— Не журысь (не грусти), Сергей Александрович, ему теперь лучше чем нам. Не журысь... Помнить — помни, а в тоску не впадай. Много еще схоронить придется, коли такой путь себе в жизни выбрал.

А сгоревший дом в усадьбе я велел разобрать. Только фундамент расчистить и оставить под новую постройку. Кирпич же использовать для перестройки нашей деревянной сельской церквушки. Денег добавил докупить и подвести еще. В уезде кирпичные заводики имелись. Пусть в Горках будет хоть небольшая, но каменная церковь. Так правильно, наверное. Пусть стоит в память об Иоанне Предтече, и немножко об Иване сыне Федоровом, что меня от пули спас, а себя не сберег. А дом..., а что дом? Построим. Новый. Вместе с Анной и построим. Вот отвоюемся только. А старшего нашего сына Иваном назовем, хорошее имя — достойное...

Вот и январь. Рождество. Не самое веселое Рождество, кстати.

Начало 1812 года отметилось многими значительными событиями. Во-первых, был снят со своей должности Сперанский, со скандалом и обыском в кабинете и доме, но арестован не был. Убыл в Нижний. Хотя и опалой это было сложно назвать. Александр просто удалил его в бессрочный отпуск 'по состоянию здоровья и до окончания разберательства'. На место Государственного секретаря был назначен, как и в моей истории, некто Шишков.

В двадцатом веке он известен как литератор и один из идеологов войны двенадцатого года. Я о нем почти ничего не знал, разве только фамилию, пришлось добирать знания об этом человека тем, что услышал о нем уже здесь. Портрет вышел такой.

Консерватор еще Екатерининской закалки. Моряк. Писатель. Не глуп, хотя и со своими мухами в голове. Парень возрастом уже под шестьдесят, но крепкий. Умеет быть преданным. Характер — психованный. Францию ненавидит люто, яростный англофил. Вечно всклоченный скандалист. Суждения всегда безапелляционные. Точку зрения же менял в свете желаний государя. Еще черточка, в полемике если увлекается, то — как глухарь на току. Только себя и слышит. Острый ум тщательно скрывает под маской недалекого человека. Опасен.

Александр его назначил, как компромисс, своего рода уступку консервативным силам которые стали брать вверх в политической борьбе. Увы, но в Санк-Петербурге все изменилось не к лучшему. Консерваторы, под знаменами патриотизма здорово потеснили сторонников прогрессивных преобразований уж слишком увлекшихся в своих теориях, объявив их едва ли не агентами французов. Многие из тех, кто начинал с Александром путь нового устройства России стремительно теряли свое влияние, уступая давлению наиболее богатых помещиков и старых царедворцев. Это в какой-то мере касалось и моего патрона князя Кочубея. Впрочем, в политике такие галсы — дело обычное.

Прибыв в Смоленск, я понял, что моя черная полоса еще не закончена.

С чего я это взял?

А с того, что в Смоленске Васильева и его группу я не застал, они отбыли всем составом в Вильно. Меня же персонально, приказом военного коменданта по оставленному для меня последнему распоряжению графа Васильева и его личной просьбе, сразу направили по месту основной службы. В запасной эскадрон моего полка при рекрутском депо в Ельне. Едва три дня в Смоленске выпросил, для оформления личных дел да для встреч с нужными людьми. С глаз долой, короче, убрали. Отчего и почему, я догадывался. Политические ветры переменчивы, и в данный момент они стали для многих неблагоприятными. Вот меня и прятали до поры.

Поскольку приказ касался только меня, а Перебыйнис все еще числился по команде я и отправил его к графу с отчетом обо всем, что было проделано за тот срок, пока я не был при группе, а также рапорт о смерти солдата из бывших при мне подчиненных. Бюрократия в армии — штука вечная. Лучше хвостов по бумагам не оставлять.

Чтобы фельдфебелю не было скучно в дороге, отправил с ним еще и Гаврилу. Для подстраховки.

