| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Прекрасно, мисс Легран, — голос молодого лорда звучит неожиданно тепло, — Я очень рад это слышать. Сейчас мы проводим уважаемых Иеками, а затем мне и господам полицейским понадобится ваша помощь для получения доступа... к мусору. Благодарю вас.
Анжелика коротко приседает в реверансе. Распрямляясь, она видит высокого и крепкого японца, совершающего рывок к решетке. На мужике висят собратья, но здоровяк, кажется, их совсем не замечает — его бешеные глаза смотрят на молодого сквайра.
А у того в руках материализуется изящный небольшой револьвер, направленный точно в лоб верзиле. Полицейские судорожно рвут собственное оружие из кобур. Все решает высокий плечистый старик — проскользнув к буяну вплотную, он хлопает того рукой по макушке. Короткая неяркая вспышка, и агрессивный тип бессильно обвисает в руках родственников.
'Мы уходим', — командует старик.
И они уходят. Эмберхарт собственноручно открывает ворота, запуская на территорию особняка орду полицейских, часть из которых тащит уже привычные для Легран на вид мешки. Горничная незаметно вздыхает.
Предстоит много работы.
Глава 22
Сознание выплывало из глубин мрака неторопливо, как еще живая половинка тюленя, познакомившегося с касаткой. Передняя половинка. Стремящаяся к свету, к поверхности, утратившая солидную свою часть, не признающая, что все уже почти позади. Пытаясь отогнать навязчиво-нелепую ассоциацию, я дернул головой... и непроизвольно застонал от боли. Было плохо, мутило, перед глазами все плыло. Что я вчера пил? Плевать. Кто я? Где? Воспоминания путались, вспомнить ничего не получалось. Я был уверен в двух вещах — своем лежачем положении и отвратительном состоянии.
Постепенно, сквозь полубред и периодические провалы в никуда, я восстановил картину мира. Меня зовут Алистер Эмберхарт, пятнадцать лет, четвертый сын Роберта Эмберхарта, графа владения Гримфейт, милостью божьей и короля Англии, Генриха XII, прозванного Умеренным.
Последнее, что я помню — мой особняк атаковали. Иеками удерживали меня у ворот в патовой позиции, угрожая нанести удар в спину за 'оскорбление', в то время как мои слуги и Рейко отбивали вооруженное нападение. Успешно, японцы ушли опозоренными... на глазах почти сотни простолюдинов из полиции. Остаток дня мы потратили, помогая полицейским собрать тела — я давал показания, Легран, взбодренная стимулятором, занималась разминированием, Уокер был в коме... целительной коме. Я споил дворецкому один из самых дорогих алхимических составов, купленных мной в 'Пещере Дракона'. За неделю сна, с редкими пробуждениями на запихивание в себя пищи, Чарльз должен был отрастить утраченную левую кисть руки. Жуткая дрянь, влитая в него, представляла сильно измененный ликантропный эликсир. Этакий антибиотик от мира давным-давно вымерших оборотней — позволяет регенерировать многое, пока организм борется с ослабленной заразой.
После... мы отправились в город. Я посадил Рейко на трамвай в Гаккошиму, хоть она и сопротивлялась, а сам снял комнаты в 'Imperial Hotel Tokio'. Азат и Уокер заняли одну комнату, Анжелика отключилась во второй, а я занял диван в зале, вооружившись до зубов. Баркер и Арк были направлены назад в особняк — охранять и патрулировать разминированную часть территории. Все мои действия были логичны, взвешены и предусмотрительны.
...но я очнулся в каморке с решеткой вместо двери, определенно отравленный какой-то дрянью.
Если выберусь — сожгу управляющего отелем. Вообще пора бы уже начинать вычеркивать имена из черного списка, а не добавлять новые.
Первым делом я потянулся мыслью к фамильяру. Арку предстояло много работы — долететь до Токио, отыскать приблизительное место моего заключения, потом... что потом? Уокер, единственный человек, способный действовать от моего имени — в коме. Анжелика... девушка, Азат — халифатец преклонного возраста. Их просто всерьез не воспримут. И это при условии, что из номера отеля изъяли лишь меня. Слуги могут находиться где-то неподалеку, в таком же, как и я состоянии. Вывод?
