— Тэкс! — берет скляночку с интересом, вертит, потом открывает. принюхивается аккуратно... как-то серьезнеет, прям на глазах, и спрашивает — А откуда у Вас это, дружище?

— А, — небрежно ему леплю — По службе тут. На обыске у одного подрезал... Что за вещь — не пойму, да вижу что не дешевая, явно лекарство же какое. Думал вот может — продать. А что это?

— Ну, это... — смотрю, Берг взглядом виляет, врать он совсем не умеет, ну я и уставился ему в переносицу. Лекарь еще посопел, потом вопрошает — А оно Вам зачем? Нет, ну оно это... Чисто же медицинское...

— Так что это? — вопрошаю его спокойно, но чуть с нажимом. Лекарь помолчал, пожевал губами, и говорит:

— Пойдемте. Проверим сначала, точно ли оно.

Прошли мы в кабинет, там, я уже даже не удивился: в шкафу платяном, вместо задней стенки — дверь. А за ней — привычно даже как-то, ступеньки с заворотом куда-то вбок. Ну, спустились, лампам Берг свету прибавил, стою озираюсь — да, натурально раболатория. Даром, что сверху не прачечная а наоборот медпункт. Реторты и пробирки, мензурки и колбы, всякие змеевеки и сепараторы, фильтры, бутыли и насосы... Причем на мой взгляд — тут и так сказать некоторые производственные мощности, и станция лабораторного контроля качества рядом. Антиресно девки пляшут, ничего не скажешь. А Берг тем временем колдует: накапал на ватки с пузырька, и давай их исследовать. И все как надо — где-то ватка покраснела, какая-то жижа посинела, осадок выпал, да завоняло при прокаливании несчастной ватки мерзко. Вот думаю — ведь сейчас он мне что угодно наврет, а я и не проверю. Придется давить на психику, конечно. Морально уже подготовился, ан не пришлось. Берг вздохнул, поморщился страдальчески, и пузырек на стол поставил, мол вердикт ясен. Я уже хавальник раскрыл, а он из стола достает и рядом второй такой же — хлоп. Ну, то есть — не такой, и форма другая, и объем, но отчего-то видно что одно и то же.

— Вот, — говорит — Никакого сомнения.

— И так что это?

— Название мудреное Вам все равно ничего ведь не скажет? — я в ответ киваю, мне название похер. А он к шкафу идет, да оттуда какой-то фолиант тащит, на столе раскладывает — Вот, извольте уж, тут все написано, если что неясно, то спросите...

— Это непременно, а все ж по-простому сначала?

— Ох... — вздыхает лекарь — Ну, раз уж все равно решили... Вот.

И достает откель-то пакетик, навроде как порошки от кашля заворачивают, порцией. раскрыл — а там и есть порошочек, беленький-прозрачненький. Не дожидаясь моего вопроса, излагает: — Это, по-простому говоря, вытяжка, экстрак... Ну, как еще объяснить? Берется исходный материал, листья одного растения с Островов... Даже, не так — не одного, в этом и суть. И, далее...

— Я понял — говорю — Из растений. И что оно? И как с этим связано?

— Ох... -еще более тяжко вздыхает лекарь — Вобщем — это, что в пузырьке — оно навроде противоядия...

— А это отрава, что ли?

— Не так... Просто, если много употребить, то и тяжко станет, и помереть можно... Ну, если в течении нескольких суток этот порошок принимать, например, то без противоядия этого — точно умрет тот, кому порошок давали.

— А пошто ж его тогда принимать?

— А Вы, дружище — вот почитайте. Если что — я подскажу.

— Эге, — говорюя, к столу подсаживаясь, и в чтение углубляюсь. Надолго — минут на пять-семь точно. Однако...

Как этакое у нас называлось? Психостимулятор? Психотропное? Чорт его знает. Не специалист я. Походу, наркота какая-то. Полусинтетического происхождения. Безвкусная-бесцветная почти дрянь, при растворении в воде. И в общем-то безвредна при однократной малой дозе. Вот только имеет интересный эффект — не то чтобы как сыворотка правды, а попросту язык развязывает, и человек становится откровеннее. И несдержаннее. Причем неслабо так, выходит, вроде как если напоить, но трезвый. От оно что... Поди, они на островах жрут эти листья своей коки, или как оно у них там, оттого такие ебанутые. Да уж... Впрочем, что-то я таое и ожидал.

