Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Петрович, начиная что-то понимать, прекратил жевать и нахмурился.
— Да никогда! — сам себе ответил сталкер. — А что это значит? А это значит, что Балдерс с "Монолитом" все-таки договорился! И, вероятнее всего, договаривались они не по причине неприязни к двум заезжим жуликам, укравшим гуся. Игра идет по-крупному, раз уж Балдерсу пришлось с сектантами дружить!
— Всё, здаюсь! — Петрович поднял руки вверх. — Ты вывел нас на чистую воду! Это мы застрелили Джона Кеннеди и вынуждены скрываться в этих катакомбах! — Он налил себе в кружку минеральной воды из запасов охраны лаборатории. — Ты это все к чему рассказал, уважаемый?
— Задумался просто, в очередной раз. Во что вы меня втравили, парни?
— Не грузись, — посоветовал Корень. — Забей! Твое дело телячье — куда стадо туда и ты.
Белыч поёжился:
— Что-то не охота мне телком прикидываться, как бы на заклание не попасть! Иметь Балдерса и "Монолит" на хвосте за "просто так" мне не улыбается.
— Началось, — устало вздохнул Петрович. — Сколько тебе надо добавить, чтоб ты шел вперед и с песней?
— За деньги на смерть не ходят. — Невинно хлопая глазами, сообщил сталкер. — Только за большую идею: любовь к Родине, победу коммунизма, нерушимую дружбу, власть над всем миром, на худой конец — за очень большие деньги. Вот вы за чем идете?
Петрович посмотрел на меня и беззвучно расхохотался. Он смеялся самозабвенно, хлопая себя по ляжкам, тряся головой, и даже пару раз пребольно ткнул меня кулаком в зудящий бок. Белыч растерянно улыбался.
— Белыч, — отсмеявшись, серьёзно сказал Корень, — давай не будем превращать наше приключение в дешевый боевик, ага? Я ведь, честное слово, ответить тебе хотел что-то вроде: — он сделал страшное лицо и прошипел, — "Сталкер, если я тебе скажу об этом, мне придется тебя убить!"
Белыч понятливо хмыкнул, но на всякий случай спросил еще раз:
— Не скажете? А, Макс?
— Перестань! У тебя своих проблем не хватает, чтоб ещё и наши на себя грузить?
— Ладно. На нет и суда нет. Когда меня будут резать на алтаре "Монолита", я буду пошло вспоминать о двух тысячах баксов, которые остались у Скулла.
— Хорошие, кстати, деньги! — Петрович почти успокоился. — Вот что я тебе скажу, сталкер — поверь, я сделаю все от меня зависящее, чтобы ни "Монолит", ни вшивый Балдерс никаких претезий к тебе не имели. А моё слово стоит недешево. Такой вариант тебя устроит?
— Как промежуточный. Я же все равно с вами до конца буду? Наверное, сам все увижу.
— Нет, Белыч, неправильный ты себе позывной выбрал. — Корень скинул разгрузку, освободился от бронежилета, и лег на свободный стол. — Все-таки нужно было Моисеевичем назваться. Ладно, други, свет у нас нынче в дефиците, поэтому объявляю отбой. Кому надо до ветру — прогуляйтесь к шоссе. Только не по одному. Нет, давайте все втроем, Макс ещё на полноценного бойца не тянет.
Через двадцать минут, исполнив все рекомендации Петровича, мы улеглись. Сон в этот раз не приходил долго, рука и бок беспрестанно ныли, и, проворочавшись полчаса, я заметил, что над тем местом, где лег Корень, засветился красноватый тлеющий огонек. Это должна была быть последняя остававшаяся у него сигарета. Я вспомнил, что когда выносили мумий, в кармане пиджака "толстушки" я нашел полупустую пачку ментолового "Вог`а".
Я встал со своего места, включил ПДА и при тусклом свете его экрана нашел в рюкзаке свою заначку. Я отдал её Корню. С минуту он лежал молча, потом глухо проронил:
— Спасибо, Макс. Это лучше, чем ничего.
