Весна была на носу, нужно было искать рабочую силу, которая согласилась бы за деньги выполнять мои указания. Посоветовавшись с атаманом, где искать строителей, мы наметили после Масленицы ехать в Киев. Был под Киевом поселок, где селились люди, которых в далеком будущем назовут пролетарии. С названием Куреневка пережил этот поселок все эпохи.
Весной и летом его жители нанимались на различные работы, рыбу ловить, зверя бить и шкуры выделывать, а зимовать возвращались под Киев. Организованы были по образу казаков, жили в куренях, отсюда и название, выбирали себе атамана, который и заключал подряды для различных бригад. Узнав про такой отряд вольнонаемных работников, уговорил атамана поехать в Киев договориться с ними. У меня вид пока не сильно представительный, чтоб такие вопросы решать. Атаман был не против, он сам хотел в Киев свое семейство свозить.
Выехали в субботу утром. Атаман со всеми своими домочадцами сразу рванул вперед, они должны были по дороге Непыйводу и Ивана Товстого с женами прихватить. Разместив на четырех санях шесть больших бочек ликера, я, с еще четырьмя хлопцами которые должны были отогнать все обратно, спешили в Черкассы. Авраам должен был мне три воза зерна привезти, ну и Николая надеялся наконец-то увидеть. Ребята отвезут все это в село, а я присоединюсь к атаману, и поедем дальше в Киев.
Глава восемь
Переночевав в Черкассах, мы с раннего утра двинулись дальше. Собралась нас компания серьезная, когда мы с Илларом договаривались про поездку, я не понимал, как атаман таким небольшим отрядом не боится с собой женщин в дорогу брать. Но как оказалось, слухи о малочисленности нашей компании были слишком преувеличены. К нам присоединилось семейство Нагныдуба в полном составе, родичи нашлись у Непыйводы и у Ивана Товстого. В результате набралось больше двадцати человек, половина из которых мужики или боеспособные хлопцы, все в полном снаряжении. Девки и бабы были одеты в татарские наряды, сидели в седлах справно, у каждой к седлу был приточен круглый щит. Ехали они в центре нашей команды со всех сторон окруженные мужиками. Как я понял, в случае опасности они должны были самостоятельно прикрываться щитами, иначе, зачем им бы их давали.
Я радовался что наконец-то приехал Николай с которым мы вчера до полуночи проговорили о текущих делах. Привез он с собой молодую жену, на первый взгляд, слегка капризную и балованную красавицу, но не полную дуру, что не могло не радовать. Так что у меня надежда не погасла, найдет она с маменькой и Оксаной общий язык, тем более что выхода у нее другого нет. Пока отстроятся, жить будут у нас, больше негде.
Николаю, я подробно рассказал про метод цементирования в угольном порошке. Как готовить изделия, какие части оставлять открытыми, а какие обмазать глиной с песком. Сказал, что нагревать горшок с изделиями надо как в гончарной печи, и в огне держать столько, сколько горшки палят, а потом пробовать чуть больше, чуть меньше, что с того выйдет.
Тут рассказал Николай и мне одну историю. Живет, мол, в Чернигове один кузнец, литвин, с севера к ним приехал и осел, знает тот литвин, секрет, как добрую зброю ковать. Никому того секрета пока не открыл, разве что сыну старшему, но тот уехал с Чернигова. И как не старались подмастерье подглядеть, ничего не вышло у них.
Рассказывал один из них, после того как Николай его поил целый день, что складывает их хозяин готовые изделия в железный ящик, что еще он в тот ящик кладет, никто не знает, ящик в огонь засовывает, и только тогда подмастерьев в кузню пускает. Целый день тот ящик в огне лежит, нагретый до ярко-вишневого цвета, вечером его из горна достают и на ночь остывать оставляют. Утром мастер сам все достает, сам чистит, ящик прячет, а готовые ножи, сабли, топоры на доводку отдает.