Иван Михайлович имел при себе также письмо, которое передал мне Кутузов. Ему сподручнее, и главное незаметнее будет подойти к Васильеву и потихоньку передать конвертик, да еще и разузнать что и как. Мне же светиться рядом с графом, выходит нынче не с руки.

Так и получилось. Гаврила подкатил к дому где жили Васильев с Черкасовым на коляске как извозчик, мы экипаж решили все-таки не оставлять в Горках, хорошая вещь и мне и Гавриле в Смоленске сгодиться, так вот..., подкатил и вызвал Алеся. А тот уже Ивана Михалыча провел к начальству незаметненько.

Два унтера по делу идут — никто и не оглянется.

Так и прошел фельдфебель и письмецо передал.

После Гаврила привез мне устную сердечную благодарность от графа Васильева и письменный ответ от моего руководства объясняющее все что происходило. Барон Черкасов по поручению того же Васильева отписал самолично и рассказал о последних новостях. Письмо по прочтению следовало сжечь.

А новости не радовали.

Нас всех конечно наградили, похвалили и так далее, но группу Васильева решено было расформировать. Уж больно мы насолили многим сильным мира сего. И еще. Создавалось у меня впечатление, что мы, в смысле наша группа, работали как испытательный полигон. Знаете, как мотор, что гоняют до момента его разрушения. А задачу выполнил — на списание.

Впрочем, этого и следовало ожидать. Хотя и руководящими кадрами с опытом нашей работы решили не разбрасываться. Самого барона Черкасова оставляли в Вильно в распоряжение военного министра с повышением штаб-офицером, нашего командира графа Васильева забирали обратно в родной гвардейский кавалергардский полк, тоже с повышением в должности, чина же не повышали. Оба были награждены орденами Анны второй степени.

Какие-то политические пляски в связи с приближающейся войной. Скорее всего, Кочубей желал видеть графа поближе к себе, возможны были и другие причины. Перетасовка кадров в конце 1811 года шла по всей армии. Но эти двое, в отличие от меня имели значительный вес в Свете и их обиженные нами достать не смели, в отношении, же геройского но скромного поручика — дело иное. Могут и рассчитаться на мне за всех, оттого лучше пока на глаза особо не лезть.

Фельдфебеля Ивана Михайловича Перебыйниса граф Васильев забирает с собой в виде дядьки пестуна или денщика, поскольку успел оценить исполнительного и умного фельдфебеля, а лесовик Алесь соответственно остается с Черкасовым, тоже денщиком. Это неплохо. Все мои пристроены выходит.

Последняя инструкция от Васильева, переданная Черкасовым устно через Гаврилу. Дословно.

— Операции по типографии не было. Запомни. Вообще не было...

М-дя. Мне, похоже, наград не будет...

Потому как если узнают, кто к этому ручки приложил, нам всем просто оторвут головы. Там, оказывается, такие люди с нашей стороны завязаны были — мама не горюй. Мы знали, что те высоко сидели, но не предполагали, что настолько.

Александр им пальчиком сделал 'ню-ню-ню', они пообещали, что 'ни в жисть'. На этом все и кончилось. Но обиду на людей, что поломали им бизнес, эти ребята затаили. Потому — молчок.

Официальная версия. Поручик Горский с бароном Черкасовым работали в Герцогстве Варшавском по заданию графа Васильева исключительно по перехвату фельдъегерской почты французов. Вдвоем. И только! Потом барон с ранением и бумагами — в Россию, а поручик с копиями — на Дунай. Все. Больше ничего не было. Все документы по типографскому делу уничтожены. А саму типографию если кто и рванул, так то партизаны саксонские или там скажем баварские. Немцы, короче. Мы не в курсе вовсе. Ясно?

А чего тут не ясного? Жизнь — синусоида, вчера были в фаворе сегодня в опале. Все нормально. Да мы и не за награды, вообще-то...

