Вот и Эмилий. Умный и сильный. А верность и честь... Как их проверишь? Эйлет ломала голову — те немногие минуты, когда не раздавала указания рабочим, не барахталась в ледяной воде, спасая сдуру посаженную на мель барку, не тянула веревки и блоки, подавая пример, не ругалась с кормчими идущих вниз судов, которым мост перегородил путь. Не спала, наконец!
Она совершенно не подозревала, что проверка, бряцая сбруей и оружием, во весь опор летит к ее мосту. Командир уэссексцев, издерганный постоянными упреками в бездействии, решил провести глубокую разведку.
Это были лучшие — из тех, кто остался. Самые доспешные, самые умелые, храбрые и осмотрительные разом. Все — рыцари, цвет уэссекских тэнов — служилого сословия, более всего напоминавшего дворянство. Между ними ни одного слабого — ни слуг, ни оруженосцев, лишь несколько опытных латников. Работа предстояла опасная и трудная. Требовалось обойти сильных, до поры не обращать внимания на слабых. Вернуться, рассказать. И, только увидев достойную цель, бросаться в атаку.
Понтонный мост, уже перекрытый на всю длину, такой целью являлся. Пусть по ширине его предстояло нарастить больше, чем вдвое — все равно готовый мост. Перейти с берега на берег уже можно.
Эмилий не был бы римлянином, если бы не организовал охранение. Он даже лагерь хотел перенести с восточного берега, пологого, на западный, крутой. Но пожалел полдня. Оказалось — зря.
Гленская тыловая команда состояла из воинов. Сида их буквально из рядов вырвала — тех, кого кланы поставили бы в строй. Сказала — снабжение нужней лишней сотни бойцов. Те сперва ворчали, но после того, как армия Глентуи пролетела немалый путь втрое быстрей обычного, умолкли. Поняли — стали подручными по военной магии. А это — боевая работа, и даже почетная.
Топоры у гленцев и без того под рукой были. Многие и дротики похватать успели. В том числе Эйлет. Вот и оказалась в первом ряду, возле Эмилия. Спереди — нахальная зелень заливного луга, не обращающего внимания на давно наступившую зиму, потеющая грязью грунтовая дорога. За спиной — ленивый поплеск речной волны и остов недостроенного моста, да занимающие место в задней шеренге строители, которым довелось бежать с той стороны. Короткий строй — три линии, меньше никак — нужно, чтобы бойцы чувствовали поддержку. Людей, которых для стройки вполне хватало, оказалось ничтожно мало для схватки.
Саксы обошли завал лесом, потратили несколько мгновений на то, чтобы порубить в лагере шатры — и зазевавшихся. И вот уже наносят первый удар — несильный, вскользь — как у конницы, только начавшей привыкать к стременам. Полетели дротики — немного, да ни одного мимо. На место раненых и убитых встали люди из второго ряда. Саксы напали снова. Вновь — хрипы, стоны. Вновь свежие люди в первом ряду — но уже с заминкой.
Эмилий сознавал — то, что гленцы еще не побежали — уже чудо. Нормальные легковооруженные африканцы или греки бросились бы наутек после первой атаки, гвардейцы — после второй. Страшно — вставать на место второго уже убитого, поднимать теплое от его рук копье, и видеть — ни один враг не повержен. Даже не задет.
Эмилия это не касалось. Хорошо выученный, рассудительный, римлянин не дрожал — считал. У саксов по два дротика, значит, закончились. Теперь третья атака, подойдут на копейный удар. Удастся пустить рыцарям кровь — есть шансы, что камбрийцы снова устоят. И настроение станет совсем другое.
Эйлет не успела схватить щит. Только копье. Кольчугу с утра нацепила, да в воду лезть пришлось, скинула, чтоб не заржавела. Первый же дротик был — ее, но левая рука Эмилия чуть дернулась, и жало, пробив щит — равно округлый со всех сторон, как принято говорить — остановилось в дюйме от груди. Отяжелевший щит Эмилий не бросил, и поймал еще два снаряда — один свой, один — опять — ее. Показалось, что римлянин успел одобрительно подмигнуть. Мол, хорошо держишься, белобрысая. Но после второго наскока щит стал неподъемным, и упал под ноги.
