Нет, мое сознание не дозрело до того, чтобы увечить дверь, восстановленную с трудом и материальными затратами. Должны же найтись другие варианты! Как говорил неизвестный оптимист, перед тем как ему отрубили голову на плахе: "Безвыходных ситуаций не бывает, нужно их правильно искать".
Оставался Радик, но и он не смог бы ничем помочь. Кстати, что-то он не торопился со своей кастрюлькой.
А что, если выставить окно и влезть со стороны улицы? Не пойдет: Олег забил раму и укрепил стекла намертво, так что они выпадут вместе со стеной.
От отчаяния я захныкала, стоя под собственной дверью. Может, пойти к Олегу и Марте и попроситься переночевать у них? Точно, так и сделаю!
Вырвав листочек из тетрадки, я накарябала в тусклом свете лампочки: "Радику! Не теряй — ночую у друзей". Просунула свернутую бумажку в ручку двери, авось не сдует, и никто не утащит. Да и кто бы шастал по нашим катакомбам?
Я замерла. Тишина показалась зловещей, словно кто-то прислушивался, притаившись за углом. От страха у меня мурашки пошли по коже. Чтобы успокоиться, демонстративно напевая под нос, завернула лом в газетные обрывки, разбросанные на полу, и поставила в уголок возле раковины. Если орудие труда не искать специально, то случайно и подавно не найдут.
Надо ковать железо, пока не наступила полночь, а то меня и Олег с Мартой не пустят.
Добежав до дыры в ограде, я вылезла на дорогу, и опять мной овладела нерешительность, не давая перейти на противоположную сторону улицы. Если вдоль институтской решетки ярко горели фонари, то напротив район словно вымер: темные углы зданий, черные глазницы окон.
И никого вокруг. Одна я стою, переминаюсь и не могу определиться. Вдруг меня схватит патруль, а документов при себе нет? К тому же шляющиеся по ночам личности выглядят подозрительнее, чем при дневном свете, и меня обязательно арестуют.
Что придумать? Может, плюнуть, вернуться и вышибить хлипкую дверь, как-нибудь переночевать, а утром пойти к Олегу?
Пока я крутилась вдоль ограды, пристукивая сапогами, чтобы не замерзнуть, не сразу заметила, что по направлению ко мне неспешно шел одинокий прохожий. Он тоже заметил меня и начал замедлять шаги. Нормальные люди не бродят бесцельно в ночи по морозу, значит, у приближающегося типа имелась цель. Ой, мама, это Зимний Ночной Маньяк! Увидел невинную жертву и начал просчитывать дистанцию, готовясь к нападению.
Взвившись, я ринулась к спасительной прорехе в заборе.
— Папена! — окликнул знакомый голос, и я не сразу сообразила, что обращаются ко мне. — Папена!
К дыре скорым шагом приближался...Мелёшин! Значит, он оказался одиноким маньяком, разгуливающим по пустым зимним улицам и пугающим благочестивых девушек.
Ну, почти благочестивых, потому что в это время им следует видеть третьи сны, а не болтаться на морозе, зацепившись воротником за выступ решетки.
Почему-то меня очень обрадовал голос Мэла и он сам. Когда Мелёшин подошел, я успешно освободилась из плена ограды и имела вполне цивилизованный вид. Наверное. Люблю прогуливаться поздним вечером вдоль забора с сумкой на плече. Воздух свежий и бодрит, все легкие насквозь заледенил.
— Куда собралась, на ночь глядя? — спросил Мэл, как всегда забыв поздороваться.
— Гуляю, — пояснила, не вдаваясь в подробности. — А ты?
— И я. Гуляю.
— Понятно. Пока, — кивнула я и развернулась к родной дыре.
— Тебя проводить? — предложил Мелёшин. — Мне не трудно.
— Не стоит. Я как раз в общагу шла.
— Интересно ты шла, — хмыкнул Мэл. — По-моему, туда собиралась, — показал в сторону квартала.
— Не, уже передумала.
Может, попросить его поддеть дверь? Мелёшин сильный, у него должно получиться с минимальным ущербом для косяка. Нет, всё-таки не стоит. Попрошу, а он опять долг запросит. Лучше сама пинком свою дверь и выбью.