Рейко. Пусть меня самого Иеками поймали в ловушку, но де-факто и де-юре — слуги рода Эмберхарт с блеском ее отбили, следовательно, моя совесть и честь чисты. Посмотрим, хватит ли этому грудастому громогласному карапузу сил, влияния и рассудка, чтобы вытащить меня оттуда... где я сейчас.
Попытавшись встать, я понял, что сделал все правильно — сначала обдумал, потом начал действовать. Последнее получилось... отвратительно. Я шлепнулся с прогнившей лежанки как кулек с навозом, завозился на грязном полу полураздавленным тараканом, и, совершив все положенные новорожденному котенку бессмысленные движения, с трудом встал на ноги, держась за решетку. В неверном и скудном свете масляных ламп оглядел себя — моя белая рубашка навыпуск и штаны из толстой темной шерсти — то, в чем я садился на диван в отеле. Ни ремня, ни обуви, ни оружия... могло быть и хуже.
— Крепкий малец. Уже поднялся, — тут же донеслось снаружи, — Йоши, бегом к боссу! Доложи!
Я оказался в каком-то подземном комплексе, прокопанном едва ли не ручным трудом. Низкие потолки, дикий камень, жара. Последнее позволило мне получить больше всего информации — два низеньких жилистых мужика, что меня тащили, оказались из якудзы. Обширные татуировки спины, местами заходящие на руки и грудь, иного толкования не оставляли. Эти красочные произведения искусства были известны даже в Англии — порядочный японский гражданин себе такое 'клеймо' не ставил.
Зал, куда меня вскоре приволокли, голых стен не демонстрировал. Наоборот, его полностью стилизовали под большую, но совершенно традиционную японскую комнату — панели из рисовой бумаги прикрыли грубые скальные стены, а на полу были расстелены соломенные циновки-татами, придающие помещению обжитой и уютный вид. Зал был практически пуст — лишь в противоположном от меня конце помещения восседал на коленях человек, занятый бумажной работой за небольшим столиком, подходящим для сидения на коленях.
Конвоиры усадили меня на подушку, аналогичную той, которой пользовался пишущий. Мужчина отвлекся от работы, мы обменялись оценивающими взглядами. Плотный, в полураспахнутом белом кимоно, демонстрирующим те же знаковые татуировки. Возраст около сорока лет. Широкое 'простое' лицо, определенно не благородный. Покатые плечи, широкие запястья, сбитые костяшки, жесткое выражение лица. Этот тип большую часть своей жизни посвятил насилию.
— Эмберхарт-кун, — отметил он мое внимание, — Мне нужно закончить с делами перед нашим разговором. Это займет минут десять. Подождешь? Могу предложить чаю.
— Воды, если можно. Побольше, — озвучил свою просьбу я, — А еще мои сигареты, если вы рассчитываете на разговор.
— Сейчас все принесут. Вода тебе действительно нужна. Так быстро очнуться от 'пустого зла' — это внушает уважение, — покивал мужчина.
— 'Пустое зло'? — иронично поднял бровь я.
— У вас на Западе, его называют 'соулдаст', насколько мне известно, — покивал мужик, рассматривая меня с видом тигра, увидевшего заячью задницу, застрявшую меж двух сросшихся деревьев.
Я тут же поморщился. Очищенная миазма представляет из себя густой белый туман, поглощающий эфир. Набрав его, туман вспыхивает и сгорает без следа, выделяя массу тепла. Не набравший критическую массу 'соулдаст' превосходно работает как отключающий газ. Мне плохо, потому что эта дрянь посадила мой организм на долгую энергетическую 'диету'.
— Увы, наши аристократы — люди крепкие и с фокусами, — хмыкнул мужчина, — Поэтому мы здесь, в Японии, привыкли использовать грубые, но эффективные методы. Ты-то, к счастью, очень слаб, а вот некоторых 'пустое зло' и на полгода в койку отправить может. Теперь, если не возражаешь, я закончу с делами...