Вот и подумал Николай, как меня послушал, а не в толченом ли угле выдерживал литвин свои сабли. А я подумал, что не даром Николая нашел, как человек тянется к знаниям, просто душа радуется. И не важно, что к чужим. Тут ведь еще как сказать, кто прав, кто виноват. Все знания от Бога. Если стать на такую точку зрения, то тот, кто присваивает знание, полученное им свыше — безбожник, а тот, кто их использует для личного обогащения — вор.
Быстро сообразив, что старый литвин использует железный ящик для контроля температуры, дал Николаю задание, выковать с батей такой же и попробовать цементировать изделия. Ящик делать такой, чтоб лемех от плуга туда влезал. Если все получится, отковать мне три плуга цельнометаллических.
— Так зачем тебе три плуга? У тебя что, шесть рук?
— Найдем руки Николай, тут главное, чтоб было, что в них взять.
— Так никто не пойдет к тебе весной работать, каждый свое поле отсеять захочет, а потом уже и поздно будет пахать.
— А ты почто? Вот тебя и батю найму, все одно крица кончится, пока новую выплавим как раз все и засеем.
— Не, невместно кузнецам за оралом ходить, то тогда и не кузнец, а не пойми что, если землю пашет.
— Вот бате моему это растолкуешь, а то каждую весну сеет и нас всех в поле тащит, посмотрим, чья возьмет. Шуткую, я, Николай. Будет у вас работы без поля, плинфу, уголь отжигать и домницу ладить. Как взведете, так поедем руду искать.
— Так чего город городить, если руды нет?
— Не твоя печаль. Сказал, что будет руда, с меня и спрос. Ваше дело домницу поднять. Сперва крицу выпалим, посмотрим, что за руда, какое железо выходит, тогда уже высокую домну строить будем. Ладно, давай спать, когда вернусь, дальше потолкуем.
Авраам привез сто пятьдесят мешков зерна, правда, продал мне их вдвое против той цены, что я осенью платил, зато вовремя. Может, самому в Киеве купить и дешевле бы вышло, но пока привезу, может так статься, что лед на нашей речке уже сани держать не будет, и доставить зерно к нам в село выльется в целую эпопею.
— Что так мало меда привез, Богдан?
— Радуйся, что это есть, я уж думал и того не будет, пустым к тебе ехать придется. Масленица, последний праздник, когда казак со спокойной душой погулять может, потом, забот навалится, уже не то веселье. Так что выпили казаки твой мед, Авраам, ждать придется.
— Спрашивают меня уже многие, где казаки тот мед берут, что я везу, уж не знаю, что им и отвечать...
— Так рассказывай, как оно есть на самом деле Авраам. Скажи, недолго еще тот мед литься будет, как весь перевезу, так и не станет. Себе пару бочек оставлю, чтоб было чем зимой душу развеселить. А второго такого клада, может, и на всей земле нет. Так что дешево я тебе мед продаю, Авраам, понравился ты мне, другому бы вдвое против твоей цены бы загнул. — Купец криво улыбнулся и посмотрел на меня не скрывая иронии.
— Я тут в этой корчме всего полдня посидел, пока ты приехал, а уже раза три слыхал, как казаки бают, мол, есть в селе у атамана Иллара Крученого, казак Богдан, молодой, еще усов нет. Бают, научился тот хлопец, с бражки добрый мед делать, все село ему бражку настаивает, а он только мед варит, и монеты в сундуки складывает.
— Так надо же мне было что-то в селе сбрехать, откуда я мед беру, скажи я всем, что клад нашел, так считай, что и нет того клада, другие по следу пойдут, найдут, да и выпьют все за месяц. Вот и пришлось байку пустить, что сам варю. Ты Авраам головой то своей подумай, как я могу мед варить, если не делал того никогда. Ты пойди хоть в Киеве, хоть в Чернигове мастеров поспрошай, от деда-прадеда секреты передают, друг от друга берегут и то такого меда сварить не могут.
— А бражку тогда куда деваешь?
