Для чего я связалась с костями голени, если всё так безнадёжно, ведь ещё неизвестно, получится ли у меня дать жизнь аппарату ВОМОС? И какое отношение голень имеет к ранению лица у Маши, или я уже забыла про подругу? Всё просто и логично, если понять, что я планирую сделать. Кто мне без наработанного предварительного опыта даст накладывать на лицо неизвестную конструкцию? То есть мне сначала нужно приживить в мир сам аппарат внеочагового остеосинтеза, а заодно сделать себе на этом имя и фамилию, ведь, нельзя не учитывать, что медицина — крайне костная и консервативная среда! И огульно резвиться и экспериментировать на здоровье живого человека мне никто не даст, если не наработаю достаточно высокий статус и не докажу своё право на применение нововведений. Вот для этих целей я и выбрала такую сложную и даже скандальную тему, на которую больше никто не покушается, как говорят в Одессе: "дурных нэма"...

Но мало просто нарисовать кольца с дырками разных размеров, штанги, гайки и разные типы шайб. Нужны ещё наборы спиц, и не просто так, а всё это нужно рассчитать и обосновать с позиций сопромата характеристик конкретного металла и механики вероятного использования, а этих знаний у меня нет, и уровень нужен ВУЗовский инженерный. Нужен ещё и не просто металл, а металл очень высокого качества, крепкий на излом, нержавеющий и инертный к живым тканям организма. Как выбор, я видела два варианта, это высокопрочная легированная нержавеющая сталь или титан. Но последний только на кольца и спицы, на гайки и шайбы он не пойдёт, как мне сказали. Но в случае применения титана, мы получим биметаллическую конструкцию, а ткани тела прекрасный проводник и обладают своей электрохимической активностью. То есть с титаном лучше не мудрить, хоть он лёгкий и прочный, а работать только с высоколегированной нержавейкой, с достаточно высокими прочностными характеристиками. Даже писать это долго, можете себе представить, насколько это оказалось сложно реализовывать. Наверно где-нибудь в Америке, если бы я нашла под эту идею шустрого и хваткого бизнесмена, он организовал бы какое-нибудь акционерное общество, которое бы выпустило под голую идею и будущие барыши акции, собрало деньги. А мне бы осталось только шевелить своими мозгами, чтобы отработать вложенные средства. Но не у нас и не в условиях заканчивающейся войны. Да, сама ситуация — это разрыв всех шаблонов, если бы я хотела какое-нибудь лекарство или даже необычные носилки, всё было бы понятно. А тут какая-то фигня и если подумать, то очень похоже на что-то жутко шпионское. Не смейтесь! И такое было! А если без шуток, то плыть поперёк потока и навстречу ему — очень не легко...

В общем, правдами и не правдами мне удалось пробить себе командировку на Ленинградский Металлический завод, где уже работал цех специализирующийся на изготовлении турбинных лопаток, который уже начал работать на перспективу, на будущие турбореактивные двигатели и где трудились многие немецкие специалисты имеющие богатый соответствующий опыт наработанный в мастерских Пенемюнде и авиазаводах. А мне был нужен материал, с которым работал этот цех, между прочим ОЧЕНЬ режимный и секретный, про который фиг бы я узнала, если бы не искала целенаправленно и зная, откуда в Ленинграде потом возникнет Завод Турбинных лопаток. Пройдя семь кругов ада и заводского особого отдела, где, судя по пронзительному прищуру меня были очень не против настрогать тонкими ломтиками и изучить под мелкоскопом, а потом всё равно на всякий случай притопить в неглубоком месте. Вообще, ездить пришлось четыре раза, пока не пробилась через барьер из бдительных товарищей, я жила в поезде Москва— Ленинград. Но я сумела попасть в святая-святых. Вы думаете, меня в цех пустили? Три раза Ха-Ха! Но меня пустили поговорить по моему вопросу в инженерно-технологическое бюро завода, которое и этим цехом тоже занимается. Вот здесь мне действительно фантастически повезло, я встретила в этом отделе Мишу Ярцева, тогда студента Ленинградского политеха, который там проходил преддипломную практику. И мне кажется, Миша смотрел на меня не только с позиции решения интересной и сложной инженерной задачи, тем более, что в Ленинграде шёл послепобедный март сорок пятого года, и он сильно смущаясь и краснея, пригласил меня вечером прогуляться. Гулять по родному городу меня очень даже устроило, тем более, что я его сразу затащила на родной Васькин остров, которого он почти не знал, так как вырос в Весёлом посёлке на берегах речки Оккервиль. Заодно я доломала его и внедрила в него интерес к своей теме, то есть уговорила изменить тему дипломной работы и провести расчеты и обоснование размеров и толщин в зависимости от целой линейки факторов. Теперь таблицы Ярцева для аппаратов "ВОМОС Луговых-Медведевой" есть во всех учебниках по травматологии, а среди студентов какие только байки не ходят, и самая частая, что авторами аппарата является семья врачей, где муж — Луговых, а жена — Медведева. Но тогда мы бродили по ещё заснеженным моим любимым с детства набережным, было больно смотреть на следы недавней войны, которые быстро залечивал город, и это не мешало мне вколачивать в Мишу как важно и нужно, то, что я его прошу сделать.

