— Йарайа душа веллалэ, — добавила эссэль, тёмно-синими очами на белейшем лице взирая на смертных. То был взгляд существа, старшего Дивора даже не на века, но на тысячелетия — такая мысль мелькнула у Гарри. Гермиона же просто была заворожена этим взглядом. — Сойоройо.
— Она говорит, что смерть не лишает этого дара, — перевёл лорд Тей, не упомянув довольно странные представления о рождении и смерти, которых придерживались эссэли.
— Йасар йарайа душа сивистоссэ, — загадочная улыбка озарила лицо Вики.
— Сарто девессорэ неточность, — раздражённо ответил ей Дивор. — Я знаю, но ничего не могу поделать, — и пояснил ученикам. — Она упрекает меня, что перевод неточен. Как будто призрак или смертный способен понять высокую речь досконально!
— Велиалорэ, Дивор, — улыбка пропала, эссэль нахмурилась. — Стоссэр.
— Она говорит, что Высокую Речь может понять смертный, но этому надо долго учиться, — перевёл призрак. — В её понятии "долго" — это века, а может, и тысячелетия.
— Велиалорэ, — повторила Вика, затем уже сосредоточенно произнесла. — Время зависит от контекста ирсайо фоогрэ, — и опять рассредоточилась, с прохладной усмешкой взирая на недоумение Дивора.
— Что-то вроде "ты не прав, время зависит от контекста... — Дивор запнулся, — судьбы-жизни, паутины судеб, теней взаимоотношений событий в вероятностном..."— опять запинка и восклицание. — Нет, я не могу понять это полностью! — и всплеснул руками: эссэли!
— Дар, — напомнила эссэль.
— Гарри Поттер, ты согласен принять дар Вики Эа-Тиайо? — вопросил Дивор, выбросив из головы мысли о "вероятностных пространствах дробной мерности", что бы эссэль ни имела в виду!
Гарри задумался. Прямого вреда ведь нет? Выходит, дар безопасен — если Дивор правильно понял эту Вику, а это далеко не факт. С другой стороны, когда ещё будет шанс принять дар столь древнего и могущественного существа? На ум пришли дары-которые-скорее-проклятья из сказок, и он уточнил:
— Дар похож на проклятие?
— Нет, — эссэль всплеснула рукой — озеро отозвалось всплеском воды. — Не искажение лилилилло душа, астарстсэ дополнение, добавление.
— Ладно, — решился Гарри. — Я согласен.
Эссэль кинула на него испытующий взгляд, странным образом парой шагов пересекла пять метров, оказавшись совсем рядом. Взмахнула рукой, и Гарри почувствовал, как ледяные брызги попали на лицо. Когда он проморгался — лицо было сухим! — Вика уже повернулась к Гермионе:
— Гермиона саахарэ, согласна?
Та смотрела на эссэль и медлила решить. Короткий взгляд на Гарри — с ним было всё в порядке. Неожиданно для самой себя Гермиона спросила:
— Кто ты?
— Интуиция мага, — серебряный смешок. — Дева Озера? — ещё один смешок. — Сплетённая вечности? Светом журчащая? Я — проводник далёких вод, зов реки времён, глас-тень Элайи, отражение ночи в покойных водах, — она явно прилагала усилия, чтобы говорить определённо, но получалось не очень. — Мера свечения сущности виргэ теней Элайи частью зависит от моего танцоттэ. Не понимай, — грустная улыбка. — Чувствуй. Верь. Видь. Смотри. Будь. Ты примешь дар?
— Да, — заворожённо ответила Гермиона. На миг ей показалось, что она понимает, о чём говорит эссэль — и это что-то было куда как масштабней, чем она могла представить... Да и сама Вика была кем-то выше, глубже, чем простой, пусть и древний дух озера. И от её дара отказываться было... кощунственно.
— Твоя воля, — взмах руки и веер брызг. Когда Гермиона протёрла сухое лицо, эссэль уже удалялась, с каждым шагом погружаясь в воду.