— А что, — говорю я — Нешто совсем незаметна эта белая дрянь? Ни вкуса, ни запаха?

— Не совсем, — отвечает — Есть привкус, но очень слабый, и кто не знает, тот и не поймет. Мало ли, отчего привкус. К тому же, — очень хорошо в некрепкий алкоголь добавлять. Там и вовсе незаметно.

— В пиво, например? — уточняю.

— А хоть и в пиво. Или в вино. Оно даже способствует, если немного.

— А если много?

— То дело худо. Эффект временно усиливается, человек, которому дали, совсем нестержан становится, и если свободен, то и в ярость впасть может...

— Если свободен?

— Ну, да... В тайном сыске таким шпионов насильно поят, но их-то связаными держат...

— Так-так... И что же?

— Так и все — от крепкого алкоголя, с одной стороны усиливается... все это, а с другой — и сердце откажет быстрее, словно доза больше. А при большой дозе, если вот этого препарату, синего, из скляночки вовремя не накапать, то несколько суток, и готово. Но и синего тоже много нельзя давать — печень откажет... В общем, шпионов так только тех, кого на суд вести не надо, пытают. И не часто — дорогой порошок-то. Так что...

— И что ж — Ваших вот барышень если подпоить — то все-таки все расскажут?

— Хм... А я и не думал об этом... Может, и нет, они кое-что из того, что на изготовление порошка идет, у себя там на Островах едва не с детства употребляют, чуть ли не как приправы... Может, и привычные. Не знаю даже, что ответить.

— Ясненько... Значит — алкоголь? И много... А много — это сколько?

— Ну... Литра полтора крепкого — не разом, конечно, а за день. Плохо, что при этом пытуемый и опьянеет, а там и заснуть может. Потому так тоже не делают. Разве что еще изредка полынью опаивают...

— Чем?

— Ну, настойкой на полыни, эбиденской — там совсем немного надо, чтоб порой вовсе пациент впал в полное изумление и ярость. Вы, дружище, на меня так не смотрите — я сам все это не так давно изучил. И потому тоже стремлюсь перейти к ...известным людям. Мне вот тут, в этом погребе, приходится по указке работодателей этот вот порошок в большом количестве делать, что очень непросто и недешево, выходит его три-четыре доли, причем доли-то не ювелирные, а аптекарские — с пары пудов смолы и листьев. Которые стоят серебром в четверть веса, на секундочку. И зачем оно им надо — я не знаю, и даже догадываться не хочу. Только чую — потом я могу и сам от сердечного приступа помереть. Хотя вот, пока что — они мне этого противоядия и привезли: в процессе работы надышаться можно, да я, благодарение Богам — аккуратен покуда был...

— Ясно — говорю, уже выводы кое-какие сделав окончательно — Вы, дружище, отравы-то этой уже много ль передали... работодателям?

— Да почти и ничего, только пробное... Остальное пока все здесь лежит, с осьмушку пока, прочее только предстоит...

— Вот мой Вам совет. Вы уж сами решите, как — Вам, по научной части-то, виднее — только попортьте немедленно эти все запасы. И будущие тоже.

— Да как же?! Они ж меня...

— А вот Вы и придумайте. Паром каким хитрым пропарьте, или там еще чего добавьте, а только сделайте его безвредным. Ну, или, чтоб ослабло, до невозможности. Может, придумаете как сделать — чтоб свалить на то, что мол — сырье не то оказалось, или аппаратура прохудилась где. Нешто не сообразите?

— Хм... Ну, так-то конечно можно... Если его перед началом уксусной солью обработать, а потом уже готовое продуть военным газом... Ну, может быть и... И свалю на сырье, да-с! Сырье-то, прямо сказать — преотвратное. Мне даже воровать такое противно. Это, говорят, все из-за Рыбака — вроде как он все подмял под себе, изредка сушей теперь привозят, и такое вот... А мои... работодатели — с Рыбаком отчего-то не ладят. Что мне, кстати, тоже не нравится — думаю, если Рыбак меня вычислит, то зарежет как свиней всех тут, даже до моря не потащит...Так что, да: на сырье — отлично спишу, да так, что сразу и не поймут...