Три месяца служу при эскадроне. Рутина.

Крохотная комнатенка для жилья. Стужа. Писем от Анны нет. Гаврилу отослал в Смоленск, он плотно занимается маслодавильней, карандашной фабрикой, конезаводством и торговлей с уклоном в армейские поставки. Завязался с какими-то купцами и мещанами-рабочими, что-то мудрит с полотняной мануфактурой. Бизнес крутит по технологиям конца перестройки, которые постоянно из меня выуживает в просьбах рассказать как ведуд дела в заморских странах. Рассказываю, не вдаваясь в подробности. Гаврила ругает 'сатанинскую землю' где такие методы применяются, но потихоньку применяет их сам. О той земле не расспрашивает, соблюдая данное когда-то слово.

Я, оказывается, все это время богател... Деньги к деньгам, не врет пословица. Поскольку Гаврила имеет со всех дел процент — он тоже при средствах. Читаю его еженедельные отчеты — душа радуется.

Во зубр! В девяностые бы раскрутился парень по полной. Природный талант администратора помноженные на мои подсказки, да еще с прибавкой скоморошьей способности к лицедейству и как довесок беспримерное нахальство, все это дает очень неплохой результат. Причем в звенящих кругляшах. Но при этом со мною исключительно честен. Ему просто интересен процесс, ну и результат процесса как составляющая. Трудоголик.

Что бы я делал, без такого управляющего, ума не приложу.

А у меня с утра и до вечера перед глазами бестолковые рекруты и невыученные кони, из которых я пытаюсь слепить что-то годное для боя. Хреновая еда, зато обилие не самой элитной выпивки. Карты по вечерам в кругу офицеров рекрутского депо.

Провинциальные красотки, пытающиеся закадрить выгодного жениха в моем лице, живо отбили у меня охоту посещать сборища Ельнинского полусвета. Исключение сделал только на обязательный Георгиевский бал 26 ноября, статус кавалера обязывает присутствовать всех кавалеров этого ордена, а их в Ельне оказалось трое, на городском бале, данном в честь ордена Святого Георгия, причем двое других кавалера были уже в весьма почтенном возрасте. Отдувался в танцах за всех троих. Несколько уроков танцев взятые мною в прошлом году были вовсе не лишними.

Был в России такой интересный обычай, если в населенном пункте проживает, или присутствует проездом, хоть один георгиевский кавалер — бал в его честь за счет местных властей должен быть в этот день в обязательном порядке.

Все свое время отдаю военной науке.

У меня во взводе неплохое положение относительно прочих, именно как у георгиевского кавалера. Белый крестик на мундире здесь уважают и весьма. Интенданты не воруют так уж безбожно, и командиры дают почти полную свободу действий, потому на мой учебный взвод, который по численности сильно напоминает роту, поступает сносное вещевое снабжение, терпимый конский состав и есть возможность вести более менее нормальную боевую учебу.

Я привык делать работу на совесть, если уж берусь. Да и самому полезно. На маневры выезжаем минимум раз в неделю, но чаще дважды, и теперь я без проблем смогу провести конную атаку эскадроном, перестроиться, отступить, завязать фланкерную схватку, использовать застрельщиков, провести марш...

Да много еще чего можно научится, пытаясь учить других.

Возвращаясь с очередных маневров, я встретил вестового с неофициальным сообщением от прапорщика, дежурившего сегодня по эскадрону. Скорее даже с предупреждением. Ко мне прибыли гости и сейчас сидят у командира эскадрона и пьют чай. Гости своеобразные, в полицейском звании, и они жаждут видеть меня как можно скорее.

Ха! Звоночек от паранойи. Давненько она мне не звонила.

И что у нас плохого?

Шлем разведку в расположение части. Есть у меня парочка расторопных унтеров, вот пусть все высмотрят и разузнают. Тайн для вестовых и денщиков нет. А вот мы сами слегка задержимся. А что? Решили вот офицер, в наказание за плохую работу на маневрах, что взвод вместо теплых казарм сегодня ввечеру будет отработать постановку бивуака зимой. Вот такой я самодур...

