Как всегда, жизнь внесла в планы свои коррективы. Покончив с обедом, я быстро сменил школьную форму на джинсы и свитер, положил в сумку тетрадь с новыми текстами и теперь, сидя на безопасном удалении, беззлобно троллил "прожорливого мамонта"!

Леха, жмурясь и не обращая на меня никакого внимания, упоенно "добивал" остатки оладьев с яблоками, запивая эту вкуснотищу крепким чаем.

— Мам, а ты знаешь... Леша не любит сладкий чай, — доверительно делюсь я "секретом" с заранее улыбающейся мамой, — а потому хоть и кладет сахар в стакан, зато... не размешивает!

Мама смеется. Не переставая лопать, Леха снисходительно хмыкает.

Трель телефонного звонка бесцеремонно нарушает нашу идиллию. Беру трубку:

— Алло...

— А вот скажи мне, голубчик!.. Ты чего это не в школе, а дома себе прохлаждаешься?!

— О! Юрий Михайлович, здравствуйте!.. — хоть это и весьма неожиданно, но я моментально узнаю голос Чурбанова.

Мама делает круглые глаза, а "Большой брат", от неожиданности, перестаёт жевать.

— Очень рад Вас слышать! У нас срочная запись на Студии к "Утренней почте" и к Италии репетируем... Кстати, на оценках это никак не сказывается!

— Здравствуй, здравствуй.... прогульщик! — голос брежневского зятя звучит добродушно, несмотря на прозвучавший "наезд", — Знаю, что "на оценках не сказывается", — передразнил он меня, — пообщался сейчас с твоим директором... А то бы, у нас с тобой, иначе разговор вёлся! Давай собирайся, сейчас машина за тобой придет, приезжай на Огарева. Тут с тобой пообщаться хотят...

...Такое ощущение, что "полет" по полупустым улицам зимней Москве, под синие всполохи "мигалки", занял меньше времени, чем моя ходьба по министерским коридорам! Сейчас — зимой, большая часть автолюбителей ставит своих железных "коней" на гаражный прикол, поэтому полупустые улицы советской столицы позволили, практически всю дорогу, не снижать скорость ниже 100 километров. И это по центру города! На зимней-то дороге! На заднем приводе! Эх, было времечко... (Как и презервативы... помню-помню!)

Впрочем, к делу. А "дело", хоть и неожиданно случившееся, но вполне предсказуемое. В кабинете Щелокова, кроме самого хозяина и его зама, сегодня присутствует товарищ Павлов. Тот, который Сергей Павлович — председатель Государственного комитета по физической культуре и спорту СССР.

Лицо, собственно, знакомое — виделись после финала "Кожаных перчаток". Правда не пообщались, но руку он мне тогда тряс сразу после Щёлокова и Чурбанова.

Тогда же, по горячим следам, я посмотрел инфу в "Википедии". Как основной запомнился тот факт, что Павлов работал первым секретарем ЦК ВЛКСМ, в те годы, когда Чурбанов возглавлял там один из отделов.

А отношения у них, я смотрю, сохранились весьма дружеские! Вон, сидят довольные, расслабленные — "чаи гоняют". Щелоков тоже в хорошем настроении — улыбается...

После первых приветствий, знакомства меня с Павловым и налитого чая, министр берет ход разговора в свои руки:

— ...Хоть мы с Юрием Михайловичем и против твоей боксерской блажи, но договор — есть договор... — Щелоков многозначительно смотрит мне в глаза, явно, намекая на мою половину обязательств, — да и в ведомстве Сергея Павловича тебя заметили... Причем не только за подделку возраста!..

Трое высокопоставленных бюрократов дружно надо мной смеются. Я чуть скосил глаза в сторону и "смущенно" поскрёб пальцем полированный стол.

— В мае состоится чемпионат Европы, — отсмеявшись, продолжил министр, — так вот... С прицелом на него, на тебя хотят посмотреть в деле... Естественно, после поездки в Италию.

Щелоков доброжелательно кивает Павлову и руководитель советского спорта подхватывает тему:

— Я слышал, Витя, у тебя есть твердое желание стать олимпийским чемпионом?!