— Ты недавно болела, зачем горло выстужаешь? Иди домой, — предложил заботливо Мэл. Я бы пошла, если бы замок пустил.
— Слушай, Мелёшин, тебя можно попросить бескорыстно, или оказываешь только платные услуги? — спросила, постукивая зубами и подпрыгивая.
— Смотря какие, — ответил он настороженно.
— Понимаешь, не могу открыть дверь, наверное, замок переклинило. У меня есть лом, может, посмотришь, как быть с дверью, а? Только просить за долг у меня уже нет сил.
— Пойдем, погляжу, — подтолкнул он к дыре. — Давай сумку.
— Я сама, не стоит беспокойства, — ответила культурно и вежливо, пролезая суетливо.
— Ты, Папена, когда вся из себя приторная, у меня зубы сразу начинают ныть, — сказал Мэл, стянув сумку с моего плеча. — Пошли, а то твоя дрожь мне на расстоянии передалась.
Мы двинулись по дорожке, причем Мелёшин шагал широко и кивал, пока я бежала рядом и поясняла сбивчиво:
— Пришла из института, вставляю, а он никак... Ну, тык-мык, к соседям, к тетке-вехотке, а она: "Только дверь выбивать"... А кочергу там оставила... Хотела за мастером сходить, но уже поздно.
— Позвонить не догадалась?
— Кому?
— Мастеру своему.
— Я его номера не знаю, — сказала растерянно. И вообще, не интересовалась, есть ли телефон у Олега.
— Значит, замочных дел мастер — из квартала?
— Ну да. Дешево и хорошо поставил. И дверь починил.
— Дешево, зато фигово. Замок быстро сломался.
— Он не мог быстро сломаться, — заверила я убежденно. — Кроме того, у Олега пожизненная гарантия.
Шагая по полутемному коридору первого этажа, Мэл запинался о незаметные ремонтные препятствия и каждый раз что-то бурчал неразборчиво.
— Вот, — показала я на свою дверь. Какая-то она грязная и обшарпанная со стороны, надо будет протереть при случае.
Оказывается, вдвоем не так уж и страшно, а гораздо веселее и спокойнее. Я принесла завернутый в газету лом.
— Значит, тут живешь? — спросил Мелёшин, оглядываясь по сторонам. Видок у коридорчика не ахти — начатые и недокрашенные стены, шуршащие изодранные газеты под ногами, одинокая лампочка, прикрытая газетным кульком, облезлые двери комнат.
— Ага, здесь Аффа, — показала я на дверь соседок, — а здесь Сима с Капой. Только сегодня никого нет, а то можно бы у них переночевать.
— У Капы, что ли? — спросил Мелёшин, опустившись на корточки и разглядывая замочную скважину.
— У кого-нибудь. Дверь неохота ломать. А если ломать, то совсем уж на крайний случай.
— Сюда бы посветить, — сказал Мэл.
— У меня есть фонарик.
— Смотри, запасливая какая, — сказал насмешливо Мелёшин. — Всегда с собой носишь?
— Ношу. Выручает постоянно.
— Там что-то есть, — сообщил он, светя фонариком под разными углами. — Что-то светлое и густое. Мед, клей... Дай ключ.
— Откуда? — удивилась я, протягивая запрашиваемое.
Мэл поковырял в скважине, вытащил ключ и осмотрел.
— Следов нет, значит, застыло и застопорило механизм.
— По-твоему, я совсем того и в свой замок понатолкала всякой дряни?
— Нет, — ответил Мелёшин, вернув мне ключ, и начал постукивать по обналичке. — Кто-то преподнес подарочек.
— То есть специально?! — опешила я. — Но почему?
— Папена, решай, кто тебе друг, а кто — портянка. Делается просто: в шприц наливается клеящий раствор и впрыскивается в нужную щель или отверстие. Пять минут — и опля! — результат налицо.
Налицо и на двери, — села я на корточки, прислонившись к стене. Сколько же имеется недоброжелателей в наличии, дайте подумать. Не нужно далеко ходить — за стенкой одна живет, которая сегодня чуть не убила взглядом.
Ах ты, поганка! — осенило меня, и я подскочила к соседней двери. Вдруг Лизбэт никуда не уходила, а сидит тихо под дверью и посмеивается в кулачок?