— Вот и прекрасно. А мне пора — дел еще полно — говорю я, пузырек все ж обратно со стола прихватив. Мало ли — Пойдемте наверх, а то тут по мне так душновато...

По пути домой поприкидывал, что и как, глянул на часы, и тут же вывистал ближайшего извозчика. Если поторопиться, то успею... Интересно, это меня со вчерашнего не попустило, что так борзо? Да не, пожалуй, тут просто тянуть незачем, резать надо по горячему.

Дома привычно сообщил, что по делам, и даже как-то смущаясь пробурчал — мол, не переживайте, пить не буду, хорош. Больно уж оне все завздыхали, страдальчески. Во дворе накинул вечор заботливо отнесенный Морой в мастерскую куртец, проверил инвентарь, и ходу. Времени в обрез.

Толстый Пол, скотина такая, имеет привычку обязательно дневную службу посещать, это всем известно. Конечно, не то, чтоб вот прямо неотступно, но только очень серьезные обстоятельства могут заставить его не идти в храм. Вот это его мракобесие леригиозное я и использую. Благо дорога-то к храму от Бочки — одна. Ну, то есть — конечно, идти можно как угодно, и вкруговую, но зачем же? А напрямки — одна. И очень удачная.

Дорога-то идет по-через-мимо пустыря, погорелья старого, уже изрядно кустами поросшего. Пустырь вышел длинный, до самого моего владения почитай тянется. Тропинками местами истоптан — где ребятня, а где и просто срезает кто дорогу, как обычно с пустырями и бывает. Так что, прямо от дома, улицу перескочив, нырнул в бурьян, да чигирями и добрался до места. Превым делом спугнул стайку из пацанов, что-то камедивших в развалинах. Хорошее место. Тихое. И пацаны, едва я заворчал и заругался, рванули далече, но на всякий случай быстро прометнулся по-окрест — не, не таится никто. Дорожка тут на пригорочек выходит, с поворотом — главное, чтоб один шел, а уж остальное устроим...

Ждать, конечно, дело нудное, но мне есть об что подумать, потому ждать не скучно, главное не задуматься излишне, и не пропустить вовсе. Только мысль в голову пришла, что Аллерту я теперь немного должен, как земля колхозу, примерно, и все вытекающие из этого выводы. Прежде всего то, что на текущем историческом этапе кому-кому, а ему стоит доверять, ибо удобней повода от меня избавиться и не придумать было. Ему просто надо было бы ничего не делать — и все. Ан вона как. А значит? — значит... Додумать не успеваю — ктось-то показался вдали, со стороны кабака. Пока все как по маслу — идет, ковыляет, падла, точно вовремя. Точно он — даром, что издалека, а не спутать. И никого на дорожке — тоже пока везет. На всякий случай взвожу мелкан в кармане, да морду шемахом закинув, приготовляю дубинал. И, едва эта туша миновала куст, где я хоронился, выпрыгиваю на дорогу, ему за спину, и легонько, лишь бы не убить сразу — привариваю гаду смаху по затылку плашмя. Есть! Икнул и завалился! Кидаю взгляды — нет, никого не появилось, свидетелей нема — и давай эту тушу кантовать, благо пригорочек помогает. Следы волочения, конечно, заметать некогда, но мне много времени и не надо. Авось прокатит уж. Да и место тут такое, что, кромя полиции (и то не каждый полицай рискнет) — не сунутся в кусты проверять, что там. Местный народ ученый. Максимум ментов же и свистнут. Кряхтя кое-как оттаскиваю этого борова метров на пятнадцать, в полусгоревший сруб кое-как получается пристроить. Ну, приступим...

Похлопываю его селедкой полицайской по щекам, едва заохал, глазыньки продрал — тут же начинаю предварительные ласки — с размаху его, плашмя по пузу, с оттяжечкой — эть! Знатно шлепнуло. Едва он взвыл, глаза выпучив, тут же легонько по горлу — едва-едва, а то убить ненароком можно же — закашлялся, глаза пучит, смотрит с ужасом.

— Ва-ва-ва... Аааа! — тихоненько подвывать начинает — Я... все отдам, у меня при себе совсем мало, заберите все...

