— Ты только посмотри, — сказал Черный Хан, тяжелой ладонью впечатав в столешницу серый бумажный лист.
— И что это? — Джон стягивал сапоги, собираясь вздремнуть. Дома — в том, настоящем мире его ждала девушка, с которой он четыре дня назад познакомился в мире этом.
— Приказ. Орден ищет трех человек. За поимку живыми или мертвыми — премия и повышение.
— Орден постоянно кого-то ищет, — буркнул Джон Большеног и швырнул сапоги под кровать.
В темном бараке было душно, на койках спали вповалку Двуживущие — некоторые вот уже несколько дней подряд. Джону вообще-то полагалась отдельная квартирка, но, честно сказать, в казарме ему жилось привычней, а спалось спокойней.
— Нет, ты погляди! — настаивал Черный Хан. — Здесь есть портрет.
— Ну и что... — Джон зевнул, развернул лист бумаги к себе, читать ничего не стал, сразу глянул на картинку. — Кто это такой? Лицо, вроде бы, знакомое...
— Ты что, Выбейдверь, уже спишь что ли? — хмыкнул Черный Хан. — Помнишь маркитанку? И тех троих с ней? Ну, которые уделали тварь из Слоя?
— Вот дьявол! — Джон Большеног сгреб бумагу, поднес к глазам. — Точно, тот самый!.. Богоборец! — Он прочитал имя разыскиваемого, потом пробежал глазами весь текст. И полез под кровать за сапогами: — Пошли, Хан! Надо срочно доложить!..
8
Оказалось, что Фиву зовут Фивелинией. Ей на днях исполнилось двадцать два года. Идет она на поиски старшей сестры, которая вот уже год как пропала, но, вроде бы, недавно объявилась в Городе. Сестру звать Фаталия, хоть настоящее имя у нее Фемалия. Пропала Фаталия-Фемалия не просто так, она ушла из родного села, когда победила в рукопашном поединке кузнеца Турсула, крепкого мужика, неженатого и охочего до женского полу.
Все это Фива выложила, смущаясь и краснея так, словно рассказывала о подробностях своей интимной жизни.
— Как же она его победила? — спросил Глеб. — Случайно?
— Говорю же — в единоборстве, — с напором сказала Фива. — Бросила его на землю и скрутила.
— Хилый у вас кузнец, — заметил Ирт. — Должно быть, золотые да серебряные побрякушки кует молоточком-тюколкой.
— Сам ты тюколка! — фыркнула Фива. — Наш кузнец без молотобойца работает.
— А с девкой чего тогда не справился?
— Ты мою сестру не знаешь! Она вас троих раскидает, вместе с лошадьми.
Горр улыбнулся, посмотрел на девушку, ничего не сказал. Зато Ирт не смолчал, возмутился:
— Ты хвастать хвастайся, да не завирайся!
— Вот найдем ее и проверим, — пожала плечами Фива.
— Еще чего, искать незнамо кого... У нас и своих дел хватает.
— И что у вас за дела?
— Да поважней твоих...
Они двигались верхом. Фива сидела у Глеба за спиной, крепко его обняв. Руки у нее были сильные, и Глеб сказал:
— Ты, наверное, сама не хуже сестры дерешься.
— Куда мне! Она с самого детства с мальчишками борется; с теми, что ее старше. Это она из-за брата.
— Заступается за него? — понимающе спросил Глеб.
— Нет... Он умер. Маленький... — Она долго молчала. — Он хотел стать великим воином... Чтобы нас защищать...
— Как его звали? — спросил Глеб.
— Фатал...
— А родители у тебя есть? — поинтересовался Горр.
— Нет... Папа давно умер, а маму унесли тролли. Ее потом видели в горах, но она уже одичала, и на человека не была похожа.
— А магии тебя кто обучил? — спросил Глеб.
— Какой магии? — удивилась Фива. — Я магии не знаю, только гадать немного умею, на бараньих костях и на иголках. Это меня соседка научила, она сама много гаданий знает...
— Да нет! — мотнул головой Глеб. — Я про ту магию, который ты башку зверюге разнесла.