— Не... — я отрицательно мотаю головой.

— Нет? — удивленно переспрашивает Павлов и оборачивается к обоим генералам.

Впрочем, те меня знали уже получше!

— Ну, что ты там еще надумал? — с усмешкой интересуется Чурбанов.

Щелоков так же усмехается и берётся за стакан с чаем.

— Желания особого нет, — вежливо ответил я, — есть патриотизм. Чтобы на домашней олимпиаде совсем не остаться без боксерского золота.

Относительно моих "завиральных" идей, Павлова, видимо, уже просветили, поэтому он задавил улыбку и продолжил:

— Вот! А для того, чтобы принять участие в олимпиаде, надо показать победные результаты на соревнованиях рангом ниже. Наши специалисты видели твои бои и в Москве, и в Липецке... и считают, что у тебя — большой талант! Который, обязательно нужно развивать. И если даже не к этой олимпиаде, то к следующей точно...

Павлов мне нравился. Приятный мужик, спокойный взгляд... А вот то что он говорит, не нравится совершенно.

Поднимаю глаза на Щелокова и вопросительно смотрю.

— Что?.. — не понимает министр.

Перевожу взгляд на насторожившегося Чурбанова:

— Мне можно говорить, как есть... — снова перевожу взгляд на министра, — ...или, как надо?

Щелоков и Чурбанов синхронно хмыкают.

Павлов с улыбкой и очевидным интересом ожидает продолжения.

— Ну, говори как есть... — прищуривается министр, — "как надо" я тебе потом сам скажу!

Понимающе киваю головой и снова разворачиваюсь к Павлову. Краем глаза вижу, что Чурбанов, ранее сидевший откинувшись на спинку стула, подается вперед и кладет руки на стол.

— Понимаете ли, уважаемый Сергей Павлович... К сожалению, я еще учусь в школе. К тому же, много времени отнимают репетиции в ансамбле. Так что, ездить на соревнования, я просто физически не смогу. Да, мне и ни к чему...

"Мажу" взглядом по всем троим — с явным интересом ждут продолжения.

— Давайте, как сделаем... По итогам отборочных соревнований, в нашей сборной определится главный фаворит в моей весовой категории...

Специально делаю паузу, но Павлов не перебивает.

— А я проведу тренировочный бой с этим фаворитом. И выиграю "за явным премуществом". Если этого кому-то покажется мало, то такой же бой я могу провести со сборником из категории тяжелее...

За столом повисает молчание.

Павлов с ответом не торопится. Возможно, в обычной ситуации он просто рассмеялся бы и послал. Или просто "послал"! Но не сейчас и не в этом кабинете...

— Скажи... — председатель Госкомитета по спорту повторяет движение Чурбанова и облокачивается на стол, положив крупные кисти рук одну на другую, — ты, вообще, имеешь представление, насколько отличается уровень юношеского чемпионата, хотя бы, от всесоюзного.

"Не-еее... Так дело не пойдет. Усугубим...".

— А для меня это неважно. Я выполнил норматив мастера спорта, следовательно в моем бою с другим мастером спорта не будет ничего незаконного или недопустимого. Один тренировочный бой. Я не буду работать на публику и постараюсь "положить" соперника с р а з у...

Павлов молчит, потом вяло пожимает плечами и смотрит на Щелокова.

— Думаешь, шансов нет? — интересуется министр.

— Думаю, нет... — качает головой Павлов, — талант у Виктора бесспорный, я и сам видел, а Иванченко — помощник Киселева, вообще считает, что из парня может вырасти новый Мухаммед Али. Но выставить его сейчас против сборника — означает загубить собственными руками.

"Эй, эй-ей! Моя золотая медаль! Ты куда, syka, уплываешь в туман?!".

Стараясь придать голосу снисходительную иронию, спрашиваю хозяина кабинета:

— Николай Анисимович, а в тот вечер, когда я в милицию попал... Сергей Павлович как бы мои шансы оценил?

Павлов смотрит удивленно. Щелоков — задумчиво. Но молчат оба.

