Третий шаг. Книга 4. Каждый выбирает

— Вот это да! — не удержался от изумленного восклицания Олмир. — Кто из ремитцев приобретал эти раритеты?

— Официально — никто. Но все равно подобные редкости находятся на особом учете, и в Содружестве наверняка известно, кто его владелец.

— Я бы хотел посмотреть, что это такое. Ни разу не видел.

— С окоссом сейчас работают эксперты. Днем его доставят во дворец.

— Принесите мне.

— Слушаюсь, Ваше Величество.

Вероятно, подумал Олмир, неведомый заказчик покушения, пославший диверсанта в Сфинкс, хотел постоянно наблюдать за событиями. Не пожалел, использовал с этой целью исключительно редкий и дорогой прибор. Окосс — парное устройство: одна его половинка фиксирует все происходящее вокруг нее, а другая в то же мгновение воспроизводит. Максимальное расстояние между передатчиком и приемником, правда, должно быть не более десяти астрономических единиц.

— Так, что у нас на дальнейшее? Ваши новости выбивают меня из колеи.

— Ваше Величество, Вам предстоит сделать телевизионное обращение.

— Ах да, надо. Доработайте текст, включив в него упоминание о "бесхозности" диверсанта.

— Но до первоначально запланированного начала записи осталось меньше часа. Вам же надо хоть немного потренироваться. Можно не успеть...

— Обязательно внесите необходимые правки. Вы же сами только что говорили, что надо бить во все колокола. И попросите Вячеслава Кутузова особо отметить в репортаже отсутствие метки на теле диверсанта. А я пока пойду, приму душ.

Месенн

Почти сразу после завтрака пришло сообщение: маг Месенн предупреждал, что с минуты на минуту окажется в малом королевском кабинете.

Наконец-то! Месенн всегда появляется в самый нужный момент, подумал Олмир. Разом отложив все дела, он стал приводить мысли в порядок, готовясь к предстоящему разговору. Вспомнил свое обещание Ларе Элефанской и связался с дежурным по дворцу, потребовал доставить побольше вкусной еды. Собственноручно вкатив сервировочный столик в кабинет, принялся ждать.

Как всегда неожиданно, все вокруг окрасилось в серебряный цвет, возникло дуновение воздуха, сопровождаемое еле слышным хлопком, и посреди помещения появился Месенн. Внешне почти ровесник Олмира. Худосочный подросток, одетый в странный наряд, напоминающий стиранную перестиранную пижаму. Волосы растрепаны, под ногтями траур. На ногах знакомые сандалии. В прошлый раз, помнится, Олмир настоял, чтобы Месенн обулся перед отбытием. А так как маг отнекивался, ссылался на недостаток времени, не позволяющий пройти в бытовую комнату, чтобы сотворить обувку, то скинул свои сандалии и заставил Месенна надеть их.

Внешний вид часто обманчив. В невзрачной человеческой оболочке пребывало могущественное существо, собственный возраст которого измерялся не одной тысячей лет. Перед тем, как возникнуть посреди королевского кабинета, Месенн преодолел, вероятно, расстояние много больше диаметра Галактики, но искренне считал этот факт не стоящим даже упоминания.

Необъяснимым образом с первой их встречи Олмир испытывал к этому монстру самые дружеские, теплые чувства. Такие же, как к Вану. Ну, почти такие же.

Месенну, наверное, тоже было комфортно рядом с молодым королем, и невольные приветственные объятия казались им наиболее естественным проявлением эмоций.

— С тобой все в порядке? — первым делом спросил Месенн.

— Конечно. Как всегда.

— Ты какой-то всклокоченный.

— Да просто всю ночь не спал.

— Тебе надо следить за здоровьем.

— Надо. Я высплюсь, как только разрулю накопившиеся дела. Садись, поешь как следует. Голодный, небось? Здесь уха, пирожки. Очень вкусные, замечу. А еще рекомендую маринады — таких ты больше нигде не увидишь. Ешь.

