать». Доктор сказал, что очень благодарен Хацумомо за ее рассказ и обязательно примет его к сведению.
Могу себе представить, как довольна была Хацумомо. Я спросила Тыкву, слышал ли это кто-нибудь еще. Она сказала, что нет.
Я несколько раз поблагодарила ее за помощь и сказала, как я ей сочувствую, что последние несколько лет ей приходилось быть рабыней Хацумомо.
— Надеюсь, какая-то польза от этого будет, — сказала Тыква. — Несколько дней назад Мама решила удочерить меня. Так что моя мечта начинает осуществляться.
От ее слов мне стало не по себе, хотя я и сказала, что очень рада за нее. И это было действительно правдой, но, с другой стороны, важным пунктом плана Мамехи являлось мое удочерение Мамой.
На следующий день я рассказала Мамехе все, что узнала от Тыквы. Когда она услышала о любовнике, она возмущенно покачала головой и объяснила мне, что Хацумомо нашла очень умный способ вбить Доктору Крабу в голову идею, что моя «пещера» уже освоена чьим-то «угрем».
Еще больше Мамеху расстроило известие о предстоящем удочерении Тыквы.
— Думаю, — сказала она, — до удочерения осталось всего несколько месяцев, это значит, Саюри, настало время для твоего мизуажа, независимо от того, готова ты к нему или нет.
Мамеха на этой же неделе пошла в кондитерскую лавку и заказала своеобразный рисовый торт, который в Японии называется экубо, что переводится как «впадина». Мы называем его экубо, потому что сверху у него есть небольшая впадина с крошечным красным кружочком в центре. Некоторые считают вид этих торгов очень непристойным. Мне он всегда казался похожим на крошечные, слегка примятые подушечки, словно на них только что спала женщина, испачканные посредине красной губной помадой, как будто слишком уставшая женщина не сняла макияж перед сном. Всегда, когда молодая начинающая гейша готова к мизуажу, она дарит коробку с экубо мужчинам, приглашающим ее на вечеринки. Большинство начинающих гейш дарят экубо по крайней мере десятку мужчин, иногда даже большему количеству. Мне же Мамеха велела подарить торт только Нобу и, если повезет, Доктору. Я расстроилась, что не подарю экубо Председателю, но, с другой стороны, вся процедура казалась мне довольно неприятной, поэтому я не слишком переживала по этому поводу.
Процесс дарения экубо Нобу оказался совсем несложным. Хозяйка Ичирики пригласила его однажды прийти чуть-чуть пораньше, и мы с Мамехой встретили его в маленькой комнате с окнами, выходящими во внутренний двор. Я поблагодарила его за внимание и заботу, потому что он проявлял ко мне последние полгода исключительную доброту, не только часто приглашая меня на вечеринки, даже когда Председателя не было, но и одаривая меня разнообразными подарками. Поблагодарив его, я взяла коробку с экубо, упакованную в подарочную бумагу и перевязанную ленточкой, поклонилась ему и передала коробку через стол. Он взял ее, а мы с Мамехой поблагодарили его за любезность, оказанную нам, и несколько раз поклонились. Небольшая короткая церемония завершилась тем, что Нобу вынес коробку с тортом из комнаты.
С Доктором Крабом все обстояло сложнее. Мамеха начала обходить основные чайные дома и просить хозяек сообщить, если у них появится Доктор Краб. Прошло несколько дней, прежде чем нам сообщили, что Доктор Краб будет в чайном доме по имени Ящино в качестве гостя другого человека. Я поспешила в апартаменты Мамехи, чтобы переодеться, а затем поспешила в Ящино с коробкой экубо, завернутой в шелк.
Ящино — новый чайный дом, построенный в западном стиле. Комнаты выглядели по-своему элегантно, с темными деревянными балками, но вместо циновок и столов, окруженных диванными подушками, на полу лежал темный персидский ковер, стояли кофейный столик и несколько стульев. Должна признаться, прежде я никогда не сидела на стульях. Поэтому я села на коленях на ковер в ожидании Мамехи, хотя сидеть было довольно жестко. Я просидела неподвижно около получаса, когда, наконец, появилась Мамеха.
— Что ты делаешь? — спросила она меня. — Эта комната не в японском стиле. Садись на один из стульев и постарайся чувствовать себя комфортно.
Я сделала, как велела мне Мамеха. Но когда она села напротив меня, казалось, ей так же неудобно, как и мне.
Доктор находился в соседней комнате, и Мамеха уже какое-то время развлекала его.
— Я наливала ему очень много пива, так что скоро он захочет в туалет, — сказала она. — Когда это произойдет, я поймаю его в коридоре и попрошу прийти в эту комнату. А здесь ты дашь ему экубо. Не знаю, как он отреагирует, но это наша единственная возможность исправить вред, причиненный Хацумомо.