— Поросят кормлю, свиньи бражку любят, пьют за милую душу и растут как на дрожжах. Так оно на дрожжах и выходит. Крепко растут.
Аврааму стало не по себе, когда он наткнулся на холодный и колючий взгляд Богдана, в который раз пожалел он, что согласился вести этот разговор. Сведения про Богдана он начал собирать после того, как привез от него первую партию товара. Драка в корчме, Любава, мед хмельной, все перемешалось в его голове тогда, не мог он о деле думать. Но как прознали родичи про товар новый, а семья большая, все торгуют, вцепились, как клещи, разузнай да разузнай. В хмельных медах многие разбирались хорошо, и хоть никто не знал, как такой мед сварить, но все в один голос сказали — брешет казак, свежий мед, не стоялый.
Богдан ему был симпатичен, но семья дала задание и он обязан попытаться его выполнить. Авраам сразу сказал, что не продаст казак секрета, какой ему смысл. Вон он уже сколько монет заработал, но никто его не слушал. Сначала предложить секрет купить, не захочет по-хорошему, выманить в Киев и попробовать захватить в дороге. Лихих людей много, за монеты кого хочешь украдут, только покажи место.
— Ты, Богдан, подумай. Есть купцы, готовые тебе много монет отсыпать. Вечно в тайне то не удержишь. Узнают люди в твоем селе как мед варить, найдется другой, кто секрет мне продаст и монету получит, так уж лучше я тебе заплачу.
— Птичка по зернышку клюет. Да и зачем монеты казаку? Удачу в бою не купишь, Авраам. Я ж тебе и так его почти задарма отдаю, а тебе все мало. Все что тебе знать нужно, тебе уже сказано. И еще. Там, откуда я приехал, приговорка такая есть, "любопытной Варваре на базаре нос оторвали". Так что гляди Авраам, добре гляди, чтоб я тебе чего не оторвал. Ладно, не будем о грустном, голова у тебя вроде есть, пока... не дурная, вроде, голова. Ты мне лучше другое скажи. Надумал я корчму купить, но не тут, тут татары шалят, жить не дают. На Волыни, поближе к ляхам. Там и народ побогаче и татар поменьше. Ты бы поспрошал. Найдешь то, что мне надо, свои монеты получишь.
Вспоминая этот разговор, сейчас, на этой зимней дороге, мне с грустью подумалось, что видимо, придется Авраама как-то аккуратно прирезать. Уж больно алчно блеснули его глаза, когда я разговор про корчму завел. Видно, подумал, что мне захотелось от казаков смотаться, осесть и медом торговать. А как он долго на Иллара сетовал, что теперь вдвое меньше вина продать может, налог с него берут за все бочки, что привез на базар, а сколько он продаст никто и не считает. Наступишь человеку на мозоль и сразу видно, что у того на душе. Но у него еще есть шанс исправиться, жалко будет такого купца терять. В нашем деле купец очень нужен, пока другого найдешь, пока сработаешься. Что не говори, а надежный парень, Авраам.
Одно хорошо, будет корчму по-взрослому искать, носом землю рыть, чтоб меня выманить. Посмотрим, что у него выйдет.
Убедил я атамана, что нужна нам база возле ляхов, чтоб народ православный сманивать, братьев по вере выручать. Атаман не возражал, но вдохновения на его лице не читалось. Когда я ему намекнул, что переселенцы все под его руку стекаться будут, а монеты что мы потратим, их к себе переправляя, отработают, тут у него энтузиазму прибавилось. И кандидатура у него подходящая нашлась. Жил на хуторе возле Непыйводы, казак увечный, в походы ходить уже не мог, землю ковырять тоже здоровье надо иметь, так и перебивался случайными заработками. Старший сын погиб, младшие еще в силу не вошли. А сам головастый и хитрый, потянет дело, если подучить. Да и Павел, второй гайдук, который на хуторе пока кантовался, очень подходящая личность для такой работы.