Тогда она и решилась. Страх куда-то ушел. "Покажешь спину — умрешь без толку". Слова отца, слова матери, слова сиды, слова сэра Эдгара, гонявшего на ополченских учениях до семижды семи потов. В то время, как другим девчонкам, не то, чтобы спуску давал, но обходился без пристрастия. Когда выяснилась причина — Майни с комендантом перемолвилась — Эйлет собиралась с сестрой не разговаривать неделю. Хитрюга заболела вовремя! Теперь эти же слова кричит Эмилий — а слышит, похоже, только она. А конница — ближе, ближе! Проносится мимо, под веселые крики раня и убивая вжавшихся друг в друга бриттов, отчаянно выставивших свои коротковатые жала. Идет забава, и саксы не ждут, что кто-то из врагов осмелится высунуться из обреченного строя.
Эйлет сама не сообразила, как сделала шаг вперед. Она выбрала — шлем с бармицей, белый султан, бритый лошадиный подбородок. Повернула копье, как учили, зацепила заднюю ногу рыцарской лошади, и резанула листовидным наконечником.
Шаг назад. Всадник с выбеленным конским хвостом на шлеме падает с забившейся лошади — слишком близко к камбрийским рядам. Он еще не встал прочно на ноги, не успел поднять щит. Снова выпад — и добротная кольчуга не спасает сакса. Снова в строй!
Вовремя — удар следующего всадника пришелся в пустоту, зато Эмилий ткнул рыцаря, пытавшегося отомстить за товарища, в неприкрытое кольчугой бедро. Третий — выпал из седла сам, когда конь поднялся на дыбы перед маленькой свалкой.
Саксы пользовались стременами — точней, кожаными петлями — немногим больше недели. И уж их-то сида не предупреждала. А своим пожужжала все уши: слетишь с коня, а нога останется в стремени — ты труп. Причем не сразу, и очень неприятно. В случае самого везения — калека. Потому бритты делали широкие стремена, да твердые понизу благодаря накладке из литой бронзы. А саксы сделали свои петли слишком узкими. Им казалось — чем крепче нога держится в петле — тем лучше! Все случилось так, как говорила сида. Сакс умер, небыстро и нехорошо, истоптанный собственным конем.
— Третьего положила Неметона! — не важно, кто выкрикнул. Подумали все. Кроме римлянина.
Вот тут настроение и стало — правильным. Устойчивым. До следующей атаки. А уж когда гленцы увидели, что саксы спешиваются, начались насмешки над врагом.
Увы, заряда бодрости хватило ненадолго. Можно сколько угодно сознавать, что на твоей стороне правое дело, старая богиня из холма и воинство небесное — но когда под ногами бьются в агонии товарищи, а к тебе идут, не особо торопясь, одетые в железо неуязвимые убийцы — сердце дрогнет у любого.
— Ударим? — выдох рядом с левым плечом. С непривычки стоять и ждать — нестерпимо. Даже побывав в битвах — все равно хочется сделать хоть что-нибудь, а не просто ждать опасности. Но девчонка рвется вперед, а не назад. Да она вообще — улыбается! Спокойно стоит, и целит саксам смертью в грудь. Против пехотного копья что кольчуга, что паутина. Да и щиты у всадников сверху не окованы железом. У большинства. Значит, хорошего удара могут не выдержать... Если же быстро положить парочку — так можно и перерешить, кто тут волки, кто овцы. Главное, угадать момент.
— Сейчас, пусть запыхаются еще немного, — громко, чтобы все слышали, объявил Эмилий, — Они свеженькие, только с коней, а мы строили мост. Так что на половине пути таких гостей встречать неуместно...
Голос весел, а глаза щупают подходящих врагов. Им тоже несладко. И идут... Не строй, не толпа — каждый сам по себе, но вместе. Волки. И ни одного конского хвоста на шлемах. Кажется, единственного командира убила Эйлет.