Мамеха ушла, оставив меня в томительном ожидании. Я нервничала и разгорячилась, поэтому боялась, как бы мой макияж не превратился в месиво, похожее на постель после сна. Я попыталась занять себя чем-то, но лучшее, что смогла придумать, — вставать время от времени и смотреть на себя в зеркало.
Наконец, послышались голоса, затем легкий стук в дверь, и в комнату вошла Мамеха.
— Доктор, подождите, пожалуйста, — сказала она.
В темноте коридора я увидела Доктора Краба, смотревшего так же строго, как лица со старинных портретов, которые иногда можно видеть в приемных банков. Он пристально смотрел на меня сквозь стекла очков. Я не знала, что делать, поэтому вышла вперед, села на колени на ковре и поклонилась, хотя и не была уверена, что Мамеха останется этим довольна. Думаю, Доктор даже не взглянул в мою сторону.
— Я бы предпочел вернуться на вечеринку, — сказал он Мамехе. — Прошу прошения.
— Доктор, Саюри принесла вам кое-что, — сказала ему Мамеха. — Всего минутку, пожалуйста.
Она провела его в комнату, и он сел на один из стульев. Мы обе сели на колени на ковер у ног Доктора Краба. Уверена, Доктору нравилось видеть двух красиво одетых женщин у своих ног.
— Очень жалко, что я не видела вас несколько дней, — сказала я ему. — Уже так потеплело с тех пор, как будто прошел целый сезон.
Доктор не ответил, а лишь посмотрел в мою сторону.
— Пожалуйста, возьмите этот экубо, Доктор, — сказала я и, поклонившись, поставила коробку на журнальный столик рядом с его рукой.
Он положил руки на колени, словно не хотел дотрагиваться до этой коробки.
— Зачем ты мне это даешь? Мамеха перебила:
— Извините, Доктор. Я убедила Саюри, что вам будет приятно получить экубо от нее. Думаю, я не ошиблась?
— Ты ошиблась. Наверное, ты не знаешь эту девочку так хорошо, как тебе кажется. Я тебя очень уважаю, Мамеха-сан, но тебе не делает чести рекомендовать ее мне.
— Извините, Доктор, — сказала она. — Мне казалось, вам очень нравится Саюри.
— Ладно, теперь, когда все ясно, я могу идти на вечеринку.
— Но можно задать вам вопрос? Саюри вас чем-то обидела? Мне показалось, вы очень переменились к ней.
— Конечно, я уже говорил тебе, меня обижает, когда вводят меня в заблуждение.
— Саюри-сан, как тебе не стыдно обманывать Доктора, — сказала Мамеха. — Какую неправду ты ему сказала?
Я не знаю! — сказала я невинным голосом. — Может быть, две недели назад, когда я предположила, что станет теплее, а на самом деле не стало...
Мамеха строго посмотрела на меня, из чего я поняла, что ей не понравился мой ответ.
— Это касается только вас, — сказал Доктор. — Я тут ни при чем. Извините.
— Но Доктор, прежде чем вы уйдете, — сказала Мамеха, — может быть, мы разберемся? Саюри честная девушка и никого специально не будет вводить в заблуждение. Особенно того, кто добр по отношению к ней.
— Советую тебе спросить ее о молодом человеке, живущем по соседству, — сказал Доктор.
Я обрадовалась, что он заговорил об этом. При его скрытности было бы не удивительно, если бы он отказался вообще о чем-либо говорить.
— Так в этом проблема, — спросила Мамеха, — вы, наверное, разговаривали с Хацумомо?
— Не понимаю, какое это имеет значение, — сказал он.
— Она разнесла эту историю по всему Джиону, но это абсолютная неправда! С тех пор как Саюри получила важную роль в спектакле Танцы древней столицы, Хацумомо всю свою энергию направила на то, чтобы опозорить ее.
Танцы древней столицы — самое большое ежегодное событие в Джионе. Их открытие должно состояться через шесть недель, в начале апреля. Все роли распределили еще несколько месяцев назад, и мне посчастливилось получить одну из них. Но, насколько я знаю, мне отведена роль в оркестре, а вовсе не в танцах. Мамеха настояла на этом во избежание провокаций со стороны Хацумомо.
Когда Доктор посмотрел на меня, я постаралась выглядеть так, словно мне предстоит танцевать важную роль и мне об этом уже давно известно.
— Мне неудобно это говорить, Доктор, но Хацумомо известная лгунья, — продолжала Мамеха, — опасно верить всем ее словам.
— Я впервые слышу, что Хацумомо лгунья.
— Никто не хочет говорить о таких вещах, — сказала она тихим голосом, как будто действительно боялась быть услышанной. — Так много гейш обманывают, поэтому никто не хочет обвинять первым. Но либо я лгу вам сейчас, либо Хацумомо лгала, рассказывая свою историю. Вам решать, Доктор, кого вы лучше знаете и кому из нас больше доверяете.