— Вика, — окликнул её Дивор. — Почему?
— Ирсайо, — "ответила" та, не оборачиваясь. — Воля Элайи. Не зови меня боле, Дивор Тей, — с последним словом её голова скрылась под водой. Гарри напряг зрение — бесполезно, светильники озаряли прозрачные воды без следа эссэли, не помогло и магическое зрение.
— Думаю, вам стоит отдохнуть, — молвил Дивор. — Отложим вызов остальных духов. Я должен сообщить о произошедшем вашим наставникам.
Глава девятнадцатая: Статут
Вместе с не то названной, не то приёмной дочерью Сапфир появился в самой настоящей сверхсекретной базе, гавани для одного единственного, но особенного корабля. Ещё один проект, на который потрачены годы жизни — и теперь этому проекту пришло время приносить пользу. Тем более что этот проект синергичен с "проектом" Сабрины. Собственно, эти два проекта (пусть Сабрина как именно проект изначально и не задумывалась) идеально подходили друг для друга. В конце концов, Сабрину надо раскрывать, и этот проект — практически идеальное место. Осталось только договориться с наёмным работником, ещё одним молодым талантом, переполненным энтузиазма. И если этот талант окажется достойным своего деда, то окупит всё.
— Добрый день, добрый день! Мы только что закончили работу и всё проверки, Синий Лорд, — поприветствовал коренастый, напоминающий образ гнома из маггловского фэнтази волшебник, энергично размахивая руками.
В доке-гавани царил тёплый жёлтый свет от множества электрических ламп, которые были воткнуты научниками да инженерами везде и всюду. Зачем? Да кто вообще разберёт, что взбредёт подвыпившим магам из научного подразделения на рождество? А на трезвую голову снимать весь этот ярко-жёлтый хаос они отказались — больно уж атмосферно оно смотрелось. Весь пол был занят хаосом всевозможных волшебных и не очень устройств. А уж сколько здесь витало чар, сколько алхимических запахов забивало нос...
Посредине металлического дока парил в воздухе он. Деревянный, не очень-то похожий на что обычные морские, что настоящие космические, корабль. Отдалённо он напоминал скорее воздушные корабли — самолёты. А ещё — на гигантский катамаран с кучей торчащих со всех сторон винтов и фонарей. Впрочем, об аэродинамике и прочих мелочах разработчики этого чуда не задумывались — и правильно. Да, летучий корабль уверенно чувствовал себя как в воздухе, так и в космосе или воде, да и в лаве успел поплавать во время тестов — но предназначался покорять совсем другую среду.
— А вы сами, мистер Бардин, готовы для путешествия? — поинтересовался Сапфир.
— Всегда готов, мой лорд! — широко улыбнулся тот — и замер. Наконец-то заметил Сабрину! О, Бардин это умел — не замечать что-то непривычное, в то же время как в привычном он ориентировался более чем хорошо. — Мой лорд, а девочка с вами — это так и должно быть или меня подводят глаза?
— Во-первых, — прервал жестом словоизвержение Бардина, — не "мой лорд", а "капитан", раз уж мы собираемся в плаванье. Во-вторых, будьте чуть вежливей с моей приёмной дочерью, механик Бардин. Сабрина, — повернулся к Саабрин, — этот не очень вежливый человек — техномаг Фёдор Бардин. Мистер Бардин, эта юная леди — моя приёмная дочь Сабрина, которая возьмёт на себя роль нашего навигатора. Предупреждая вопросы: в этой области она не менее талантлива, чем вы — в своей.
— Рад знакомству, мисс... — замер, соображая. Ну да, ну да. — Леди Блу, — а быстро ж он опомнился и перестроил картину мира. — Вам понадобится какое-нибудь картографическое оборудование?
— Нет, мистер Бардин, — на удивление вежливо и правильно ответила Сабрина. Растёт над собой! — Я сама себе "картографическое оборудование", — объяснила своим размеренным, уже не совсем безразличным, ровным, но далёким от эмоционального тоном.