Прислушалась, но за дверью соседок стояла мертвая тишина. Определенно, испорченный замок — дело рук Лизбэт. Сотворила гадость и слиняла, а завтра появится к шапочному разбору, как делают преступники, подготавливая алиби. Ух, повезло ей не попасться под руку, не то я бы сгоряча живо распрямила чью-то идеальную завивку.
Заочно наделив златокудрую девицу уголовным званием, я не услышала, как Мэл что-то спросил.
— Что?
— Кто такой Радик?
Я выхватила записку из его рук:
— Тебе не разрешали читать чужие письма!
— Так оно под ногами валялось, чуть ногой не наступил, — объяснил Мелёшин. — Ты, Папена, вчера меня обвиняла, а на себя не посмотрела.
— На что это я не посмотрела? — вскинулась на упрек.
— На разных Олегов, Радиков, Капитосов, певучих артистов... — начал он перечислять. Ни в какую не хотел Тёму называть по имени.
— Радик вообще мне как родня, — сказала я с пафосом. — Он живет в общаге и учится на первом курсе.
— На малышей перешла?
— Сдурел? — для усиления эффекта я покрутила у виска.
— Ладно-ладно, — ответил шутливо Мэл, выставляя руки и защищаясь от моих наскоков. — Признаю, что виноват и болтаю много лишнего.
— Будешь помогать, или мне просить кого-нибудь другого?
— Слушай, Папена, кое-что предложу, но ты ведь откажешься.
— Конечно, — заявила я с апломбом. — От твоих предложений нужно отказываться, не начав выслушивать.
Мелёшин рассмеялся.
— Дверь крепкая. Могу выломать по петлям, но замок в любом случае пострадает. Могу выламывать по замку, но с той стороны металлическая пластина приличных размеров. Половина двери уйдет в щепки. — Увидел испуг в моих глазах и добавил: — Я мог бы попробовать сначала растопить, а потом вытянуть эту гадость traheri*, но боюсь угробить механизм замка. Не знаю, что в него залили, и буду греть наобум, а вдруг там есть низкоплавкие элементы? Так что оптимальный вариант — заночевать где-нибудь, а завтра с утреца будить своего мастера и тащить сюда за шкирку.
— Спасибо, конечно, но я и без тебя догадалась, только спать негде. Замок портить жалко, но придется.
— Переночуй у меня, — предложил Мэл.
— Спасибо, — сказала я, а потом сообразила, о чем речь. — То есть как у тебя? Нет-нет-нет, ни за какие коврижки!
Сумасшедшее предложение! Мне хватило денька в обществе его родни, теперь осталось сказать "здрасте" папеньке и маменьке, заявившись в Мелёшинский особняк на ночь глядя. Почему-то в голову пришло, что Мэл должен жить в особняке или в замке с фонтаном, парком и скульптурами. Его родители вряд ли обрадуются появлению на пороге сыночка с девкой непонятного происхождения. Туда допускают только породистых девиц в вечерних платьях.
— Да не съем тебя, — отозвался небрежно Мелёшин.
— Зато родственники сожрут и не подавятся.
Ни за что! Не предложение, а сплошной самоубийственный абсурд.
— Я живу один, — пояснил Мэл.
— Нет и еще раз нет, — подтвердила я первоначальное решение.
— Как хочешь, — пожал он плечами. — Переночевала бы в уголочке и потопала себе на здоровье утром домой. Я обычно сплю до обеда, так что выйдешь, дверь захлопнешь и поедешь, куда хотела.
При его словах я вдруг почувствовала, что мои бедные ножки жутко устали, что спину ломит, а мышцы ноют, что день выдался длинный и богатый на потрясения, и что неплохо бы прикорнуть в горизонтальном положении и приложить утомленную голову на мягкую подушку. Ой, как хочется, сил нет! Но поддаваться соблазну нельзя, все предложения Мелёшина выходили для меня боком, так что извините.
— С радостью, но не могу.
— Ладно, — взглянул Мэл на часы. — Уже одиннадцатый час. Бывай.