Не буду особенно рассказывать, что в следующую поездку в мае в качестве подарка ко дню рождения я вытащила с собой в Ленинград не только Верочку, но Ираиду с Мишенькой, а останавливались мы всем этим табором у комбрига Николаева Сергея Николаевича, который не очень сильно изменился, хотя широкие лампасы меняют многих. На последнее наше с Ярцевым свидание я пришла с его маленьким белобрысым тёзкой, с которым его радостно познакомила, после чего большой Миша как-то очень спешно куда-то засобирался и демонстративно обиделся (с чего вдруг, словно я ему чего-то обещала или врала). А мы с маленьким Мишкой поехали на Петроградскую в гости к Евграфычу, который от радости не знал, куда меня усадить и как не раздавить в своих объятиях. Назавтра все вместе съездили на могилу нашей мамочки и Васеньки, где их похоронили вместе и Верочка почему-то уверена, что и её ручку в той же могиле, в чём я сильно сомневаюсь, но чего уж. Из тех, кого мы ещё навестили в Ленинграде, вернее в Мартышкино, неподалёку от Ораниенбаума, конечно, был Митрич, наш бессменный старшина, который и теперь старшинствовал только уже в центре подготовки подводных пловцов-диверсантов Балтфлота, которые хоть и относятся к флоту, но подчиняются Главразведупру, что и позволило сухопутному старшине тут оказаться. Из наших дворовых знакомых мы никого не нашли, оказавшиеся на месте едва знакомые женщины из окрестных домов только плечами пожимали на наши вопросы.

Возможно у вас возникал вопрос, почему я не пыталась за всё это время ни разу поискать моих детских дворовых приятелей? И хоть я неизменно считаю себя ленинградкой, но после того, как я увезла из больницы Верочку и узнала о судьбе мамы с братиком, я словно отрезала для себя прошлое. Собственно, и меня никто из детства не особенно искал, а случайно ни с кем не пересекалась. Почему-то как подтверждение моей правоты для меня стала реакция бабы-Веры. О рождении у меня сына Верочка радостно написала бабушке с дедушкой, когда я ещё в родильном доме была. В ответ пришло возмущённое и негодующее письмо, что я такая-сякая и не известила их о своём замужестве, в ответ написала уже я, что никакого мужа нет и не было, а ребёнка родила одна и не жалею. Вот после этого письма с Белозерья не было больше ни одной весточки. Мы первое время писали, вернее, писала Верочка, но потом перестали. Уже после смерти бабушки в начале сорок девятого года к нам приехала моя двоюродная сестра Настя — дочка маминой сестры и рассказала без тени осуждения, что бабушка, как оказалось, предала меня полной обструкции, за то, что я семью опозорила, то есть, мало того, что одна стала калекой никому не нужной обузой (это про Верочку), так ещё и другая гулящая (это уже про меня) дитя в подоле принесла, и она не собирается на семью такое ярмо вешать и наши грехи оплачивать. Вот любопытно, когда это я или Верочка у неё что-либо просили? В общем, выслушали мы от Насти эти новости, само собой при этом Ираида и Маша присутствовали, и восхитились, как оказалось, они там порешали, подумали и решили, что мы оказывается остались должны Медведевым и поэтому обязаны помочь Насте устроиться в Москве, так как в деревне у неё жизнь не складывается. Но на эти волшебные выверты сознания Ираида наложила жёсткое "Вето", то есть вежливо и мгновенно Насте показали направление на выход и пожелание больше в поле зрения не появляться. В принципе для Ираиды сделать пару звонков и помочь девочке устроиться не составило бы проблемы, но тут было предательство, иначе я ситуацию не рассматривала и для меня родственники с этой стороны больше не существовали. Извините, с христианским всепрощением и подставлением другой щеки — это не ко мне... К этому предательству родных, как я потом поняла словно присоединилось моё желание отгородиться от плохих воспоминаний связанных с гибелью мамочки и братика, в общем, я окончательно отрезала для себя всё довоенное время. Приятели из моего детства, если бы мы пересеклись позже может и стали бы настоящими друзьями, а так они не вышли из ранга приятелей детства, когда отношения и выбор определяется за нас обстоятельствами близкого проживания, а не осознанного выбора, как у меня было с Машей. Даже Митрич и Панкратов для меня гораздо ближе и дороже, чем мои бывшие одноклассники. А Смирновы сумели стать нам с Верочкой и Мишкой новой семьёй...