Напившись и закурив, я мысленно проверил Арка — тот кружил над предполагаемым местом моего заточения — Йошиварой. Плохо, очень плохо. Насколько мне известно, криминогенная обстановка района хуже всего во всей Японии, исключая Роппонги. Арк полетит к Рейко, но, похоже, выпутываться я буду самостоятельно.
Если будет шанс.
Тем временем мужчина закончил просматривать бумаги, поставил несколько подписей, отложив стопку в сторону. Распрямившись, он вздохнул, глядя на меня, и... вытянул из-за спины меч, который принялся рассматривать.
Мой меч. Точнее — один из них, тот, что попался под руку, когда я спешно собирался в особняке. Якудза, так и не назвавший себя, освободил лезвие от ножен, начав вертеть меч в руках и рассматривать.
— Великолепная работа, — проговорил он, — Прекрасная ковка в сочетании с лучшей сталью, которую я встречал в жизни. Родовой клинок? У него есть имя?
— Нет, — пожал я плечами, вызывая удивленный и неверящий взгляд, — Это обычный меч, незнакомец-сан. У меня таких мечей десятки — совершенно одинаковых.
— Признаться, я не ожидал от человека, подобного вам, такую детскую браваду, — покачал головой японец, — Но давайте, юный господин, сначала исправим упущение. Меня зовут Хаято Омия, но чаще всего ко мне обращаются по прозвищу — Мачибозу. Я владею Йошиварой. Предупрежу твой вопрос — из отеля забрали только тебя. Твоим слугам не был причинен вред.
— Приятно познакомиться, и благодарю вас за информацию, Мачибозу-сан, — кивнул я, — Только бравады в моих словах нет. Такие мечи куются, закаляются и полируются с помощью отработанной эфирно-паровой технологии многие годы. Сплав... сплав да, один из лучших в мире. Но все равно — то, что вы держите в руках, по себестоимости не превышает сумму в сотню тысяч йен.
Японец помолчал, разглядывая клинок и бросая на меня взгляды искоса, потом наконец вздохнул, вложил его в ножны и убрал за свою спину.
— Обидно за свою страну, — прокомментировал он, — Машина делает меч лучше, чем мастер-кузнец. Может, имеет смысл потом перековать этот клинок в катану, как думаешь?
— Не советую, — покачал головой я, прикуривая новую сигарету, — Переплавить такую штамповку без знания рецепта и технологий — просто испортить инструмент. Он вам и в таком виде пригодится — замечательно работает против духов и сущностей. Даю слово.
— Инструмент, — неприкрыто поморщился японец, складывая на груди руки, — Как можно меч называть инструментом? И, кстати, ты всегда столько куришь? Говорят, от этого умирают.
— К смерти ведет множество путей, исход одинаков, — горестно вздохнул я, — Предпочту, чтобы у моих врагов был широкий выбор, а не твердое знание моих сильных сторон. И... насчет курения, Мачибозу-сан? Что-то мне подсказывает, что от меня и вас люди тоже частенько умирают.
Японец хохотнул, провел рукой по начинающей лысеть голове и довольно осклабился. Кровожадная у него улыбка, но... не в мою сторону. Улыбка человека, любящего насилие. Ценящего. Восхищающегося им. Так восхищаются тем, что получается — что приводит на вершину власти, дает в руки бразды правления коллективом. Гипертрофированное внимание для успешного инструмента.
Наиболее частая причина падения сильных мира сего. Если в руках молоток, то все вокруг становится похоже на гвоздь, старая пословица. Могу ее дополнить — а 'молоток' при этом начинает считаться важнейшей частью мироздания. Он же работает!
— Перейдем к делу, Эмберхарт-кун, — проговорил этот Мачибозу, — Ты здесь по трем причинам. Первая — тебя мне поручил выкрасть Иеками Рюдзи, но я бы, честно говоря, не взялся бы за это дело, не имея других оснований. Тем более что куче народа известно, что Иеками планируют удрать из страны. Но... Твои слуги положили более сотни моих людей. Сто двенадцать человек, не считая слуг Иеками. Я хочу знать, сколько человек потерял ты и как вообще это получилось.