Неужели он сейчас уйдет и бросит меня здесь? И уговаривать не будет? Он пошутил, — убеждала себя. Мелёшин отдал фонарик, помыл руки в раковине, отряхнул брюки и пошел к выходу из коридорчика.
К выходу! А я останусь одна в вымершей зоне исчезнувших соседей.
— Мэл!
— Ну? — обернулся он на выходе.
— А там твоего дяди и кузена не будет?
— Не будет.
— А этих всяких...
— Не роятся, — пояснил терпеливо.
— Я тебя не стесню?
Он хмыкнул.
— Нет, Папена, не стеснишь.
— Мне много места не надо. Где-нибудь в сторонке посплю.
— В чуланчике будешь?
— Хоть где, — согласилась я горячо, а потом поняла, что он опять смеется надо мной. Ну и пусть. — Новый долг не навесишь?
— Устал уже твои долги собирать. Поехали?
Ломик я взяла с собой, побоявшись оставить на ночь в общаге, и Мэл положил его в багажник небольшого автомобиля, одиноко скучавшего у ворот института. Туда же поставил и мою сумку. Машинка оказалась небольшой, аккуратненькой, словно была рассчитана для поездок по городу за покупками.
— Погоди, сначала прогрею, — завел он двигатель.
— Чья? — кивнула я на приборную панель, устраиваясь на переднем сиденье и прикрепляясь ремнем. Теперь можно не ломаться и не кочевряжиться. Теперь мы друзья-приятели: никаких поцелуйчиков в руку и многозначительных взглядов в зеркало заднего вида. А жаль.
— Севолод дал, — сказал Мелёшин, пристегиваясь.
— Да ну? С чего бы? А почему не новая?
— Отец пока не знает. Поскольку дядя косвенно виноват в том, что случилось с "Мастодонтом", пусть компенсирует моральные издержки. Он, кстати, не особо сопротивлялся, — сказал Мэл, вывернув на дорогу.
На этот раз он поехал дорогой, по которой возил в кафе. Марку автомобиля я не стала спрашивать. Не успеешь запомнить, как машину тут же увечат — нездоровая тенденция. Оглядев уютный салон, отметила низкую посадку по сравнению со злосчастным танком.
На нашей окраине жизнь остановилась, готовясь ко сну, а в приближении к центру города появились вереницы машин, засияли призывно витрины, и прибавилось народу на улицах. Неужели столица не спит?
Интересно, где живет Мэл? Если он соврал про личное жилье, врежу ему сумкой и потопаю пешком до института. Батюшки! — осознала вдруг. Мы едем к Мелёшину! К тому самому, с которым мы... который меня... Я начала мять пальцы и искоса взглянула на него. За время отъезда от института Мэл и слова не сказал, уделив внимание дороге.
— Мелёшин, твоя помощь бескорыстна? — снова пристала к нему.
— Бескорыстна, — подтвердил он, взглянув в боковое зеркало и переключив скорость.
— То есть... мы ведь приятели?
— Приятели. Кто же еще?
— Ну, ладно.
Я уставилась в окно. Неисповедимы наши пути. Этим вечером меня чуть не придушил почетный член двух десятков научных обществ, а теперь еду в машине — подумать только! — домой к Мэлу.
— А ты случайно не на "Кленовом листе" живешь? — вдруг пришло в голову. Не переживу, если он соседствует со своим дядюшкой.
— Куда нам? Мы люди простые, — сказал Мелёшин, выворачивая с широкого проспекта на улицу поуже и потише, и я загляделась на здания, эффектно подсвеченные с разных сторон.
Хорошо, что простые — подумала я с облегчением. Чтобы отвлечься, спросила:
— Дегонский сильно пострадал?
Мэл помолчал.
— Ты в своем репертуаре, Папена. Подозреваю, назови тебе больницу, заставишь развернуться, чтобы навестить бедняжку. Не волнуйся, кости и голова целые, жить будет. У него хватило средств, чтобы пройти ускоренный курс терапии. День-два, и увидишь своего подопечного в институте.
— Он мне не подопечный.
Сказанное порадовало. Аireа candi* опасно тем, что поднимает в воздух и вышвыривает из образовавшейся воронки. Можно сильно удариться и получить не только сотрясение и ушибы, но и переломы, например, позвоночника или свернуть шею.