— Спасибо. Наверное, я действительно голодный. Слюнки сразу потекли.

Устроившись за журнальным столиком у стены, Месенн с восхищением оглядел выставленные яства. Надкусил пирожок, вдумчиво разжевал, а затем запихнул оставшуюся часть в рот. Налил ухи — и приступил к поглощению пищи. Олмир смотрел-смотрел, не удержался и тоже взял пирожок.

Наблюдать за насыщающимся Месенном было одно удовольствие. Олмир любовался, подливал добавки. Идиллию нарушило видение.

Перед его внутренним взором возникла сцена бракосочетания Месенна с... Варварой Мирковой. Послышались сказанные им самим слова: "а сейчас в знак нерушимости вашего союза прошу обменяться кольцами"... Ничего себе! А как же Ван? Когда произойдет увиденное? Варя явно в годах — ей точно за тридцать. Да и маг, как это ни странно, выглядит вполне солидно.

Впервые Олмиру удалось заглянуть в будущее Месенна. Но самое поразительное было то, что он увидел самого себя, а после того, как видение растаяло, испытал непоколебимую уверенность: будет именно так! Редко приходило к нему это чувство.

Маг, вероятно, ощутил необычность Олмировских переживаний, так как спешно проглотив почти непережеванный кусок маринованной дыни, спросил:

— Ты чем-то обеспокоен?

— Ты ешь, ешь. Потом поговорим.

Месенн подозрительно покосился на Олмира. Потом скосил глаза на пирожки. Взял один — и бурная трапеза продолжилась.

Наконец маг обтер рукавом губы и сказал:

— Спасибо. Накормил ты меня. Так что тебя беспокоит?

— Я переживаю, выполнишь ли ты свое обещание, — начал Олмир с главного. Всегда самое главное надо делать в первую очередь.

— Какое? Ничего я тебе не обещал.

— Ты говорил, что к моему тринадцатилетию воскресишь моих родителей. Время подошло. Я устал править и желаю вернуть на трон отца. Мне надоело всеобщее внимание. Моя персона того недостойна. Хочу превратиться в обычного человека, жить в нормальной семье.

Маг погрустнел.

— Да, было такое. Не то, чтобы обещал, но возможность допускал.

— Ну и?

— Видишь ли, Ольк, — даже задушевное обращение Месенна было такое же, как и у Вана — "Ольк", — мы столкнулись с неожиданными проблемами.

— Неужели твои Таблицы подкачали?

Из рассказов Месенна и проштудированных лекций меритских ученых Олмир знал, что маги Мериты создавали искусственные миры, направляли эволюцию их разумных обитателей и перенимали созданные виртуальным разумом технологии. Так появлялись изделия, одно существование которых возмущало Шамона. Самое непонятное из них — так называемые Таблицы Месенна-Корева, с помощью которых можно было проследить любую причинно-следственную связь. В Галактическом Содружестве их приспособили для воскрешения умерших людей.

— Дело не в Таблицах. Материальный носитель человеческой индивидуальности — миллиарды мозговых нейронов с неисчислимым количеством синапсов, — не застывшая раз и навсегда данность. Нервные клетки не делятся, это так, но постоянно усложняют взаимосвязи, отражая малейшие изменения духовного мира человека. Ведут летопись его жизни, запечатлевают ничтожнейшие события, случайно возникшие и сразу забытые мысли. Невероятно трудно восстановить эту конструкцию.

— Ну и что? На то ты и маг, чтобы преодолевать неприступные преграды.

Тяжело вздохнув, Месенн сказал:

— Технологии оживления не отработаны, не создана соответствующая теоретическая база. До сих пор каждый случай использования Таблиц уникален. В Содружестве, например, воскрешено всего-то около двадцати людей. Несмотря на то, что все они погибли при различных форс-мажорных обстоятельствах, их тела по счастливой случайности были в достаточной сохранности. Поэтому никаких особых затруднений и недоразумений не возникало. Даже Туроутира Агенарга, расплющенного в лепешку после атаки Инверторов, удалось легко воскресить.