— Возможно, вам стоит провести экскурсию по кораблю? — предложил Бардин. Заглаживает вину? Но для экскурсии ещё рано. — Я могу...
— Не стоит, — вновь остановил его Сапфир. — Подождём всех остальных. Лукас здесь?
— Здесь, он, где ж ему быть? — чуть не подпрыгнул от возбуждения Бардин. — Мы ждали только вас! Хм, — потёр бородку. — Вы говорили, что с вами будет ещё один член экспедиции. Исследователь!
— Так и есть, — кивнул Сапфир. — Он прибудет с минуты на минуты именным портключом. Я рассчитывал на большее число исследователей, но не сложилось: кто-то отказался, кто-то ненадёжен, а кого-то не удалось найти, — да, кто-то наподобие Пернеллы Фламель определённо бы не помешал.
Очень жаль, что мистер и миссис Фламель вновь отошли от всего мирского, кроме неясной аферы с Дамблдором и философским камнем, которая ещё расследуется. Найти великого мага, прилагающего все силы, чтобы скрыться, и имеющего шесть сотен лет опыта... Нет, Сапфир мог. Теперь, с "навигатором" возможно стало найти фактически всё, что угодно, в привычной реальности. Вот только Фламели будут далеко не рады своему нахождению и могут ответить... асимметрично. Мадам Фламель в гневе Сапфир видел лишь раз в жизни — и никогда этого зрелища не забудет, равно как и прочие свидетели. Именно тот давний случай навсегда отбил всему магическому миру желание злить волшебника, признанного великим, без другого такого волшебника на своей стороне.
Интересно, кто-нибудь из них, современных волшебников, вообще осознаёт, что происходит в мире? Они никогда не задавали себе вопросов, куда пропало большинство волшебных существ, о которых столько легенд и преданий? Почему никто не задумывается, откуда взялся Великий Акт о Защите, неосведомлёнными именуемый Международным Статутом о Секретности, а на самом деле являющийся ничем иным, как "актом об ограничении всякой масштабной и высокой магии"? Нет, были, разумеется, и те, кто помнили этот акт: те же Фламели, например. Или... он сам. Как сейчас Сапфир помнил то время, как сейчас помнил: двенадцать магов становятся в углы гигантской додекаграммы...
Это было в Дании. Начинался рассвет, и сильный ветер трепал волосы двенадцати волшебников, всех, кто имели право называться великими на тот момент. Они стояли на призрачной додекаграмме высоко над городом, а любопытные волшебники и магглы глазели в небо. Чародеи из королевской гвардии продолжали и продолжали отправлять вверх заклятья, одно могущественней другого, чтобы хоть как-то достать нарушителей порядка. Тщетно, разумеется — лишь красивые разноцветные фейерверки от столкновения волшебств озаряли небеса. А они стояли друг напротив друга, уверенные в своём решении, уверенные в том, что делают, и каждый из них был фокусом великой силы.
Лорд Блу представлял собой Англию. Николас и Пернелла Фламель — Францию. Два представителя было у Российской Империи, один — у Аравии. Один индиец, один китаец, один американец, турок, немец и, наконец, последняя. Атика Сей-Тиор не представляла никого, но в то же время, весь земной шар, который исколесила путешествиями да экспедициями. И именно Атика организовывала этот ритуал — не на правах старшей, не на правах сильнейшей, но на правах, как сказали бы магглы, главного инженера. Впрочем, это не значит, что остальные не понимали, что происходят — отнюдь! Каждый из них в мельчайших деталях представлял собой работу и форму своей части ритуала, а четверо, Блу, Сей-Тиор, Горячёв и Хольцер, понимали и всю схему.
Не сказать, чтобы они хорошо относились друг к другу. Совсем нет. Не сказать, чтобы они поддерживали тесные отношения. Собственно, большинство из них не поддерживало отношений с остальными прямо — только косвенно, через других. Блу знал Фламеля и Хольцера, Сей-Тиор — Фламелей и Горячёва, Горячёв...