— А... — Фива заулыбалась. — Так это не магия.
— А что?
— Ну... Секрет наш... — определенно, девушка не хотела об этом распространяться.
— Чей — "наш"?
— Ну, деревни нашей...
— Да ты не темни, — сказал Ирт. — Расскажи, что за секрет. Нам подробности не нужны, просто интересно.
— Ну, не знаю, можно ли... Эта глина такая. Она только в горах есть, в одном месте. Мы ее копаем, сколько надо, а потом выделываем особым образом. Я молодая, я не знаю, как именно. Этим у нас старики занимаются. Потом они из глины лепешки делают, а внутрь кладут что-то, замешивают, вылепляют и ставят на солнце сушиться. Получаются такие кругляши — они разные бывают, большие и маленькие, с дымом и с огнем, с камушками мелкими. И называются все по-разному: пули, лапили, бомбары. Если их кинуть, они от удара взрываются. Но кидать надо осторожно, с умением, иначе руку может оторвать, или совсем убить.
— Ничего себе новость, — вслух удивился Глеб.
— Есть люди, которые о нашем секрете знают. Даже Двуживущие некоторые есть. Но они никому об этом не говорят, потому что глины мало, она только весной выдавливается из-под горы, а если покупателей будет много, то она быстро кончится.
— Вы продаете эти бомбы, что ли?
— Да, — сказала девушка. — Иногда. Немного.
— А у тебя с собой есть еще?
— Есть.
— Много?
— Ну... Маленьких, чтоб собак пугать, целый карман — они с горошину. Для пращи — дюжина. Бомбар с камушками — пять. А таких, как та, что зверя убила — три осталось.
Глебу представилось, что к нему прижимается пороховая бочка.
— А ты не боишься на воздух взлететь?
— Как это? Говорю же, я магии не знаю.
— Да я не про магию. Не взорвутся ли твои бомбы сами собой?
— Не должны, — Фива улыбнулась. — Ты боишься что ли, Богоборец?
Глеб пожал плечами, не собираясь отвечать. И Фива рассмеялась звонко, так, что многие путники обернулись на нее, просветлели лицами.
— Ты же, вроде бы, бессмертный, Богоборец, — сказала девушка. — Разве может что-то напугать бессмертного?..
9
Релейные станции отличались друг от друга лишь номерами. Небольшая контора из дощатых сбитых щитов, выкрашенных зеленой краской; двухэтажная бревенчатая гостиница, огороженная высоким забором — место приюта Двуживущих; ночлежка, похожая на конюшню, и конюшня, из которой вышла бы куда лучшая ночлежка, чем та, что есть; трактир с каменной пристройкой кухни, коновязь, оранжевая в черную полоску будка часового, рядом — собачья конура. И большие, издалека, с любой стороны заметные цифры — светящиеся ночью, темнеющие днем.
— Придется платить подорожный сбор, — сказал Ирт, придержав лошадь. — Дальше без бумаги двигаться слишком рискованно, нас видели перед прошлой станцией, потому отовраться, что, мол, только-только на тракт вышли, может и не получиться. И попробуем взять лошадь для Фивы — на покупку у нас не хватит денег.
— Ты же не хотел показываться на станциях, — заметил Глеб.
— А мы и не будем показываться, — сказал Ирт. — Сейчас высмотрим какого-нибудь Двуживущего подобрей, помоложе и попроще, заплатим ему, попросим помочь.
Они спешились в ста метрах от станции, отошли на обочину. Через несколько минут Ирт кивнул на какого-то бородатого великана в короткой кольчуге из простого железа, с дешевым мечом без ножен.
— Ничего себе "помоложе", — хмыкнул Глеб.
— С Двуживущими так сплошь и рядом, — сказал Ирт. — Чем он старше и здоровей, там моложе умом. Вы стойте здесь, а я пойду с ним заговорю... Фива, ты со мной! Улыбайся, опусти глаза, но иногда косо на него посматривай. И ничего не говори!..