— Читал. Знаю, — недовольно сказал Олмир. — Говори по существу. Не тяни.

— Да я знаю, что ты знаешь, — парировал Месенн. — Мне трудно признаться в том, что я не всесилен. Привык, знаешь ли, ощущать себя богом. Так вот. Первое в человеческой истории массовое воскрешение мы осуществили на Коларе — более тысячи человек. И проводили этот эксперимент до тех пор, пока не получили убедительных доказательств того, что некоторые возвращенные к жизни обладают чужой, не своей психикой. Оказывается, разработанная нами методика реконструкции материальной основы личности не дает однозначного результата.

— Ну и какое отношение это имеет к воскрешению моих родителей?

— А такое, что вернуть их телесный облик можно, но будут ли это твои родители или нет — не понятно. Они, ты говорил, были кремированы?

— Да. Урны с их прахом хранятся в родовой усыпальнице.

— Не понимаю, зачем понадобилось сжигать тела.

— Таков обычай.

— Странный обычай. Как он у вас возник?

— Не знаю. Наверное, для экономии места.

— Неужели? — Месенн с недоверием обвел взглядом малый королевский кабинет, размеры которого позволяли спокойно играть, например, в волейбол.

Олмир проследил за взглядом мага. Понял, что его утверждение не убедительно, и спросил:

— В конце концов, какое тебе дело до наших обычаев? Ну решили делать так, а не иначе. Тебе-то что?

— Кремация и перемешивание праха уничтожает много важной информации. Это создает дополнительные трудности воскрешения усопших.

— Все равно надо попытаться.

— Неужели? А если получится человек, внешне неотличимый от близкого тебе образа, но с чуждой психикой, — что с ним делать? Пустить в расход и повторить попытку? Так не пойдет. Нельзя убивать людей. Поверь: каждый случай появления человека с неадекватной психикой — огромная трагедия как для тех, кто знал его при жизни, так и для самого воскресшего.

Олмир молчал, опустив глаза. Месенн испытующе посмотрел на него и спросил:

— Скажи честно, ты ожидал услышать от меня нечто похожее на то, что я тебе сказал?

— Да, ожидал. Я почему-то знал, что ты не выполнишь свое обещание.

— И, тем не менее, расстроился?

— Расстроился. Наш наставник любил повторять, что надежда должна умирать последней.

— Странные, однако, вы, люди, существа. Зная, что перед вами глухая стена, все равно ломитесь напрямки.

Олмир невольно вздрогнул. Неприятно резануло слух Месенновское "вы, люди". Это оговорка, или маг подсознательно понимает, что уже не человек?

— Просто я очень хотел увидеть отца и мать, — сказал Олмир.

— Понимаю, но пока ничего не могу поделать. Вопросы множатся, как снежный ком, и мы не знаем, как с ними справиться.

Они помолчали.

— Кстати, должен тебя предупредить, — продолжил Месенн, — что простаки прибыли сюда с самыми добрыми намерениями, и никакой угрозы вам не представляют. У них в вашей зоне Галактики нет навигационных маяков, и они слезно просили нас провести их к Ремите.

— Я догадывался об этом. Мы определили, что у их звездолета нет тяжелого вооружения. А его капитан, Ингельрок, мне хорошо знаком. Косвенно. Дикий Маг много рассказывал о нем.

— Этот твой Ингельрок упрям, как осел. Настоял на личной встрече с тобой несмотря на мои возражения.

— Что он хочет?

— Сделать тебе предложение.

— Какое?

— Узнаешь от него.

— А почему ты его отговаривал?

— Сам поймешь, когда выслушаешь его. Я ничего не хочу тебе говорить, чтобы ты не подумал, будто бы я управляю тобой.

— Ну, не хочешь говорить — не надо, — проворчал Олмир и решил, что в свою очередь тоже не расскажет Месенну о своих проблемах. Только получит от него добро на применение кое-каких специфических приемов, и все. Помолчал и спросил: — Надеюсь, ты прибыл сюда не для того, чтобы пустить пару туманных намеков?