— Неужели Хацумомо станет сочинять такие истории только потому, что Саюри получила роль на сцене?
— Вы наверняка встречали младшую сестру Хацумомо Тыкву. Хацумомо надеялась получить для Тыквы одну из главных ролей, но ее дали Саюри. А я получила роль, о которой мечтала Хацумомо! Но это все не важно, Доктор. Если честность Саюри под сомнением, понятно, почему вы отказываетесь принять предложенный ею экубо.
Доктор какое-то время молча смотрел на меня. Наконец он сказал:
— Я попрошу одного из моих докторов в госпитале проверить ее.
— Думаю, это проблематично до тех пор, пока вы не согласитесь стать клиентом Саюри по мизуажу. Если ее честность под сомнением, то Саюри сможет преподнести экубо другим мужчинам. Надеюсь, они не столь доверчивы к историям Хацумомо.
Кажется, эти слова произвели должный эффект. Доктор Краб какое-то время сидел молча. Наконец он сказал:
— Не знаю точно, что мне лучше сделать. Я впервые оказался в такой необычной ситуации.
— Пожалуйста, примите экубо, Доктор, и выбросите из головы бредни Хацумомо.
— Я много слышал о бесчестных девушках, назначающих мизуаж на период, когда мужчина может быть легко обманут. Вы знаете, что я врач. Со мной это не пройдет.
— Но никто не собирается вас обманывать!
Он какое-то время сидел неподвижно, затем встал, выдвинув вперед локти, и вышел из комнаты. Я была так занята осуществлением прощального поклона, что не заметила, взял он экубо или нет. Но, к счастью, после того как они с Мамехой ушли, экубо на столе не оказалось.
Когда Мамеха упомянула мою роль на сцене, я подумала, что она присочинила это, пытаясь объяснить поступок Хацумомо. Можете себе представить, как я удивилась на следующий день, когда узнала, что она говорила правду. В это время, в середине тридцатых годов, в Джионе работали семьсот—восемьсот гейш, но так как для постановки Танцев древней столицы каждую весну требовалось не более шестидесяти человек, борьба за роли разрушала многие дружеские отношения. Мамеха обманывала, когда говорила, что она отобрала роль у Хацумомо. Мамехе, одной из немногих гейш в Джионе, гарантировалась ведущая роль каждый год. Но это правда, что Хацумомо отчаялась увидеть Тыкву на сцене. Не знаю, как такая идея могла в принципе возникнуть. Тыква получала различные награды, но никогда не преуспевала в танце. За несколько дней до вручения экубо Доктору семнадцатилетняя начинающая гейша, исполнительница ведущей роли, упала с лестницы и сильно ушибла ногу. Бедная девушка страдала, но все остальные начинающие гейши в Джионе обрадовались возможности заполнить эту вакансию. Именно ее роль, в конце концов, и досталась мне. Мне исполнилось всего пятнадцать, и хотя я никогда до этого не танцевала на сцене, была к этому готова. Вместо хождения по вечеринкам, подобно большинству начинающих гейш, я проводила вечера в окейе. Анти часто играла на сямисэне, а я практиковалась в танце, и к пятнадцати годам достигла одиннадцатого уровня, хотя и не была талантливее многих других. Если бы Мамеха не прятала меня от людских глаз из-за Хацумомо, я могла бы получить роль в Танцах древней столицы еще в предыдущем году.
Мне дали роль в середине марта, и у меня оставалось около месяца на ее подготовку. К счастью, моя учительница танцев очень помогала мне и часто назначала дополнительные уроки по вечерам. Мама не знала о моей роли, пока однажды Хацумомо не сообщила ей об этом. Она уточнила это у меня и сделала такое удивленное лицо, какое она сделала бы, если бы ее собака Таку добавила несколько колонок в бухгалтерскую книгу.
Конечно, Хацумомо была в бешенстве, но Мамеху это не волновало. Наше время пришло. Пора было выбрасывать Хацумомо из круга.
Глава 21
Однажды вечером, спустя неделю, Мамеха пришла ко мне во время перерыва между репетициями, явно чем-то обрадованная. Оказалось, в предыдущий день Барон упомянул о намерении собрать в ближайшие выходные вечеринку в честь портного Арашино — изготовителя лучших кимоно. Барон владел богатейшей во всей Японии коллекцией кимоно. Большинство кимоно были старинными, но некоторые из них изготовили современные мастера. Решение приобрести кимоно работы Арашино и побудило его организовать вечеринку.
— Я узнала, — сказала мне Мамеха, — кто такой Арашино. Он один из ближайших друзей Нобу! Понимаешь, какие это открывает возможности? Я собираюсь попросить Барона пригласить и Нобу, и Доктора на его маленькую вечеринку. Они оба не любят друг друга. Когда начнется торговля за твой мизуаж, можешь быть уверена, никто из них не будет сидеть спокойно, зная цену, назначенную другим.