Но вернёмся в май сорок пятого. Вообще, эта вторая поездка вышла какой-то очень лёгкой и светлой, а не бегучей в состоянии взмыленной лошади, как в первые разы. Хоть Ярцев на меня обиделся, но пять комплектов аппаратов ВОМОС номера два и четыре мне на заводе сделали с тройным комплектом спиц, шайб и гаек к ним. Вот с этими пятью аппаратами я к концу четвёртого курса уже сумела представить учёному совету института семь успешно пролеченных больных и двоих проходящих лечение на разных сроках. Скажете, мало? Ну, во-первых, таких переломов не так много в общей массе. Во-вторых, больного ведь ещё уговорить нужно, дело ведь новое, не знакомое, я выгляжу не слишком мастито и внушительно, а рисковать ведь предстоит своим здоровьем. Наверно у меня бы так и осталось только двое пациентов, если бы я не полезла в военные госпиталя, где буквально вцепилась в случаи огнестрельных переломов и не обязательно обеих костей голени, а ещё и в других локациях с протяжёнными оскольчатыми повреждениями. Почти каждый случай требует своего весьма не простого подхода, с разработкой именно под этот случай схемы и плана лечения, с обязательным постоянным патронажем во время всего периода длительного лечения. Знаете, временами я чувствовала себя настоящей русской женщиной. Да, да! Той самой из поговорки: "Я — и лошадь, я и бык! Я— и баба и мужик!", которая слона на скаку остановит и хобот ему бантиком в горящей избушке завяжет... Уставала смертельно, что даже Ираида, в понимании которой Мишенька, сиречь ребёнок, есть альфа мира настоящей матери и это не подлежит сомнению и обсуждению, не пыталась меня осуждать. И не смотря на своё несогласие, помогала так, что наверно треть сделанного мной можно на её счёт записать.

В нашей отечественной традиции не знаю когда, но сложилось, что "студент-медик" — это совершенно особый и независящий от курса статус. А те, кто действительно хотят стать хирургами должны обладать здоровым нахальством и пронырливостью, без которых никто студента самостоятельно к столу не пропустит, это право нужно себе выгрызть.* В конце третьего курса я умудрилась сделать свою первую самостоятельную аппендэктомию замечательной девчушке двенадцати лет. Наташу Синюкову я наверно никогда не забуду, ведь это первый прооперированный мной больной, а мне ещё повезло, что она оказалась не только красавица, но и умница. При чём ум у оперируемого пациента? При том, что операция под местной анестезией и всю операцию мы с ней разговаривали, и она не истерила и не дёргалась, а когда нужно терпела и чётко выполняла все мои команды и рекомендации. Наложила последние швы и сама повезла каталку в палату, где в порыве даже хотела в серединке поучаствовать в перекладывании пациентки на кровать, но меня решительно оттёрла в сторону ног санитарка тётя Люся:

— Ты, б со своими костями, дохтур, лучше за ноги подержалась, а тут лучше мы сами...