— Да, не для этого. Я здесь чтобы повидаться с тобой и на всякий случай сбить спесь с Шорота. У него и мысли не должно быть о каких-либо импульсивных действиях против вас.

— А надо ли? Мы вроде бы контролируем ситуацию.

— Как говорится, береженого бог бережет. Лично ты, дорогой мой, твои друзья и вся Ремита слишком ценны, чтобы допускать даже малейший риск потерять вас.

— Польщен. Спасибо за доброе слово.

— Не подсмеивайся, я говорю серьезно. Без преувеличения, будущее нашей и прочих известных нам цивилизаций определяется существованием двух полюсов — нас, жалких остатков меритской общины, и вас, жителей Ремиты. Только мы совместными усилиями в состоянии уничтожить естественные пределы развития известной нам разумной жизни. Меритцы первыми разбудили дремавшие в человеке возможности. А что в результате? Нагромождение диких случайностей — и чудо, что кто-то из нас остался в живых. В данный момент мы в недосягаемости для явных и тайных врагов. Зато Ремита плотно опутана зловещей паутиной, и мы, маги, обязаны пресечь малейшую возможность новой катастрофы вселенского масштаба. Поэтому-то я и хочу потрепать нервы Шороту.

Месенн глянул на Олмира и улыбнулся.

Они помолчали. Месенн потянулся за яблоком, надкусил. Стал со смаком жевать. Олмир, глядя на него, не удержался и взял себе грушу. Она оказалась такой сочной, что он вынужден был, чтобы не обрызгаться, наклониться далеко вперед. Доев яблоко, Месенн потянулся за грушей. Олмир — за яблоком. Посмотрев друг на друга, они рассмеялись.

— Я создал много разных миров, — сказал Месенн, — но так и не смог понять, существует ли Тот, Кто создал нашу Вселенную и, естественно, меня самого. И тебя, дорогой мой Олмирчик. Чем черт не шутит — может, прав Уренар, утверждая, что мы сами сотворили себя. Но если наш Создатель все же есть, то Он строго придерживается по крайней мере двух правил. Первое — скрыть от нас Свое существование. Я понимаю, почему возникло — если в действительности возникло — у Него такое желание. Сам неоднократно поступал так же. Мне не ясно, почему Он решил руководствоваться вторым правилом — чтобы каждая прописная истина, каждое техническое решение, каждый этический императив открывались бесчисленное множество раз. Наш мир больше всего похож на кофемолку, в которой миллиарды лет перемалывается один и тот же материал. Бесконечный круговорот информации в природе. Посмотри на человека. В материнской утробе он проходит путь, который преодолел его биологический вид: от одноклеточного организма через насекомое, рыбу, амфибию, звероподобное хвостатое существо — к тому созданию, которое, собственно, и называется гомо сапиенсом. Зачем это? Непонятно. Но это еще далеко не все. Каждый человеческий детеныш начинает учиться. Усваивать давно известные истины. И жует их, жует и жует. А потом этот же процесс осуществляют его дети, внуки, правнуки и так далее. Зачем? Бессмысленность какая-то.

Доев грушу, Месенн потряс рукой, стряхивая капельки сока, обтер ладонь о свои штаны.

— Я боюсь, что мы еще мало пережевывали знания о виерном взаимодействии. Что человечество не созрело до материализации виртуальностей. Что-то чересчур просто и прямолинейно мы приближаемся к поставленной цели. Не может не быть отступления, возвращения к истокам. А оное подразумевает уничтожение Ремиты. Почему ты не хочешь объединить наши общины?

Объединение меритской и ремитской общин было давней идеей мага. Олмир, более сведущий в делах общественного управления, понимал, что время подобных новшеств еще не пришло.

— Да потому, что мы пока не готовы. И ничего с нами не случится, — сказал он. — Хватит черной философии. Вначале оденься поприличнее. Может, примешь душ?