Он сел, достал из внутреннего кармана портсигар, стал бережно укладывать сигарету к сигарете.
— Петрович, — уже давно одна мысль не давала мне покоя, и сейчас я решил её озвучить, — тебя в банке не потеряют?
— Нет, Макс, не потеряют. Я их приучил к своим внезапным отлучкам. Неделю все будет нормально. Потом искать начнут. — Он коротко рассмеялся.— А ещё через пару недель, если не найдут, кинутся делить свалившееся наследство.
Эти слова меня немного удивили.
— Ты собираешься торчать здесь больше двух недель?
— Да что ты, Макс! Нет, конечно! Я бы хоть сейчас отсюда рванул!
— А что мешает?
— Ненавижу оставлять за спиной незавершенные дела. И тебе не советую. Потом только труднее разгребать. Если завершение предприятия не грозит тебе смертью — доведи его до конца. И если грозит, то тоже... лучше до конца.
Мы помолчали, слушая мерное посапывание Белыча.
— Только вот чувство у меня такое, Макс, как будто именно сейчас я занимаюсь тем, что разгребаю давным давно незавершенное дело. Странно. Что-то вертится в памяти, а что — не могу понять. Ты не знаешь?
— Нет, Петрович. Чужая душа — потемки.
— Верно, потемки, — согласился Корень. — Ладно, давай спать.
Лаборатория. Поход.
— Рота, подъем! — Корень стоял над проводником и пихал его под ребра носком ботинка.
Я сел на столе, поеживаясь от пробравшегося к телу холодка. Проверил подвижность руки, почесал бок. Если не считать общей усталости, то чувствовал я себя довольно прилично.
Белыч приходил в себя дольше, а когда вскочил, принялся имитировать интенсивную утреннюю гимнастику. Запала на долго не хватило — уже через пару минут он плюхнулся на стул, и мечтательно протянул:
— Эх, пожрать бы!
— Жрать — дело свинячье, — поправил его я. — Но что-то в желудок закинуть не помешает.
— Лови, проглот, — Корень бросил Белычу банку с тушенкой.
Тушенка оказалась куриной — с приличным количеством дробленых костей, ни при этом достаточно вкусной и необыкновенно сытной.
Через час, полностью экипировавшись для дальней вылазки, проверив по три раза оружие, боеприпасы, фонари, веревку и герметичность фляг с минералкой, мы вышли по намеченному маршруту.
В этот раз решили обойтись без носильщика в моем лице, Петрович побоялся, что в нужный момент не смогу бежать или споткнусь или надорвусь. Груз распределили приблизительно поровну, мне даже достался рюкзак легче остальных двух. Мои ножи мне так и не вернули.
По знакомому пути мы дошли до третьего этажа, не встретив ни зомби, появления которых уже почти не боялись, ни контролера, при упоминании о котором лоб Белыча покрывался холодной испариной, ни собратьев подравшей меня кошечки. Как будто и нет никого — тишина, темнота, спокойствие как на кладбище. Я, конечно, имею в виду нормальное кладбище, а не то, близ Копачей, мимо которого без хорошего проверенного ствола ходить не стоит даже днем.
До самого шестого яруса добрались без приключений, и даже суеверный Корень перестал нашептывать мне в ухо свои бесконечные молитвы — как раз, когда я хотел ему было предложить почитать какую-нибудь "умно-сердечно деятельную молитву", чтобы хоть пару минут послушать окружающие нас шумы. От льющихся сплошным потоком "еси, небеси, Дева премудрая, молись о нас, даруй ми зрети мои прегрешения, очисти ны от всякия скверны..." я к тому времени раскалился добела. Я совсем не против, когда люди во что-то верят, иногда без этого вообще никак, но нельзя же так издеваться над моим ангельским терпением! Даже у настоящих ангелов оно не безгранично! Молитва для Бога или там святым каким, но мои уши здесь вообще не причем!
Дверь шестого этажа преподнесла нам неожиданный сюрприз: Петрович долго тыкал в неё найденным ключом без всякого толка, пока не стало понятно, что дверь просто перекошена и дальнейшие усилия приведут лишь к поломке самого ключа и ни к чему больше.