Перевожу взгляд на Чурбанова и тихо напоминаю:

— Головой ручаюсь...

Тот лишь досадливо морщится.

— В конце концов, я свою часть договора выполню неукоснительно — "до первого поражения".

Вот тут уже перегнул. Щелоков недовольно бросает:

— Ладно, ступай на свои репетиции. Мы подумаем.

То что мы едем в Италию, ни для кого в коллективе секретом уже не является, поэтому в Студии я застаю беготню, суету, ажиотаж и "нервяк"...

Если к этому добавить моё собственное состояние растерянности и, с трудом сдерживаемого, раздражения, то перспективы вырисовываются взрывоопасные.

А тут еще и совершенно "палящийся" взгляд Веры. Кажется, что две совместно проведенные ночи убили в ней всяческую осторожность.

И откровенно взбешенный взгляд Львовой, видимо, "уходящий корнями" в благостную ухмылочку Розы Афанасьевны.

И безмятежно-радостная улыбка Лады.

"Господи! Есть же люди у которых нет проблем! Р-ррррр..."

И озабоченный вид Клаймича, и нетерпеливо желающий чем-то поделиться Завадский, и оживленные возгласы и приветствия музыкантов!

Короче, дурдом... Нетерпеливо ждавший своего главврача.

"А, действительно... Они же все меня ждут, как арбитра или конечную инстанцию... Вот только, хитромудрый арбитр сам, похоже, сегодня облажался в своих хотелках".

Столь неожиданно и непонятно закончившийся разговор в кабинете у Щелокова, изрядно меня расстроил и "выбил из колеи".

Татьяну Львову — нашего "кутюрье" и ехидно улыбавшуюся Ладину бабушку, Клаймич в кабинет сопровождал лично. Накал общения между этими двумя достойными дамами, казалось, уже достиг градуса извержения вулкана.

Мысленно вздыхаю: ни ехидная Роза Афанасьевна, ни навечно обиженная на весь мир Львова — сейчас, кроме раздражения, других чувств не вызывали. Даже виноватый вид Клаймича, не умеющего обуздывать баб, и то вызывал у меня острое недовольство.

— У нас мало времени. Поэтому — коротко и по существу, — мой совершенно непривычный ледяной и не любезный тон, вкупе с "резко" угрюмым видом, сбивает с толку даже многоопытного Григория Давыдовича.

— Наконец, все трое справляются с первым ступором и одновременно открывают рты.

— Алексе-ей!!! — мой неожиданный вопль заставляет присутствующих подпрыгнуть и ввергает их в ступор. Бас "Большого брата" был хорошо различим, когда в кабинет открывалась дверь, поэтому риск, что я не буду услышан, отсутствовал.

Так и вышло. Дверь распахивается от мощного толчка и в проёме возникает встревоженный "мамонт". А за его плечом — ярко-синий прищур Альдоны.

— Леша, свяжись срочно со Шпильманом... узнай, с какой максимальной скоростью он сможет сшить на меня новый костюм. Вопрос денег не стоит... Альдона! (Ну, раз уж сама "нарисовалась"!) Узнай, пожалуйста, то же самое в том ателье, где вам шили платья... на Кропоткина...

Блондинка коротко кивает и сразу исчезает. Леха тоже, немного потоптавшись, с грацией слона прикрывает за собой дверь.

— И еще раз прошу... Коротко и по существу. Татьяна Леонидовна, что у нас с платьями и брючными костюмами девушек?

Сбитая со своего первоначального запала, хмурая Львова начала подробный доклад по туалетам наших барышень. Из ее слов я так и не понял, что могло вызвать их конфликт с Энгельгардт.

— Татьяна Леонидовна, я правильно понимаю, что все вещи, готовы и проблем нет?

— Неправильно... — недовольно занудствует Львова, — полностью они будут готовы через три дня.

Перевожу взгляд на Ладину бабку. Та, с милой лицемерной улыбочкой, уже готова выступить со своей "партией".

— Роза Афанасьевна, аудитория у Ваших ног... — брюзжу я, не обращая внимания на предостерегающий взгляд Клаймича, и устало приопускаю веки, подперев голову рукой...