— Эть! — совсем легонько прикладываю его снова по пузику, и он тут же вздрагивает и затихает, подрагивая. Как бы копыта тут раньше времени сам не откинул, с перепугу. За грабителя меня, значит, принал, да? Ничо, поправим. Сдвинул шемах, нагнулся над ним — Ну? Узнал? Надеюсь, все понятно?

— У-у-у... — тихонечко подвывая, отползти пытается, но сие я пресекаю, опять похлопыванием по пузу. — У-у-з-знааааал!

— Вот, и славно — говорю ему — Времени у меня нет, совсем, потому отвечай быстро. Богами клянусь, не трону — нахер ты кому сдался... Ну, ну, чего оживился, радостно так? Жить хочешь? Это понятно...

— Ва-ва... Все! Все отдам!

— Пасть закрой. Нахрен мне твои бабки сдались. Давай, говори — кто велел меня опоить? Ну?

— Ка-как... Какое...

— Эть! — вполсилы уже по пузу — Цыц! Повторяю вопрос — кто? Пойми, дурак, я и так знаю. Ну. Говори, паскуда! Иначе, Боги видят — здесь и останешься!

— Не... Не понимаю! — и лицо у него вдруг переменилось — какая-то отрешенность появилась тоскливая, резко насторожив. Такое у людей бывает, когда последняя граната остается. Дрожит он весь, пот течет, но в глаза мне с непонятной тоской глядя, пусть и дрожащим голосом говорит твердо — Не скажу ничего. Раз сами знаете, зачем Вам оно?

— Ах, ты ж, паскуда... — тихонько ему говорю, ласково, а в висках шуметь и тикать начинает — ща психану, точно, и пиздец ему, полюбому — Ну, хорошо хоть, не отрицаешь, что опоил, тварь. Давай. последний шанс даю, говори! Что ты пучишься? Ща вот тебе шею перешибу, и все.

— Не... Не губите... — тихонько совсем сипит, на демократизатор косясь — а я и впрямь уже в ярости примеряюсь, как его ребром дубинатора треснуть, чтоб наверняка. Хотя, наверное, все же просто пристрелю — шея у него толстая, пробить башку это раз-на раз, уметь надо к тому же, а зарезать человека, чтоб наверняка — наверняка я тоже не особо умею. Одно дело — на войне, в драке, там ткнул, куда пришлось, и наплевать, а тут — что мне его, как маньяку какому резать, тридцать ножевых? Проще картечину в лоб... Убираю селедку в рукав, и, выдохнув, достаю мелкан. А он как-то даже грустно молвит: — Умоляю, мастер Йохан... Ради дочки... Не губите... Что Вам с моей смерти-то?

Я ему ко лбу ствол приставляю, он аж зажмурился... Тут некстати Юмку вспомнил. Точнее говоря представил — скажут мол ей — батю-то твово — вот тут, в трех шагах, токашто в кустах и завалили. И главное ведь, и впрямь — что мне с того, если он сдохнет? Так-то сказать, только проблемы. Мне его попугать охота было, да самое плохое в этом — если не испугается. А так и вышло — он не испугался. Или он Сэма боится еще больше? Убрал я ствол ото лба, и говорю:

— Ты, дурак, зачем запираешься? Ведь это же Сэм велел, так?

— А... — он на меня пялится, не веря счастью, а потом мелко-мелко головой затряся, давай причитать — Истино. истино так! Не губите! Отдам, отплачу, простите! Ради доченьки...

— Заткнись ты уже — отвечаю — Давай, рассказывай все...

— Не губите... — и снова маска у него на лице прежняя — Не спрашивайте — на что Вам, коли сами все знаете? Я человек маленький, беззащитный... Не губите меня, прошу!

Эвона как, себе думаю. Крепенько его за фаберже Сэм взял. Видать, скелеты в шкафу у нашего кабатчика знантые. Надо будет выяснить... Но потом, это всегда успеется. А сейчас-то чего? Убить его — очень хочется, просто чтоб хоть кого-то убить, но глупее некуда. Да и Юмку жалко. А отпустить — так обиду затаит... Или нет? Все ж предъява-то по делу, а если подумать, могло бы и хужей ему все выйти. Ну, что ж. Придется напрямую с Сэмом базарить. И, кстати, есть мысль.