Белыч с сожалением проводил взглядом очередной кусок шланга, который уже считал своим, но задерживаться у двери не стал.
С каждым разом наши саперно-минерные изыски становились увереннее и быстрее. Последнюю закладку Петрович подорвал уже через восемь минут после начала установки.
Когда в ушах перестало звенеть, мы вернулись к вскрытой двери.
Войдя на шестой этаж, на минуту замерли, прислушиваясь и принюхиваясь к потяжелевшему воздуху глубокого подземелья. Лучи всех трех фонарей по очереди мазнули по стенам, и Белыч вынес вердикт:
— Шлюз.
Перед нами открывался узкий, едва ли больше двух метров в ширину, коридор со стеклянными стенами, перегороженный герметичными дверями. Эти двери, изготовленные из полностью прозрачного пластика — поликарбонат или что-то подобное, лишь самую малость искажали свет, немного его отражали, но в целом сквозь них был хорошо виден следующий участок шлюза, с с двух сторон оснащенный боковыми входами. Стены, слегка выгнутые наружу, почти не позволяли разглядеть, что творится в темноте за ними.
Белыч прислонил фонарь отражателем к правой стене, показал нам, что мы должны выключить свои, чтобы он увидел, что расположено за стенами шлюза.
В окутавшей нас темноте тонкий луч скользнул по полу за стеклом, выхвытил пару передвижных стоек заставленных компьютерами с множеством подключенных к ним проводов, уперся в бронированную капсулу гигантского автоклава.
Белыч шагнул вперед, не отнимая фонаря от стены, световое пятно скользнуло за ним, соскочило с блестящего бока сушильного шкафа и застыло на ком-то, облаченном в белый скафандр. Он лежал ничком, широко раскинув в стороны руки и ноги, похожий на большую куклу. Рядом обнаружился еще один, сидевший на полу, опираясь спиной на двухдверный холодильник.
Белыч направил свой фонарь сквозь левую стену. Здесь, наверное, безумствовал какой-то маньяк, обладающий силой Голиафа: металлические столы вырваны из креплений в полу, перевернуты и погнуты, всюду валяются растоптанные электронные платы, с потолка до пола свисают толстые жгуты проводки. По всей площади, куда дотянулся свет фонаря — бумага. Частью горелая, частью рваная. Примерно такой разгром показывали в каком-то научно популярном фильме, посвященном тайфунам и торнадо. Удивительно, что перед этим буйством устояла стенка шлюза.
Мы с Петровичем шли вслед за сталкером, пока он не уперся в пластиковую дверь.
Теперь вперед выдвинулся Петрович, покрутил в панели сбоку своим "магическим" ключом. Ничего не произошло, но Корень, вынул нож, просунул его между створками, и слегка провернув его, заставил створки раскрыться.
Мы попали в тамбур, из которого было три выхода — два в стороны, и один прямо перед нами. Петрович, не обращая внимания на боковые ветки, прошел к дальней. Повторил операцию вскрытия и перед нами открылся второй участок шлюза.
Белыч опять пристроился в голове колонны, но на этот раз не стал разглядывать застеколье, а крадущимся шагом преодолел оставшиеся двадцать метров и замер перед выходом на пожарную лестницу.
— Чего встал? — зашептал сзади Корень.
— Ключ давай, — донеслось от проводника.
— Какой еще тебе ключ? Я же говорил — выход свободный! Ты чем слушал?
— Не ори, брат, — Белыч чем-то щелкнул, и перед нами показались уже знакомые серые стены пожарной лестницы.
Сталкер шагнул вперед и присел, что-то высматривая на металлической площадке.
— Что там? — я чуть было не кувыркнулся через его спину.
— Следы, — Белыч отодвинулся чуть в сторону, позволяя и мне ознакомиться с находкой.
В глубоком слое пыли — в сантиметр толщиной — четко проступали очертания трехпалой птичьей лапы. Между пальцами свободно поместилась бы моя ладонь, а в длину след был не меньше чем полтора моих. Я посветил дальше, и на ступенях нашлись еще несколько отпечатков.