...А чёртова старуха во всем права... Действительно, наверное, мало сшить сногсшибательные наряды, к ним ещё "нужно привыкнуть". Надо "себя подать", именно в них, а не "вообще". Окружающие должны воспринимать туалет "неотъемлемой частью" созданного образа, а не "вычурной отрыжкой модельера"!

На "вычурной отрыжке" я даже приоткрыл глаза.

Таким образом суть конфликта стала понятна... Энгельгардт хотела "обкатать" платья на "Песне года", первая репетиция которой состоится послезавтра, а Львова настаивала на соблюдении "пошивочного плана", для "сдачи" костюмов комиссии Минкульта, и соблюдении "эксклюзива" для Италии.

Гася, вот-вот готовую вспыхнуть, перебранку, громко припечатываю ладонью по столу:

— Спасибо. Я выслушал вас обеих и принял решение...

Притихли. Похоже я сумел внушить присутствующим, что паренек сорвался с катушек и сегодня с ним лучше не связываться.

— Татьяна Леонидовна, я очень доволен вашей работой и получившимся результатом... Григорий Давыдович, рассмотрите вопрос о премировании за ударный труд.

Я опять поворачиваюсь ко Львовой:

— Сдавать комиссии министерства мы будем костюмы в том виде, в котором они пошиты сейчас, но...

Делаю паузу, встаю из-за стола и подхожу к окну.

"Как же надоела эта ранняя темень, мороз, неосвещенные улицы и... и вообще, ВСЕ уже подzaebalo! Есть молодость, привлекательность, вагон здоровья, сумка денег и чемодан золота... Только вот "ни сна, ни отдыха измученной душе"...".

Понимаю, что пауза затянулась и резко отворачиваюсь от окна.

— ...Сшейте, пожалуйста, под пиджаки дополнительные... э... блузки. Под застегнутыми пиджаками их видно быть не должно. Пусть возникает эффект пиджака на голое тело! Смело и стильно. Может где и сгодится...

— На самом деле, все из Интернета. Увидел на какой-то певичке и, прям, "проникся"! Тем более и мордаха у той была приличная и "формы" тоже наличествовали. До "наших", правда, далеко, так значит — тем более!".

Львова и Роза Афанасьевна синхронно хмыкнули и тут же невольно посмотрели друг на друга.

— Что касается всего остального... То позиция Розы Афанасьевны мне ближе, — и не обращая внимания на вытянувшееся лицо Львовой, закончил, — готовьте, пожалуйста, платья к послезавтрашнему концерту.

И не давая никому больше произнести ни слова, командую:

— Григорий Давыдович, тащите сюда Завадского, пока он не лопнул от новостей...

"Новости" Завадского, большей частью, касались музыкальных аспектов и меня сильно не заинтересовали. Я, конечно, сделал серьезное лицо и покивал, сообщениям о новых обнаруженных возможностях аппаратуры, идеям по аранжировкам и "очень сильным" кандидатурам новых музыкантов в группу, но внутри остался равнодушен.

Сообщил обоим, что рад, полностью доверяю их профессиональному мнению и перешел к вопросу, который меня волновал на самом деле:

— У нас есть три новые песни — одна на русском и еще две на итальянском! Итальянские должна быть готовы, что называется, "про запас". А русская, так сказать, к немедленному потреблению! Завтра я улетаю в Ленинград, поэтому основную работу нужно сделать сегодня. В бой!..

Пока воодушевленный и заинтересованный Завадский помчался мобилизовывать музыкантов, Клаймич прикрыл за ним дверь и озабоченно поинтересовался:

— Виктор, как вы думаете... Нам нужна собственная передвижная телестудия?

— ...?!

— Помните Игоря и Дениса из "Останкино", которые монтировали нам видео-клип? Так вот, они говорят, что их хозяйственники готовы передать, за символическую плату, на баланс любой организации передвижную телевизионную студию ПТС "Магнолия" на базе ЛиАЗа, в прекрасном рабочем состоянии.