Все прошло наилучшими образом. Выслушав почтительного Ирта, увидев два золотых и налюбовавшись на Фиву, здоровяк благодушно закивал. Он взял деньги, покосился на мнущихся в стороне Глеба и Горра, помахал им рукой. И широким уверенным шагом направился к конторе. Заходить внутрь не стал — почти все вопросы можно было решить у круглого окошка, рядом с которым висел стенд с правилами движения по Красной Дороге. Сунув деньги в окно, сказав что-то, здоровяк получил на руки четыре фигурные картонки с алым штемпелем, круглый жетон с номером и выписку для конюшего. Десять минут потребовалось ему, чтоб получить снаряженную лошадь, невысокую серую кобылу со стриженной гривой и подрезанным хвостом. Он подвел ее к Ирту, но повод отдал Фиве. Снова помахал Глебу и Горру, убрал заработанную монету в тряпичный пояс и тут же направился к трактиру.
— Вот и все, — объявил Ирт подъехавшим друзьям. — Гнать не будем, так что больше на станциях нам делать нечего. Отпустим кобылку перед самым Городом, она клейменая, ее вернут куда надо...
Когда они проезжали мимо полосатой будки, из нее выглянул боец в кирасе с красной полосой на груди. Они поспешили отвернуться и не заметили его пристального взгляда. Путники не могли знать, что все патрульные, все дежурные, заступившие на посты, все бодрствующие воины Ордена Смерти получили приказ обращать особенное внимание на верховых Одноживущих. Тем более, если они движутся группой. Тем более, если они вооружены. Тем более, если с ними едет девушка двадцати — двадцати пяти лет отроду.
Вступать в бой не рекомендовалось, но награда за поимку была обещана значительная, в разы большая, чем просто за содействие. В приказе советовалось немедленно поставить в известность вышестоящее начальство, вызвать подкрепление и дальше действовать по обстановке.
Боец в кирасе отступил в будку, три раза с силой дернул толстый шнур, уходящий в стену, подхватил алебарду и замер в нерешительности, глядя на бумагу, пришпиленную к стене перед выходом.
Дальше надлежало действовать по обстановке.
"Богоборец" — был подписан рисованный портрет. Так звали предводителя группы.
И это имя бойцу в кирасе было знакомо.
Да и нарисованное лицо тоже не успело забыться.
"Действовать по обстановке..."
Кирасир хорошо помнил день, когда обычная тренировка в учебном центре вдруг превратилась в бойню. А потом было позорное бегство, пожар, ночная тревога...
Боец решил, что обстановка сейчас самая неблагоприятная, и успокоился.
Он сделал все, что предписывал приказ.
И все, что было в его силах.
Глава 6
Во второй половине дня пришел многословный ответ на официальный запрос Танка. Некий Ли Суань, ведущий координатор, суконным языком излагал, что выяснить, кто создал Богоборца, оказалось занятием непростым. В отделах об этой работе никакой информации найти не удалось, в отчетах имя это нигде не фигурировало, опрошенные ответственные лица по этому поводу ничего не могли вспомнить. Но, — тут же добавлял Ли Суань — идея подобного персонажа вполне укладывается в концепцию дальнейшего развития Мира и игрового сюжета. Потому, возможно, работу эту поручали кому-то из сторонних разработчиков, и он, выполнив техническое задание корпорации, не удовлетворился этим и кое-что добавил от себя. Уникальных персонажей создается по сотне в неделю, — оправдывался Ли Суань, — и если разработкой занимаются проверенные люди, то новые модели загружаются в игру немедленно и практически без всякого тестирования. Да и возможно ли полноценное тестирование программных модулей, которые действуют лишь в среде Мира?
Дальше Ли Суань рассуждал о том, что компьютерные персонажи обладают свободой воли, сложными характерами и размытой логикой действий. У каждого из них есть история, жизненные цели и ценности, определенные мотивы — и предугадать, как поведет себя модель, попав в ту или иную ситуацию, в то или иное окружение, не сможет никто — даже ее создатели. Более того, компьютерные персонажи меняются со временем Они обладают памятью, они способны анализировать происходящее и делать выводы; они учатся. Возможно, Богоборец — это старая программа, которая каким-то образом приобрела новые свойства. Ли Суань назвал это мутацией, и, похоже, слово это ему понравилось. Развивая свою мысль Ли Суань постоянно называл Богоборца мутантом.