Прибудем в эскадрон завтра к обеду.

А вот если бы вас ждал полицейский чин, вы что бы подумали?

Интересно, кто это подсуетился, Фролин или Мирский? Или же кто-то из тех, кого я за решетку упек за фальшивые деньги весточку передает?

Надеюсь все же кто-то из моих недоброжелателей, а не большая политика. Там вообще нет шансов. А тут еще побрыкаться можно.

Мирский — вряд ли, еще, вроде, рано. По моим прикидкам, он займется мною не раньше весны, сейчас он в своем имении. Прихворнул. Все-таки возраст...

Фролин тоже не должен. Язык, которого мы захватили в Горках, перед смертью поведал, что его должны были направить в Ригу с каким-то очень важным для снабжения армии поручением. Фролин был крайне зол, но ехать был обязан, поскольку это было личное распоряжение Барклая. Раньше конца февраля вернуться не сможет. Кто же тогда...?

К полуночи вернулся мой первый разведчик.

Так. Что мы имеем?

Во-первых, спасибо паранойе, имеем еще целую ночь свободного времени на раздумья и подготовку к дальнейшим действиям — это плюс. А минус...

Это, во-вторых, меня завтра, сразу по возвращении заметут. По распоряжению Якова Иванович де Санглена, действительного статского советника, одного из главных полицейских чинов страны, главы Высшей воинской полиции и '... вообще хорошего человека из тайной канцелярии'.

Ха! Цитата из 'Гардемаринов' что-то вспомнилась, к чему бы?

Или он еще не глава...? Вообще, когда ее создали-то ту Высшую военную полицию? Армейскую контрразведку, чтобы было яснее.

Такого себе зубастенького конкурента контрразведке курируемой МИДом, отделу сыска полиции и Особенной канцелярии при Сенате. Организацию, заточенную на определенного врага в определенных условиях предвоенной и военной обстановки. А чтоб совсем стало ясно с аналогиями, это — СМЕРШ, в варианте начала девятнадцатого века. Зона ответственности армия, фронт и прифронтовая полоса, с полномочиями на расширение поля деятельности хоть до Парижа и Мадрида. Но основное поле — армия и все что с ней связанно.

Вроде сейчас как раз и создавали, в январе 1812 года, а на полную стали работать к весне. Впрочем, здесь возможен сдвиг по времени. Кто его знает, может уже и функционирует контора. Де Санглен как раз и возглавлял эту структуру при Первой армии.

Ага. Именно там, где приписан мой полк.

Начальство, однако, и для моего полкового командира. И даже для командира корпуса.

По происхождению — француз, по характеру — авантюрист, по уму — математик, при этом с отличным почерком и бойким канцелярским слогом. Молчун по делу и балагур в обществе. Литератор. Аналитик. Не чурается недозволенных методов, может быть подлым как сколопендра, но своих бережет и всегда мстит за убитых агентов. По-своему честен. Его боятся. Знает все и обо всех. Личный шпион Александра, специалист по его интимным делам.

Именно по ним, этим самым...

Поставлял баб их величеству, поскольку с супругой у Александра постоянно были терки. Или потому и были... Не суть. Короче, приближен к особе, дальше некуда.

До этого назначения он сформировал и возглавил Особую канцелярию при министерстве полиции (не путать с Особенной канцелярией при Сенате). И неплохо справился. Ту самую Особую канцелярию, которая занималась разбойниками и зачатками организованного преступного мира вообще, в смысле шайками и бандами. Имел на этой ниве успех, сумел это красиво преподнести, был замечен и приближен, чем вызвал ревнивую зависть своего начальника, министра полиции Балашова. Вплоть до 'побитых горшков' и испорченных вдрызг отношений. Все это произошло, когда Балашов еще был в силе.