— Ответ будет похож на тот, что я давал насчет меча, — развел я руками, — У меня двое раненых, один тяжело. Как так вышло? Если вооружить кучу людей, совершенно непривычных к военным действиям, и без подготовки бросить их штурмовать укрепленный район, то они просто умрут. Так и случилось.
Японец легким движением поднялся на ноги, прошел несколько шагов до скромной незаметной полочки и, выудив из нее пузатую баклажку, сел назад. Нацедил сам себе маленькую чашку спиртного, выпил, поиграл бровями.
— Они готовились, Эмберхарт-кун, — сообщил он мне, — Делали вылазки, искали мины, жертвуя собой... Прости, я не могу принять такой ответ. Потрудись объясниться.
— Четыре линии обороны, Мачибозу-сан, — отрезал я, — Ваши люди понятия не имели о войне. Возможно, хотя... нет, я даже уверен, что они были храбрыми воинами. Идти на мины, гранаты, под пули — это требует недюжинной храбрости. Но без военной выучки и понимания основ современных военных действий, храбрый фарш ничем не отличается от любого другого.
Тут я определенно допустил ошибку. Самую унизительную — забылся, позволил себе думать, что сидящий напротив меня человек столь же разумен и сдержан, как и те, с кем я общался ранее. Бандит, даже забравшийся на местную вершину, все равно остается бандитом, продолжая держаться за то, что его сделало.
Повинуясь резкому жесту Мачибозу, меня схватили за руки и подняли на ноги те, кто изначально приволок в эту комнату. Подскочивший главарь местной группировки начал щедро охаживать меня ударами кулаков по брюшине, печени и лицу, совершенно не стесняясь в силе. Моя голова моталась из стороны в сторону, тело пятнадцатилетнего подростка подпрыгивало от каждого удара.
— Сотня человек! — орал прекративший притворяться бандит, — Сопляк! Ублюдок! Сидит передо мной с умным видом! Благородная свинья! Знай свое место!
Меня мотало из стороны в сторону, изо рта начала брызгать кровь, левое ухо перестало слышать. Наконец, главарю Йошивары это надоело и он, подняв мою голову за волосы, начал отрывисто говорить, c перерывами на глубокие вдохи:
— Я почти тридцать! Лет! Шел к своему! Месту! Ты — тварь! Щенок! Ничтожество! Говоришь мне в глаза! Что я 'храбрый фарш'?! Что мои люди — 'храбрый фарш'?!
Он продолжал орать и что-то требовать, но я с трудом цеплялся за реальность после таких ударов. В один момент мне даже показалось, что из бумажной стены выступило синее лицо моего знакомого, Дариона Вайза, которое, хитро ухмыльнувшись, подняло правую бровь, как бы спрашивая — 'Может, помочь?'. Но, перед глазами все тухло. Организм, едва пришедший в относительную норму, тут же взбунтовался вновь. Меня били, на меня орали, но это отмечалось лишь краем начавшего уплывать сознания.
Избитый, я вновь очутился в каморке за решеткой. Между провалами в забытье мне удалось связаться с Арком — тот наблюдал за Рейко. Получилось это у меня вовремя — ворон наблюдал, как коротышка стоит на остановке и ждет трамвая, одна. Более ранние воспоминания фамильяра рассказали мне, что она обратилась к директору, вышла от него сильно недовольной, обругала комаину, преследующего ее по пятам, телефонировала по трем разным номерам... и в конечном итоге рванула к остановке.
Я едва успел отдать ворону вялый приказ утащить Рейко от остановки, ограничить ее перемещение в каком-нибудь закутке и клевать в задницу каждый раз, как неугомонная попытается повысить голос, чтобы позвать на помощь. Затем... меня снова вырубило. Потом снова 'включило'. Обрывки мыслей путались и теснились. Что за дурость? Почему у меня нет никакой защиты? Ни от отца, ни от императора. Почему мне запретили даже нанять себе людей? Глупость... Как там Таканаши без меня будет? Выписался, наверное...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