Но они были представлены друг другу — представлены, когда вошли в неназванный клуб с неписанными правилами и несуществующим на бумаге, но эффективно работающим кодексом. Представлены, когда стали подлинными великими магами, когда перешагивали порог простых волшебников, пусть даже трижды гениальных мастеров и первооткрывателей новых областей. Представлены, когда их могущество и, что немаловажно, контроль над ним становились такими, что даже магическая община страны вроде Франции не могла ничего им противопоставить. Или когда творили нечто воистину выходящее за пределы.
Николас Фламель стал великим волшебником, когда создал философский камень — и несколько раз подтверждал своё звание новыми открытиями. И такова была подлинная сила этих открытий, что все они были скрыты даже от коллег по безымянному клубу.
Пернелла Фламель медлила больше сотни лет, прежде чем представить свою величественную, воистину невероятную мощь миру — и повторить её достижения никто так и не сумел, пусть она и оставила намёки на вехи своего пути.
Хольцер... О, этот въедливый старик не зря считался темнейшим из тёмных чародеев, чьё искусство способно достичь неведомых глубин материи, которые современные физики называли ядрами атомов — достичь и расщепить, выпустить их беспредельную силу вовне! Хольцер действительно мог стирать города мановением пальцев, но никогда не прибегал к этой силе, углубившись, неожиданно для всех, в строение живых существ. Вместе они сделали это, Горячёв и Сей-Тиор, когда Хольцер нарушил неписаные правила, и бой тот не был никому известен. Короткий, сухой и горячий, как песок южных пустынь, отчёт выслушал их маленький клуб из уст Сей-Тиор.
Атика, Атика Сей-Тиор, самая таинственная из них, самая эмоциональная и самая скрытная одновременно. Фламель — её поручитель, но не Николас, а Пернелла, и никаких подтверждений, кроме высочайших боевых навыков, она не демонстрировала — оказалось достаточно авторитета Пернеллы, а вечную молодость списали на философский камень — зря, разумеется. И именно тогда, в период ввода Статута, Атика Сей-Тиор раскрылась по-настоящему, раскрылась как ритуалист, равного которому просто не было. Она одна знала все современные ритуальные системы и неведомо столько древних и забытых, а точность и чёткость её ритуалов, скорость подготовки и понимания...
И если само решение предложил китаец, чьё имя уже истёрлось из памяти, то реализовывала его, прежде всего, Сей-Тиор — реализовывала, вбирая лучшее из всех ритуальных систем. Но, разумеется, каким бы гениальным ритуалистом она ни была, в одиночку такой ритуал не потянула. Они сделали это вместе.
Палочки, перстни, жезлы и посохи воздели они, паря на двухсотметровой высоте. Каждый из них закружился в своём танце — танце ритуала, танце, в котором любое движение или бездвижие имело колдовскую силу. Нет, не каждый. Двое остались неподвижными — Пернелла Фламель и лорд Блу. Она балансировала и контролировала необозримые магические силы, в этот момент оплётшие весь земной шар — он удерживал и замыкал всю ритуальную фигуру в единое целое. Атика же вела сам ритуал, задавала темп и направленность ритуального танца, там, где он и Фламель удерживали созданное от распада, она — дирижировала созданием.
Они сделали это вместе. Великий, даже величайший ритуал, что происходил в известной истории Земли, по сути своей был очень прост. Подобно тому как "Конфундус" мастера способен обмануть волшебный предмет, а "Конфундус" маэстро — и некоторые волшебные законы, так и их ритуал, следуя задумке хитрого китайца, обманывал, изменял сам мир, самую историю, то, что Вернадский, а следом Шарден и Леруа назовут ноосферой. Всё прочее, будучи лишь частью ноосферы, подчинялось целостному изменению её течения, новому закону, впечатанному в сущность бытия.
