| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Сердце вернулось из пяток через четверть часа; панику сменила эйфория, уже совсем ничего не таясь, я вернулся на ложу. Тихонько напевая "whatever happens, I'll leave it all to chance", навязал на веревке узлов, закрепил ее конец на балясине ограждения и соскользнул вниз. Как раз на крайнюю правую сторону, в проклятый сектор, оккупированный сотней мордастых сволочей в коричневых рубашках.
Пришло время вырезать раковую опухоль, пока метастазы не отравили организм. Заложить под задницу депутата Гитлера аммонал... дешево, сердито, качественно.
И вместе с тем — совершенно нереально. Гитлер — не депутат.
Редкий оксюморон — глава второй по величине парламентской фракции обходит Рейхстаг десятой дорогой, как символ ненавистной демократической заразы. По крайней мере, именно так пишут в "Фёлькишер беобахтер". Настоящая причина куда проще и обиднее: во время выборов 30-го года у фюрера нации отсутствовало германское гражданство.
Поэтому нужно признаться — вся затея с Рейхстагом суть спешная импровизация.
Первоначально мы хотели по-простому заминировать Хофбройхаус
* * *
перед митингом НСДАП. Взяли семейный подряд — Александра под личиной активной нацистки искала бреши в системе охраны, я собирал из кислоты, стеклянной трубки и натянутой проволочки надежный замедлитель к детонатору. Точности срабатывания в пределах плюс-минус часа я добился, а вот с доступом до тушки клиента просчет вышел буквально по всем направлениям.
Во-первых, Гитлера теперь
* * *
* качественно охраняют, восемь телохранителей стоят кольцом вокруг фюрера на всех публичных мероприятиях. Ребята здоровые, таких не всякий осколок пробьет. Во-вторых, место выступления — тщательно и профессионально осматривают на предмет минирования, а то и вообще, держат под круглосуточной охраной. Людей в СС для этого хватает. Во-третьих, точное время и маршруты скрываются, подловить нужный автомобиль все еще реально — но лишь с помощью радиовзрывателя.
Можно было бы решить большую часть проблем мощностью взрывного устройства и количеством поражающих элементов, в конце концов, грузовик с тонной взрывчатки в кузове никто не отменял. Да только хладнокровно уничтожить сотню или две людей я не готов. Саша, уж на что радикальнее меня настроена, и то отказалась от подобного решения после того, как побывала в первых рядах митингов. Там, оказывается, все плотно забито не суровыми штурмовиками, а восторженными дамочками-фанатками. Тусовка у них такая — вяжут, штопают, вышивают, моют кости мужья и судачат за цены в бакалее, а при виде любимого фюрера — прыгают выпучив от обожания глаза и кричат во всю глотку партийные лозунги.
\*В реальной истории конец иностранным концессиям положило постановление СНК от 27 декабря 1930 г., согласно которому все прежние договоры о концессиях были аннулированы.\
\**В 1927 году Главконцеском жаловался: "Рентабельность концессий, работающих на внутренний рынок, выходит за всякие пределы и достигает в некоторых случаях до 400% на инвестированный из-за границы капитал"\
\
* * *
Если верить официальной версии поджога Рейхстага в 1933 году, для полуслепого одиночки ван дер Люббе вообще не существовало ни закрытых дверей, ни охраны. Поверить в такое все же сложновато, поэтому в сюжет пошла более "консервативная" версия.\
\
* * *
Огромный ресторан в Мюнхене, место "учреждения" и регулярных собраний-митингов НСДАП.\
\
* * *
*Постоянная личная охрана А. Гитлера учреждена в феврале 1932 года.\
В отчаянии я приволок из Австрии винтовку — чудесный Savage 99 с оптическим прицелом, но тут случилось удивительное, никак не вписывающееся в историю старого мира событие. Свежеизбранный Гинденбург обозлился на грубые подтасовки в ходе голосования и санкционировал порку нацистов.
По штабам и редакциям СА прокатилась волна пугающе результативных обысков — планы будущего путча пришлось вывозить грузовиками. Скрывать документы полицейские не стали, напротив, прусский министр внутренних дел Зеверинг* вывалил в прессу маршруты вывода штурмовиков из казарм, схему окружения Берлина, список приоритетных целей захвата, фамилии нуждающихся в нейтрализации врагов, способы конспиративной связи и перечень условных телеграфных сигналов.
Геббельс и его команда оправдывались с искренностью опоздавших на урок первоклашек: "мы замышляли восстание не против республики, а на случай коммунистической революции". Им... верили. Вернее, сказать — делали вид, что верят. Как практически бороться со столь многочисленным, инфильтрованным во все структуры заговором — силовики просто не понимали.
Не остались в стороне и Социал-демократы — внесли свою лепту, точнее сказать, принялись доказывать противозаконность частной армии Гитлера в судах. Основанием стали боксгеймские документы,** согласно которым власть на местах должна была перейти штурмовикам, все частные доходы и продукты подлежали конфискации, население переводилось на общественное питание, а все сопротивляющиеся — подлежали немедленному расстрелу. С юридической стороны правоту эсдэков никто не оспаривал. Коричневые рубашки их просто напросто игнорировали.
В конце концов, не выдержал даже старый генерал Людендорф, соратник Гитлера по временам "Пивного путча" — он публично назвал Германию "оккупированной страной" и призвал к освобождению.
Тут рейхсканцлер Брюнинг и рейхсминистр обороны и внутренних дел Гренер поставили жирную точку: объявили о роспуске СА и СС на всей территории Германии. Такого в истории старого мира не было!
* * *
Жаль, воли осуществить запрет не нашлось. Подобру штурмовики расходиться "почему-то" отказались, Гинденбург же никак не решался прибегнуть к силе оружия.
Ситуация замерла в шатком равновесии.
С одной стороны, самое время обезглавить НСДАП. Пусть политики и журналисты обвиняют кого угодно, пусть ищут правых и виноватых среди агентов Коминтерна, SШretИ и Secret Service. Рейхсвер и полиция успеют сделать свое дело — разгонят путчистов по дальним норам как нашкодивших щенков. С другой... на прошлой неделе, под вечер, в стопятьсотый раз штудируя пленки с учебниками истории, Александра сорвалась на вскрик:
— Встречный пал!
На закрепленном под фотоувеличителем листе ватмана красовалась фотография пылающего Рейхстага.
— Какие же дураки мы с тобой, — добавила она, видя мое недоумение. — Вот ты мне скажи, что лучше для России? Взорвать Сталина, или остановить большевистский путч в октябре семнадцатого года?
— Конечно остановить путч...
— Вот подстрелишь ты Гитлера, и что, штурмовики сразу по домам разбегутся?
— Боюсь, отсутствие "члена партии N7"
* * *
идеологию нацизма не остановит, — этот момент мы с женой обсуждали уже сто тысяч раз. — Не до хорошего, в лучшем случае дело сведется к среднему уровню зверства эпохи...
— ... как со Сталиным и сырцовскими младобольшевиками, — закончила мысль Саша.
— Лучше так, чем никак!
— Теперь на минуточку представь, что получится, если Рейхстаг завтра подожжет ярый нацист? — вкрадчиво поинтересовалась Саша.
— Где же мы такого полезного идиота найдем?
— Зато у нас есть бомба.
— Так опять всех собак навесят на Тельмана!
— Вот его-то мы и взорвем!
Авантюра неожиданно начала обретать вполне реальное содержание. Понятно всякому немецкому киндеру — эсдеки, народники, фермеры и прочие католики никогда не опустятся до минирования парламента. Обвинителям придется выбирать из двух зол: коммунистов или нацистов. В случае жертв среди левых, виновными, без всяких сомнений, объявят правых, то есть штурмовиков; отмороженных на всю голову экстремистов там более чем достаточно. А до конспирологии уровня "они сами себя подорвали" сознание масс тридцатых годов еще не добралось.
— Если коммунисты не растеряются, и раскрутят инфоповод по-полной, — осторожно предположил я, — особого успеха на выборах НДСАП не добьется.
— Да их вообще из Рейхстага выпрут! — энергично рубанула рукой воздух Саша.
— Отбрехаются, — скептически хмыкнул я. — Хотя на сей раз Геббельсу придется прыгнуть выше головы.
— Завтра едем в Берлин, — тон Александры не предусматривал возражений. — С утра. Нельзя упустить такой выгодный момент.
... Я затряс головой, отгоняя воспоминания. Не время расслабляться, работа еще не закончена.
С сожалением перебрался с правой стороны зала на левую, коммунистическую. Под тусклым светом фонарика с закопченным стеклом высчитал место — "ничего личного, товарищ Тельман, всего лишь небольшая корректировка истории".
В мине нет шрапнели, пяти килограммов аммонала достаточно с лихвой. Нам нужна глубокая воронка в полу, выбитые стекла, щепа и разруха, а никак не трупы. В конце концов, 21-й век богат на легальные и в чем-то даже полезные компартии, пускай они плодятся и множатся на радость передовому пролетариату. Да и сам Тельман пусть живет долго и счастливо — завтра у депутатов короткая утренняя сессия, взрыватель должен сработать в уже пустом зале.
Над местом закладки мы с Сашей медитировали два дня. Не такой и простой вопрос — депутатские столы-парты стоят на длинных изящных ногах, сиденья стульев откидываются. Все сделано из прочного массива дуба, аскетично, открыто. Есть лишь одна уязвимая деталь — выдвижные ящики. Они стандартные, на всех местах — одинаковые по ширине. А вот сами столы разные, они ряд за рядом расширяются по секторам, от двух мест до четырех. Таким образом, между ящиками, под столешницами, есть приличное по объему пустое пространство.
Закладывать туда мину не очень-то удобно, тем более в перчатках. Еще и точных размеров нет, мне пришлось подгонять каркас из толстого картона по месту, затем крепить его на шурупы так, чтобы он ни в коем случае не мешал выдвигать и задвигать ящики. Затем — частично разбирать каркас и пристраивать в него обернутый в кучу слоев "Фёлькишер беобахтер" аммонал. Взрывчатка шуток не любит, поэтому я не торопился, провозился целый час. Проверил на три раза всю схему, задержал дыхание и резким движением выдернул штифт предохранителя.
— Уф! Вроде живой!
Осталось только уйти.
Налегке — портфель со инструментами и крошками взрывчатки я засунул под скамью в последнем ряду нацистского сектора. Найдут с утра, до взрыва — без затей сдадут в гардероб, удивления это ни у кого не вызовет. Не найдут — тоже хорошо. В любом случае, следователи рано или поздно доберутся до всех подозрительных предметов. Моих отпечатков пальцев на ручке и коже нет, а вот маркировка берлинского продавца имеется. И этот продавец, надеюсь, прекрасно запомнил странного, забинтованного от подбородка до самых глаз громилу-покупателя в коричневой форме штурмовика.
Покинуть Рейхстаг удалось на удивление просто. Хвала сдвигающимся вверх еврорамам — на втором этаже их закрывают на обычный шпингалет. С широкого, украшенного лепниной и колоннами карниза до земли метра четыре, прыгать страшновато, но у меня есть веревка. Спуск в тени угловой башни прошел без помех — напротив южного, выходящего в парк портала нет ни души. Сложно ожидать иного: жизнь в дворцово-официальной части Берлина замирает еще до заката, ни жилых домов, ни ресторанов в округе нет.
Из-под стены Рейхстага под тусклый свет далеких фонарей я вывалился в стиле нагруженного шнапсом матроса, по замысловатой траектории поперек мостовой, едва не валясь с ног на каждом шаге. Каждую секунду ждал криков, топота окованных сапог, тревожных свистков — и ничего, только за углом, по Саммер-штрассе, простучал в сторону Шпрее какой-то рыван.
Опасное приключение, можно сказать, завершилось. В зачет пойдет любой результат: даже если бомбу вовремя обнаружат и обезвредят — нацистам никак не увернуться от обвинений. Место, газеты, портфель, все играет против Гитлера и его команды.
А вот риск — остался. Тривиальная проверка документов полицейским патрулем, и завтра, сразу после взрыва, я попаду под удар следствия. Придется все бросать, бежать за океан, менять личность... куда как проще свернуть под густые кроны деревьев, на заранее разведанную тропинку Тиргартена. Бравые стражи закона стараются ночью сюда не заходить — огромный лесопарк на время экономического кризиса стал прибежищем асоциальных элементов — гопников, проституток, нищих, бездомных и прочих наркоманов. Каждое утро начинается со сбора свежих жмуров, толкование причин и обстоятельств их смерти — любимая тема берлинских таблоидов.
С первых же шагов ясно — газетчики не врут, жизнь в парке и правда бьет ключом. Ветер то и дело доносит до меня обрывки смеха, крики, слова пьяных песен, дым костров и запах горелого мяса. Однако желающих напасть на крадущегося по аллеям здоровенного парня так и не нашлось, или, что куда вернее, свободная продажа огнестрела давно отучила местных совать нос в чужие дела.
Минут через двадцать, сотню раз помянув недобрым словом ландшафтного дизайнера кривых дорожек и ленивых до обрезки ветвей садовников, я качающейся алкогольной походкой пересек упирающееся в Бранденбургские ворота Шарлоттенбургское шоссе, а еще через полчаса — выбрался за границу Тиргартена, на Ленне-штрассе. Тут, рядом с Лейпцигской площадью и Потсдамским вокзалом, ночная жизнь уже не прячется, наоборот, она выставляется напоказ. Улицы освещены яркими электрическими фонарями, снуют прохожие, открыты двери лавчонок и магазинчиков. Тротуары облеплены множеством машин, кто-то ждет знакомых с поезда, кто-то пытается подхалтурить, выхватить клиента из рук таксистов, кто-то приехал купить сигарет, травки, или снять шлюху.
Как я ни старался сойти за кого-нибудь другого, тихий рокот запускаемого двигателя показал — Саша меня заметила. Освещение приборной панели подсветило ее бледное лицо.
Я пригнулся к опущенному стеклу машины, бодро отрапортовал:
— Сделал все, что мог; кто может, пусть сделает лучше.
Саша обхватила руками мою голову, осторожно, словно боясь сломать, потянула к себе. Слова не нужны. Глаза, полные боли и слез, красноречивее любых слов.
\*Разоблачение Зверинга имело место в реальной истории.\
\**В реальной истории документы попали в руки эсдеков в имении Боксгейм, в конце ноября 1931 года.\
\
* * *
ГГ ошибается — событие имело место в реальной истории. Роспуск был объявлен 14 апреля 1932 года. Однако после триумфа НСДАП на выборах — все пришлось отыгрывать назад. Брюнинг был снят Гинденбургом, Гренер отправлен в отставку. Возглавивший 1 июня 1932 г. правительство Франц фон Папен отменил запрет.\
\
* * *
Членский билет НСДАП N7 принадлежал А. Гитлеру.\
* * *
Снопы света от шести фар мчатся по асфальту стаей серых борзых, чудесный рык спущенного с привязи семилитрового исполина разгоняет кровь в жилах пуще старого французского вина. Пятиметровая двухтонная туша семьсот десятого Мерседеса послушна рукам Александры, идет легко, по-женски плавно, как будто забавляясь в учтивом вальсе. Только подозрительно быстро мелькают тополя по обе стороны от дороги.
— Не гони, — кладу я ладонь на колено жены. — Или давай я поведу.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