Значит, или встанут, или бросятся. Встанут — тут и нужно ударить, но если бросятся первыми — камбрийцы побегут. При всем уважении к своим людям, иначе думать римлянин не мог — это ополченцы, а принять неприятельскую атаку стоя не всякий легион способен. Но каждый лишний шаг вперед — испорченный строй, сбитое дыхание. Всего преимущества — чуть слабее ужас перед острым железом. Надо бы заменить людей. Отбивавших всадников, истрепавших силы и нервы — из первой шеренги отвести назад. Кто пока не бился, только ждал — вывести вперед. Будь у него под командой не ополченцы, а полусотня ветеранов персидского похода, нескольких секунд бы хватило, и строй не нарушился. А так...
В мягкой звериной походке саксов появилась нарочитость. Гибель командира, стремена, из опоры превратившиеся в ловушку. Саксы слышат насмешки бриттов, да и сами иначе понять случай не могут. По-прежнему волки, но волки помятые и опасливые. Которые зауважали не столько гленских ополченцев, сколько помогающую тем злую волшбу. И теперь ожидали чего угодно. Хоть и того, что собственные сапоги начнут кусать за пятки!
Пора! Эмилий оглянулся, поднял руку, успел удивиться гранитному спокойствию в глазах Эйлет — и саксы бросились! Оставалось заорать: "Вперед!" и метнуться навстречу, надеясь, что команда и импульс командира не дадут родиться панике.
Сакс, которого выбрал римлянин, дернулся — уклониться, копье отошло в сторону, щит качнулся вниз — и выпад римлянина — в лицо — оказался удачным. Зато рядом — справа — вдруг стало пусто. Подобно римским легковооруженным, ополченцы не продержались в прямой стычке и минуты. Их хватило на один удар. И тот смогли нанести далеко не все. И не у всех этот удар — первый и последний — достиг цели. Потом строй рухнул внутрь себя. Передние ломились сквозь задних, те пытались устоять на ногах, подняться... Отползти... Строя не стало, не было даже бегущего стада — небольшая, давящая сама себя кучка еще живого мяса, парализованная собственным стремлением к бегству. И деловитые жнецы, которым предстоит лишь немного работы.
Эту минуту римлянина не трогали. Командира не было — и рыцари просто рубили ближайших врагов, а это и оказались беглецы. Те, что стояли против него и Эйлет — валялись на земле и рубиться уже ни с кем не могли. Так что Эмилий мог прорваться — туда, к саксонским коноводам. И даже протащить под щитом сводную сестру августы. Но въевшаяся за годы службы привычка выполнять задание любой ценой взяла свое. А мост был заданием. "Тоже задание", простое прикрытие настоящей работы, но об этом Эмилий в те секунды совершенно забыл. Причина — правильная, веская, да он в ней совершенно не отдавал себе отчета. Не до того было — нужно прорубаться обратно к мосту, да еще и прикрывать ту, которая все так же держалась рядом. Привычная уже, как третья рука. С копьем. Твердая и меткая.
Эйлет своего сакса заколоть не сумела. Зато — заставила отшатнуться, и уж от копья римлянина он не ушел. Все остальные занялись легкой добычей. Настолько, что довелось ударить одного в спину. Остальных, кто пытался загородить путь — двоих? троих? Она не считала — Эмилий то ли убил, то ли покалечил — быстро, так быстро, что и не рассмотреть, как.
Под ногами скрипнуло неровное покрытие из расщепленных бревен. Четыре локтя в ширину, двоим толком не встать. Что ж, работа второго ряда тоже пойдет. Опять же, барки длиннее настила. И саксы могут попробовать забраться с ближайшей к берегу.
Уэссекцы не торопились. Пожалуй, метнись они вперед, как бешеные животные, все вместе, кто по настилу моста, кто по воде и через барку, последних защитников они б одолели, но сами себя больше перекалечили, чем потеряли от сопротивления. Однако — боевой опыт не пустил. Навалиться кучей и зарезать врага, заплатив половиной жизней, и в головы не пришло. Да и унизительно для потомственных воинов добиться победы — так. После победы над ополчением, к рыцарям полностью вернулась самоуверенность. Их даже не насторожило то, что загородивший дорогу воин перекинул меч в левую руку. Двое немедленно попробовали взять в копья Эмилия. Один остался без кисти, другому римлянин перерубил дротик. После чего повторил несколько слов, которыми камбрийцы осыпали саксов, когда те начали слезать с лошадей.