Завершалось письмо заверениями в почтении, обязательствами помочь по мере сил и возможностей и адресом для частной переписки.
Танка заинтересовали слова Ли Суаня о концепции развития мира и игрового сюжета. Он отправил письмо, в котором спрашивал, что конкретно имелось в виду, и уже через двадцать минут получил ответ.
Ли Суань отвечал, что на текущий момент в Игре развивается несколько глобальных сюжетных линий. Одна из них — противостояние Двуживущих и Одноживущих. Масштабный конфликт этот интересен не только с точки зрения драматургии игры, но и позволяет решить некоторые чисто технические вопросы: в частности, постепенную и естественную замену старых программных моделей на новые, более совершенные. Непосредственным исполнителем этой конкретной задачи является Орден Смерти. Впрочем, в настоящий момент Орден Смерти интересен уже сам по себе — и координаторы с интересом следят, как будет развиваться ситуация дальше. Ожидается, что Одноживущие начнут сплачиваться вокруг неких лидеров. Предположительно таинственный Богоборец и есть один из таких лидеров, появление которых с недавнего времени предсказывают аналитики.
В конце письма Ли Суань как бы между прочим сообщил, что на материале игры три больших начальника пишут сейчас диссертации.
И снова письмо заканчивалось витиеватыми вежливостями, больше похожими на замаскированную лесть.
Танк хмыкнул, догадываясь, что этот Ли Суань, очевидно, рассматривает его как некий трамплин для продвижения по службе. Видно, в корпорации пошли слухи о нем и его расследовании. Возможно, кто-то прочит его на какую-нибудь важную должность, потому и появляются такие вот непрошеные друзья.
Что ж, пускай. Делу это только поможет.
Танк снова сел за клавиатуру, благодаря Ли Суаня за проделанную работу и высказывая просьбу держать его в курсе новостей насчет Богоборца.
И всех прочих новостей тоже.
1
Первым заподозрил неладное Ирт. Он не стал делиться своими опасениями с товарищами — лишь сделался молчаливым, и все озирался по сторонам, да тревожно поглядывал назад. Но когда Глеб заметил вслух, что патрулей здесь гораздо больше, чем было раньше, Ирт тут же откликнулся:
— И все словно от нас прячутся. Копятся позади.
Теперь и Глеб прекратил разговоры, завертел головой.
— Думаешь, нас преследуют?
— Не знаю... Вроде бы, не с чего, но...
Они пришпорили лошадей.
— И что будем делать? — спросил Глеб.
— Свернем куда-нибудь. Поглядим, пойдут ли они за нами.
— А если пойдут?
— Значит, плохо дело... Возможно, они тебя узнали, Богоборец. Потому и не спешат нападать, силы собирают. Момента подходящего ждут...
В стороне показались покатые серые крыши маленькой деревушки. Размалеванный деревянный щит на обочине сулил отдых, выпивку и еду. И товарищи сошли с тракта, свернули на пыльную грунтовую дорогу, похожую на русло пересохшего ручья.
— Ну как? — спросил Глеб через пять минут. — Видишь что-нибудь?
— Нет.
Легкая пыль поднималась клубящимся облаком, длинным косым крылом летела на серую траву, ложилась на землю словно пудра.
— Может, они не заметили, как мы свернули?
— Может.
— Или, все же, не за нами шли.
— Может и не за нами...
Деревня была такой же пыльной, как и дорога. В пыли возились дети — сгребали пыльные кучи и разбивали их ногами; в пыли работали крестьяне — тяпками окучивали гряды; в пыли купались птицы: куры, голуби, воробьи; грудами серого меха валялись собаки, ворчали на чужаков, лениво поднимая головы — и голоса у собак были глухие, словно пыль набилась им не только в шерсть, но и в глотки. Пыль хрустела на зубах и брала за горло, пыль застилала солнце и делала небо грязно-серым.