И вдвоём со второй санитаркой, такой же крепкой и сбитой на традиционный счёт "...три..." подхватили девичье тельце и аккуратно уложили в постель, мне же осталось только её ноги придержать. Не описать чувство, когда назавтра неслась на отделение сделать перевязку, посмотреть живот, не появились ли вдруг перитонеальные симптомы, что очень плохо и показатель возможной операционной ошибки, нет ли признаков общей интоксикации, не кровит ли рана, не воспалились ли швы? В общем, когда на третий день увидела бережно несущую себя по коридору Наташу, старательно придерживающую рукой справа свой животик, я осознала себя хирургом и радость от своего первого вылеченного пациента. Знаете, это надо самой прочувствовать, слова здесь бессильны, как и описать чувства в душе в ответ на благодарный обожающий взгляд Наташиных распахнутых зелёных газищ, когда сняла швы и сказала, что через день домой, но с полгодика себя лучше поберечь, ведь ещё рожать и живот беречь нужно...

Другие операции уже лишены этого восхитительного флёра новизны, хотя радость при выздоровлении каждого больного — едва ли уступает счастью, о котором говорят актёры, которое дарят овации благодарного зала. А когда пошли, наконец, операции с аппаратом, пришлось вспомнить о том, что мужчины считают лучшей формой благодарности, если это касается женщины. И чтобы не скандалить каждый раз, завела себе на правую руку простое обручальное кольцо, многие их носят, хоть церковь и отделена от государства и венчаны не многие. А при любых поползновениях, сразу показываю кольцо и добавляю: "Та-а-акой ревнивый! Жуть! Всех убьёт... Сама боюсь...". Знаете, очень хорошо работает! Видимо у нормальных мужчин понимание неприкосновенности чужой территории как у большинства самцов — на рефлекторном уровне, а я и рада...

С аппаратом возник ещё один любопытный момент, как сделать в кости дырку и вставить спицу, чтобы спица в ней не болталась, да и вообще, просверлить, а потом на ощупь искать концом спицы дырку? Из задачи понятно, что сверлить нужно самой спицей. Взяла спицы, попросила заточить их концы как жало сверла, взяла коловорот и пошла в морг учиться сверлить. Зажала изо всех сил спицу в патроне и попробовала сверлить, даже не длинную трубчатую кость, а ребро, одного вскрытого кадавра. Да и чего там сверлить, ребро по структуре ближе к плоским губчатым костям вроде лопатки? Ага! Щаз-з! Одной этот фокус не даётся, спица пружинит гнётся, по кости елозит и засверливаться не хочет. Один раз спружинила и отскочила, чуть в глаз не попала острым концом. Глядевший на это со стороны пожилой патологоанатом полюбопытствовал, что это я собственно задумала и для чего спицей пытаюсь ребро испортить? Пришлось объяснять, тем более, что дядьку я знала как умного и его совет мне не помешает. Вдвоём мы с трудом сумели засверлиться в ребро. Просверлить диафиз (среднюю часть кости) не самой крепкой в организме плечевой кости у нас уже не вышло. И вообще, с коловоротом мне было не справиться чисто с позиции физической силы, но даже взрослому мужчине было не засверлить крепкую кость, к тому ещё и остриё спицы успело немного затупиться. Электрических компактных бытовых дрелей ещё не существовало, но подсказал помучившийся со мной вместе доктор. Оказывается есть ручные дрели с ручкой и зубчатой передачей вращения на патрон. И он ещё посоветовал поговорить с мастерами на предмет переделки патрона, чтобы он стал сквозным и мог зажимать спицу не за конец, а ближе в острию. А ведь нужно ещё про правила внутриоперационной асептики и антисептики не забывать. Как оказалось, заказать и сделать аппарат — это далеко не конец этой истории, а мне ещё не раз в морге тренироваться, прежде, чем я к первому больному рискну подойти.