Еще двое, с мечами. Сдуру встали рядом, мешая друг другу. Стоявший слева попробовал рубануть Эмилия по голове — тот вовремя вскинул руку, подставив наруч. Почти одновременно правый попытался уколоть в ногу — из-под щита, мечом, слишком коротким для настоящей угрозы. Не достал, а напарнику помешал. Возможности уйти в оборону римлянин им не предоставил. Ударил левого в подмышку, где на кожаную основу не были нашиты металлические бляхи — и немедленно занялся оставшимся. Укол в обход щита — и у Эмилия стало меньше врагов, да и щит появился. Крепкий, из плотного дерева. И — что редкость для всадника — с железной оковкой поверху, прекрасно подходящей для отражения излюбленных варварами рубящих ударов. Хорошее тяжелое копье тоже не лишнее.
Эмилию результат понравился. Он повторил ругательства. И даже сделал пару жестов, в Средиземноморье почитавшихся универсальными оскорблениями. Но саксы урок поняли. Потому, старательно прикрываясь щитами, обошли берег. Собирали метательное оружие. Эйлет, словно безумная, бросилась вперед — еле удержал.
Тогда она принялась громко говорить. По-саксонски. Эмилий не понимал ни слова. Зато заметил — те стали двигаться несколько иначе. Настолько хотелось броситься. Но — превозмогались. Снова зауважали.
— Вы люди или рыбы? — насмехалась девка, одетая вождем. — Вам годится только падаль! Вот перед вами готовые к смерти герои — так убейте же нас! Неужели вы не видите света славы на наших лицах, что подобны Луне и Солнцу? Убить нас — доблестное деяние! Я сестра богини, мой воин — потомок богов и героев Рима, и сам великий герой, наши копья алы от крови Хвикке. Убейте нас — или бегите, как шелудивые псы! Сперва с поля боя, потом из Камбрии, а там и вовсе с острова Придайн. Знайте — по этому мосту пройдет смерть саксов. И если вы не разрушите его, все вы не просто трусы, но еще и мертвецы. От вас уже пахнет!
Саксы терпели. Потом вернулись. С дротиками.
Эмилий повторил тираду. И стал медленно отступать. Эйлет, накричавшись, чуток пришла в себя. Отдала дротик, умница, взяла тяжелые копья. Отойдя до середины моста — римлянин уселся на настил с крайне безразличным видом — сам закрыт щитом, копье сжато в кулаке. Саксы не повелись. Достали топоры и принялись рубить первый пролет.
— Дураки, — шепнула Эйлет. Устроилась рядом, под прикрытием широкой окольчуженной спины. Странно, что теперь, когда они остались вдвоем, а враги потеряли не больше трети, казалось, опасность миновала. Может, от позы Эмилия веяло надежностью? И древностью. Историями, которые Майни пересказывала лекарскому отпрыску! Так, не выпуская оружия, закрывшись шитом и опершись на копье, отдыхал Кухулин, когда в одиночку сдерживал войска четырех пятин Ирландии.
Римлянин, который и не подозревал, что подражает легендарному герою, хмыкнул.
— Они дикари, — сказал тихо, — я не могу иначе назвать тех, кто сунулся воевать, ничего не узнав о стране, в которой предстоит действовать. Нит неглубок, потому все лодки заякорены. А они надеются, что сейчас весь мост снесет течением. Но если враги потратят несколько минут на то, чтобы причинить вред, который хороший плотник в одиночку исправит за полчаса — к чему мешать?
И задумался. Девушка формально оставалась начальницей. Как ей приказать уйти? Чтоб послушала? Пусть живет. А он... Сможет продержаться достаточно долго, даже не раскрывая подготовки. Место узкое, а хороший воин и против троих врагов какое-то время устоит. Мысль бросить мост и в голову не пришла.