Атаман, как умный человек понимает, что все их теперешние отряды по тридцать — сорок человек серьезному противнику на один зуб. И их только потому никто не трогает, что возни много, а толку мало. Казаки они стенка на стенку биться не любят, то в засаду заманят, то просто в лес убегут, попробуй, найди. Одно расстройство, а не противник. Но пришла пора не только прятаться, пришла пора себя показать, а тут кулак нужен. И чтоб всех атаманов в один кулак собрать, нужно в первую очередь собственные мускулы нарастить. Из самих переселенцев особых вояк не сделаешь, хотя и на этот счет у меня планы были, поближе к часу "Ч". Но дети их уже вырастут в среде, где владение оружием это главный критерий оценки человека, и есть свободный доступ к его изучению, это мы тоже обеспечим. Образование, основа любого прогресса.
Ехали мы не спеша, без заводных, только пару вьючных лошадей тащили большой шатер и припасы. На ночевки становились рано, чтоб лошади успели травы из-под снега наковырять, ну и овсом их подкармливали. Ночевали все вместе, в одном шатре, по двое становились на вахту отгонять волков от коней. Весна скоро, зверь оголодавший по лесу ходит. Каждую ночь волки выли возле нашего лагеря, пытаясь испугать коней, в надежде, что они сорвутся с привязи и убегут к ним в лес. Мы бросались зажженными ветками, стреляли тупыми стрелами, а утром оставляли им на месте ночевки недоеденную кашу из нашего большого казана. Когда мы уезжали, волки не боясь, выходили к оставленной им пайке и провожали нас своими холодными, желтыми глазами. В них не было благодарности, только недовольство тем, что от нас слишком сильно пахнет железом и приходиться отпускать такую добычу.
Остановились мы у нашего старого знакомого, бывшего вояки, чему он был несказанно рад, в Большой пост с постояльцами не густо, а тут забили всю корчму. Мужики спали внизу, в общем зале, а баб и девок наверху в комнаты заселили.
На следующий день, отдохнувшие, мы дружно двинулись на базар. Меня атаман отправил в будущую Куриневку, которая, пока, не получила этого исторического названия. Мне нужно найти там атамана, договориться на завтрашнее утро про встречу на высшем уровне и обозначить предмет разговора. Так чтоб народ успел все обдумать, подготовиться, и можно было бы достичь окончательной договоренности.
Преисполненный ответственности за порученное дело, как никак, переговоры организовать — серьезное интеллектуальное задание, это тебе не мурзу из засады завалить, тут думать надо, направился на коне, по окружной, вокруг городских валов, к пролетарскому поселку. Архитектурными излишествами поселение, в которое я заехал, явно не страдало. Дома в основном были похожи на большие шалаши, из живности попадались лишь козы и свиньи, обтрепанные люди подходили к полуразваленным заборам поглядеть, кто ж это приехал в их пенаты.
Это был еще не бомжатник, бомжи, как категория людей в этот исторический период не выживали, тут собирались люди по какой-то причине сорвавшиеся со своего места, профессии не имеющие, перебивающиеся случайными заработками. Жили в поселке в основном неженатые парубки, кто выбивался в люди, устраивался к мастеру или купцу на постоянную работу, те сразу уезжали. Оставались неустроенные пролетарии, готовые на любую работу.
Атаман у них был серьезный, чуть старше тридцати, но основательный не по годам. Видно было, что он в поселке старожил и давно верховодит своей командой. Был он женат, по хате бегало двое малолетних бандитов, не давая отцу слова сказать, третье кричало в люльке. Дав по заднице своим наследникам, чтоб не мешали батьке зарабатывать на спокойную старость и отправив их к мамки, он усадил меня за стол. Поставив сверху небольшой бочоночек ликеру, я ввел его в курс нашего дела.
— Долгих лет и всяческих гараздов желает тебе Верховный атаман войска казацкого Иллар Крученый. Дело у него к тебе важное, вот и послал он меня найти и сговориться, когда сможет он с тобой о деле потолковать.