Над нами навис любопытный Петрович, озадаченно потер подбородок:
— Если бы я не знал точно, что это невозможно, я бы поспорил, что здесь бродил страус, ага?
— Четырехлапый, — спокойно добавил Белыч. — Прямоходящий.
— Четырехлапый страус? Оригинально. А откуда такие выводы? — спросил Петрович.
Белыч ничего не ответил, лишь поднял фонарь, осветив противоположную стену: на уровне человеческого роста в бетоне четко виднелись глубокие параллельные борозды, идущие ровными вертикальными рядами.
— Не знаю насчет прямоходящего, — усомнился Петрович, — медведь об сосну так же когти точит.
— Знаешь, командир, — Белыч встал во весь рост, — что-то мне не очень хочется дальше идти. Боязно.
— Как хочешь. Можешь идти обратно. — Корень демонстративно подкинул на ладони мастер-ключ.
— Я же не сказал, что не пойду.
— Как хочешь, — повторил Петрович, — не думаю, что без тебя мы не доберемся до места.
Проводник недолго потоптался на месте и, приняв решение, спустился на ступеньку, оглянулся и сказал:
— Правильно. Пусть они нас боятся. Кого встретим, того вздрючим. Так, командир?
— Взрослеешь, брат, — усмехнулся в ответ Петрович, и ладонью, мягко, подтолкнул меня следом за сталкером.
Мы преодолели два этажа, следуя за отпечатками трехпалых лап, и остановились перед пустым входом на восьмой этаж. Дверь валялась под узкой лестничной площадкой, изломанная, как лист картона. Проводник выключил фонарь, к чему-то приглядываясь. В проёме мелькали далекие, еле различимые огоньки, разных цветов, мигающие, они, казалось, парили в воздухе, похожие на лесных светляков, если, конечно, насекомые вырастают до размеров гандбольного мяча. Белыч снова включил свет и осторожно пошел вперед.
Сразу за герметизирующим порогом начинался уже привычный коридор шлюза, он тянулся на десять шагов вглубь, после чего обрывался. Дальности диодного фонаря хватило, чтобы разглядеть у противоположной стены такой же короткий обрубок шлюза, выводивший к новому спуску. Метров двадцать предстояло пройти по усыпанному крупными стеклянными осколками полу.
Мы с Белычем, высунувшись с разных сторон за край разрушенного шлюза, осмотрели окрестности.
Привидевшиеся нам огни оказались цветками какого-то разросшегося растения — его заросли виднелись и справа и слева от нас. До ближайших можно было — при большом желании — дотянуться руками. Цветки, похожие на гигантские одуванчики, даже не цветки, а непонятные образования на тычинках, растущих из мясистых чаш, сильно напоминающих отлитые из чугуна декоративные мусорные урны. Под ними едва заметно глазу колыхались длинные листья, почти как у алоэ, но все-таки больше похожие на осьминожьи щупальца. С нескольких, сломанных, повисших безжизненными плетями, текли скупые капли красноватого сока.
Под потолком висели квадратные плафоны светильников, тянулись металлические трубы поливочной системы, оснащенные спринклерами, или дренчерами, или черт знает, как эта фигня у огородников называется.
Оранжерея, что ли?
Чем, учитывая специфику заведения, они здесь занимались? На ромашках гадали — "любит, не любит"?
Белыч потянул меня за рукав. Под кустом с его стороны лежала трехпалая гниющая лапа.
— Хм...— раздалось над головой тихое покашливание Петровича, — я вообще-то не биолог, и тем более не ботаник, но сдается мне, что розочки плотоядные.
— Как росянка? — я слышал краем уха о настоящих плотоядных растениях, жрущих насекомых.
— Долбанувшаяся росянка, жрущая трехпалых мутантов, — добавил Белыч.
Ближайшие к нам растения начали проявлять беспокойство. Листья зашевелились быстрее, один из них осторожно, огибая битое стекло, пополз по полу к шлюзу.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |