— Без веснушек, — пролепетала я, глядя, как под плавными взмахами кайлеановской руки отражение превращается в портрет моей матери.
— Брови, пожалуй, темнее и шире... и она явно старше, хотя выглядит молодо.
Он ещё раз провёл рукой, и мама уставилась на меня расширенными глазами из-за зеркального стекла.
Я стояла в остолбенении.
— Ну? Что вы затихли? Вы знаете её? Я же вижу — узнали! Кто это?
После долгого молчания я прошептала:
— Это мама.
Кайлеан взял меня за плечи и развернул к себе лицом.
— Чья мама? Выражайтесь яснее, — бросил он в нетерпении.
— Это. Моя. Мама. Что вам неясно?
— Ваша мать?!.. Что за... А кто она, ваша мать?
Я приподняла брови от умственного напряжения.
— ...Ну, как сказать "кто"... Мама ведьма, все говорят — сильная, работает библиотекарем. Что ещё... Она очень хорошая. Добрая, красивая, умная. — Подумав, я добавила: — Мы все — мама, папа, я — живём в Оленегорске. Это небольшой рабочий посёлок на севере моей страны. Я из простолюдинов, Ваше Высочество.
Вообще-то не стоило рассказывать про Оленегорск, где находился цех по производству магического оружия, лицу адской национальности, но рядом с зачарованной долиной для камуфляжа был построен ещё один посёлок Оленегорск, там тоже были промышленные предприятия, и он существовал вполне официально, будучи отмеченным на всех картах Кольского полуострова. Я подумала, что если не вдаваться в подробности, то сойдёт.
— А отец?
— Папа на заводе работает. Там же, в Оленегорске.
Кайлеан шарил глазами по моему лицу.
— Да нет, — сказал он, отстраняясь. — Всё это полный бред... А может быть, ваша мать часто отсутствует? Длительные командировки, частые посещения родственников?
Мама иногда ездила на семинары по сейду. Я пожала плечами.
— Бывает, но я бы не назвала бы это частыми и длительными отлучками. Примерно раз в полгода... уезжает дня на три по магическим делам... иногда выходит чуть дольше, но не больше недели. Мама вообще не может отлучаться надолго, в нашей библиотеке книги со сложным характером, без мамы они начинают хиреть и капризничать.
— Нет, это не то... А ваша мать когда-нибудь говорила что-нибудь о Свободной Конфедерации?
— Специально — нет, никогда. Мама вообще не любит разговоров о политике.
Кайлеан метнул в меня острый взгляд.
— То есть, ваша мать избегала разговоров о Конфедерации?
— Знаете что? Когда очень хочется, то всё можно интерпретировать в нужном свете безо всяких наводящих вопросов. Если вы сейчас начнёте рассказывать, что мама — глубоко законспирированный агент Ада, то я вам не поверю. Мама вообще очень домашний человек — у нас дом всегда сверкает, на обед первое, второе, третье и компот, бельё свежепостирано, цветы политы. И всё такое прочее. А в чём дело-то?
Кайлеан впал в задумчивость и рассеяно проговорил:
— Я не привык делиться неподтверждёнными домыслами. Мне пока самому ничего не понятно. Пойдёмте, Данимира Андреевна, я вас накормлю. Потом мы будем пить кофе, и вы расскажете мне подробнее о себе, о своих родителях и о том, как вы здесь очутились. И пожалуйста, без этих ваших...
— ...без штучек, я в курсе. А всё-таки, в чём дело?
— Я уже говорил, домыслами не делюсь.
И эти люди учат меня не скрывать информацию, сердито подумала я.
...Но ещё он назвал мои глаза серебристыми, за это кое-что можно было простить.
Завтрак тоже оказался не таким прекрасным, как я представляла. Мне была выдана тарелка овсянки. Очень скромной овсянки — на воде, без масла, соли и сахара.
— Так надо, — сурово сказал Кайлеан в ответ на разочарованные стоны. — Я не для того вытаскивал вас из кошачьей шкуры, чтобы вы в первый же день умерли от обжорства.
— А кофе? Вы обещали!
— Покончите с овсянкой — будет вам кофе.
Я героически съела овсянку. По правде, особого героизма не потребовалось. Я и забыла, как приятно съесть что-то горячее. Подавив желание вылизать тарелку, я выжидающе уставилась на Кайлеана.
Он подал мне чашку светло-коричневой, исходящей паром жидкости со слабым запахом кофе.
— Крепкого кофе вам пока нельзя, — пояснил Кайлеан.
— Ладно, для первого раза сойдёт. Но мне предстоит вспоминать не очень приятные события. Неужели я не заслуживаю крошечного вознаграждения в виде маленького пирожного? Я сладости раньше не очень любила, а сейчас так хочется, просто сил нет...
Кайлеан нехотя согласился.
— Хорошо. Немного углеводов не помешает. Но только маленькое пирожное, очень маленькое.
— Малипусенькое! — радостно воскликнула я. — С миндальным кремом и вишенкой на верхушке взбитых сливок... или нет, крем пусть будет шоколадным, а вместо вишенки — апельсиновый цукат... или нет...
— Выбирайте сами. Довести вас до холодильника?
— Я сама.
Я мелкими осторожными шажками приблизилась к холодильнику, попыталась представить себе то, что хотелось бы, открыла дверцу и вздрогнула.
— Что там? — встрепенулся бдительный Кайлеан.
— А-а... это... нет-нет, ничего.
В два шага Кайлеан оказался возле холодильника и распахнул его.
— Данимира Андреевна! Это что? — вскипел он. — Это называется "малипусенькое"?
В холодильник был впихнут трёхъярусный торт, из тех, что подают на свадьбе — белоснежный, украшенный розочками и марципановой парочкой молодожёнов, вальсирующих на верхушке торта.
— Это не моё, это мне подбросили, — быстро сказала я с интонациями опытного уголовника.
— Вот как? И кто же?
— Враги.
— Какие?
— Всякие. Большие и маленькие. Толстые и тонкие. Умные и... — Я с силой захлопнула дверцу холодильника, пока Кайлеан не успел разглядеть то, что успела увидеть я: парочка на вершине торта подозрительно напоминала нас самих.
Это просто типаж такой, сказала я себе. Высокий темноволосый жених и златокудрая невеста. Только у марципанового жениха был намёк на закрученные по-бараньи рога, а у невесты из-под платья торчал кончик чёрного хвоста.
При этом я совершенно точно знала, что ничего подобного не воображала. Может быть, свадебный торт и промелькнул в моём подсознании как символ чего-то большого, роскошного и очень вкусного, но нереальная парочка могла мне привидеться только в горячечном помрачении рассудка.
— Ну-ка, ну-ка, дайте я ещё раз взгляну, — нахмурясь, сказал Кайлеан.
Я упиралась, но он легко отодвинул меня в сторону.
Сейчас Их Высочество увидит эту сладкую фантазию и подумает обо мне бог весть что. И не докажешь ведь. Я зажмурилась от стыда.
— Другое дело. Можете же, если захотите, — произнёс Кайлеан одобрительным голосом.
Я раскрыла глаза и тоже заглянула в холодильник.
На маленьком блюдечке стояла маленькая песочная корзиночка с фисташковым кремом. В крем был вдавлен одинокий зелёный орешек.
Я с облегчением выдохнула.
— Честное слово, не знаю, как это получилось в первый раз.
— Не стоило позволять вам вставать, состояние ещё должно стабилизироваться. Сейчас мы пойдём обратно, кофе вы выпьете в постели, а потом расскажете мне обо всём без вранья.
...Я сидела на кровати, скрестив ноги по-турецки, закутавшись в плед как индейская скво. Надо сказать, Кайлеан умел слушать. Во всяком случае, у меня сложилось впечатление, что его интересовала каждая мелочь. Воодушевлённая таким вниманием, я изложила свою грустную историю более чем подробно, даже в красках описала, как глупо вертелась перед Мартином и ведьмами, примеряя наряды, как наивно воображала, что смогла произвести на Мартина впечатление роковой красотки.
— И ведь я сама пригласила их зайти в дом, представляете? Они же, как желающие причинить мне зло, не смогли бы войти, так я сама их впустила, слабоумная, — восклицала я в припадке самобичевания. — Мне даже в голову не пришло задуматься, почему вся компания дружно захотела покурить — они заговорённый порог не могли переступить.
— Не вините себя слишком, Данимира Андреевна, — довольно мягко произнёс Кайлеан, выслушав мои причитания. — Вы слишком молоды и слишком неопытны. У вас было мало шансов избежать печальной участи, поскольку совершенно ясно, что на вас шла целенаправленная охота. Само собой, были применены заклинания, оказывающие затуманивающее воздействие на разум жертвы, чтобы ослабить способность здраво мыслить и критически оценивать действия охотников. Это видно хотя бы по тому, что в вашем изложении главный злодей выглядит плоской картинкой из женского чтива.
— Разве? — удивилась я. — А по-моему, нет. Я же вам его описала. Мартин был весь такой яркий... Не просто красивый, а лучезарный, сияющий... да ему все девчонки вслед оборачивались. От него действительно лучи исходили... мне, дурочке, казалось, что это лучи добра...
Кайлеан усмехнулся.
— Вот я и говорю — глянцевая картинка, никаких признаков реального человека. Смотрите сами. Например, вы говорили, что этот ваш Мартин явился издалека, из какой-то приморской местности...
— Из Прибалтики он явился. Так в моей стране называется область на побережье Балтийского моря.
— Область? Из какой конкретно страны он прибыл? Из какого города?
Я пошарила в нужном уголке памяти и призадумалась — там было пусто, потом недоумённо захлопала ресницами.
— Не знаю... Я слышала, что он, вроде, из Прибалтики, и похоже было — акцент, внешность, манеры. Мне казалось почему-то, что он рижанин... даже не знаю почему... он точно не говорил, а я ведь не спрашивала... Это на меня совсем не похоже. Не то, чтобы я страдаю излишним любопытством, но мы много общались, и вроде дружили, было бы совершенно естественно поинтересоваться... но я ни разу не спросила... как странно...
— Он вам рассказывал что-то про свою семью, друзей, про университет, в котором учился?
Я снова похлопала ресницами.
— Нет.
— Где он жил в вашем городе?
— Не знаю.
— Сколько ему лет?
— Не знаю.
— Вы хоть знали, к какому роду он принадлежит? Его фамилию знали? Отчество? Это же в традициях вашей страны — добавлять имя отца к личному имени.
Я уже молчала. Кайлеан был полностью прав. Несколько месяцев я общалась с призраком по имени Мартин, заворожённая его внешним блеском... Господи, да я вообще ничего о нём не знала, но ни о чём не спрашивала!..
Кайлеан продолжил дознание.
— Вы также говорили, что после прогулки по музею долго бродили по городу и разговаривали... о чём?
Я снова напрягла память и снова наткнулась на пустоту.
— Да так, ни о чём... Пустяки какие-то... Он шутил, анекдоты рассказывал... стихи читал... чередовал — то анекдоты, то стихи... то смешно, то красиво... то смешно, то красиво...
— Какие стихи? Про что?
— Какие-то... Не помню... про что-то красивое... Не помню ни единого слова... но было необыкновенно хорошо, вот ощущение хорошо помню.
— Это были не стихи, Данимира Андреевна, а заклинания... — просветил меня Кайлеан. — Вас заговаривали, чтобы склонить к... э-э-э... близости.
— Да не надо было меня склонять, — промямлила я, опуская взгляд и разглядывая сцепленные в замок руки. — Я и сама склонялась — я ведь была в него влюблена... Вы, Ваше Высочество, наверное, видите мою ауру насквозь... но я девственница не потому, что холодна или чересчур высокоморальна. Просто как-то всё нескладно выходило... ещё со школы... невезучая я в этом плане. Ведьма-неудачница.
— С этого момента можете считать свою неудачу самой большой удачей в жизни.
Это было сказано таким голосом, что я подняла взгляд на Кайлеана. Кайлеан выглядел довольным, как кот, наевшийся сметаны. Почему-то мои неудачи в личной жизни согрели сердце Их Высочества.
Я нахмурилась. Он был, конечно, прав, но меня покоробило выражение довольства при обсуждении трагического для меня вопроса.
— Почему это?
Кайлеан уже согнал довольство с лица и буднично сказал:
— Ну, были бы сейчас пятой в свите этого вашего призрачного Мартина... Вы что, этого хотели бы?
Я выпростала руку из-под пледа, и помахала ею, отгоняя отвратительное видение.
— Господь с вами, нет, конечно... — Тут я вспомнила, — кстати, этот Мартин вовсе не мой. Он скорее ваш. Мне тут недавно подумалось, что он из вашего измерения.
— Безусловно. Кроме прочих признаков, сцена в музее ясно это доказывает. Управлять порождением древнеегипетской магии мёртвых — задача, которая вряд ли по силам кому-либо из вашей отсталой Империи. Но вы-то как догадались?
— Кайлеан Георгиевич! А вам не кажется, что без конца обзывать чью-то родину отсталой не очень хорошо?
Кайлеан Георгиевич царственно проигнорировал мой вопрос. Он ожидал ответа на свой.
— Тогда, после музея, когда Мартину не удалось меня поцеловать, он начал ругаться на том же языке, что и вы. "Хатшепсутом" ругался. Ещё он тогда много раз произнёс "хнуф", и что-то вроде "ш-ш-шес-с-сему", и...
— Достаточно, — остановил меня Кайлеан. — Имейте в виду: девушкам такое лучше не произносить. Разве что в экстренном случае, — с сомнением добавил он. — А заклинали вас тогда, видимо, предвидя некие сложности... э-э-э... в обольщении.
— Это да, сложности случились, — печально усмехнулась я. — Билась током, как заправский электрошокер. Тогда меня это спасло, но теперь я боюсь, что так будет всегда. Наверное, мне лучше уйти в монастырь, чтобы никого не травмировать. А мне хотелось, чтобы было как у всех нормальных людей — муж, дети, дом, полный собак, кошек и хомячков...
Я пригорюнилась, но Кайлеан не обратил на это особого внимания.
— Заводите лучше крыс, — прокомментировал воспитанник Мелиссы и продолжил: — Вашу подругу Евгению тоже устранил ковен. Она, разумеется, не подпустила бы их к вам. Поэтому ковен завладел её волей и заставил прыгнуть с крыши. Им нужно было, чтобы вы остались в одиночестве.
Как только Кайлеан произнёс эти ужасные слова, стало ясно, что это истина. Я и сама пришла бы к такому же выводу, если б у меня было время спокойно подумать.
— Но зачем она купила дурацкий телескоп? При чём здесь дурацкая комета? — закричала я, сразу же позабыв о своих горестях. — Если они и так могли заставить Женьку сделать что угодно, то к чему эти дикие детали?
Кайлеан посмотрел на меня с непонятным выражением.
— Вам сложно будет понять, — нехотя пояснил он. — Это была шутка такая, Данимира Андреевна. У кого-то из ковена такое чувство юмора.
14
Как и обещал Кайлеан, через три дня я более-менее восстановила навыки управления человеческим телом. К этому времени я привела в порядок волосы и подобрала кое-какую одежду (позорные рейтузы и растянутая футболка были понижены в статусе до пижамы).
Женской одежды в шкафах не нашлось — ни юбок, ни платьев, ничего подобного; мужские вещи были или необъятного размера, или безобразного вида, а чаще всего сочетали оба этих недостатка. Но я не сдавалась — и в кладовке, в плетёной корзине, задвинутой под нижнюю полку, обнаружила несколько вещей подросткового размера, они-то и составили основу моего нового гардероба. Там имелся серый, в мелкую клетку, мальчиковый костюмчик, возможно школьный. Я примерила, и неожиданно он подошёл лучше всего. Брюки были коротки, слегка тесноваты, зато неплохо сидели на бёдрах и не сползали, поэтому в отличие от брюк большего размера их не надо было подпоясывать какой-нибудь тесёмкой. А пиджак-френч обладал объёмными накладными карманами на груди — тоже немаловажная деталь, учитывая отсутствие некоторых сугубо женских деталей туалета.
