Интендант третьего ранга

Крайнев поднял ее и на руках занес в дом.

— Разотри водкой! — велел проснувшейся Насте. — Дай внутрь! — и, даже не накинув шинель, побежал звать Семена.

Спустя несколько минут все сгрудились вокруг Валентины Гавриловны. Растирания, а всего более — полстакана самогона принятого внутрь помогли: женщина ожила. На побелевшем лица выскочили красные пятна, укрытая одеялами Валентина Гавриловна самостоятельно села и привалилась к стене.

— Как ты перестал ездить в Город, — стала рассказывать одевавшемуся Крайневу, — у немцев стало плохо с продуктами. Денщик коменданта Клаус повадился ездить по ближним деревням. Покупал или выменивал сало, масло, яйца. Русского он не знает, для переговоров брал свою шлюшку. Раз они заехали во Вдовск, и шлюшка увидела на улице Мордку Иткина, — Валентина Гавриловна всхлипнула. — Его в Городе все знали — женский парикмахер...

Крайнев скрипнул зубами, понимая, что будет дальше. Он запретил евреям селиться близко к райцентру. От Города до Вдовска рукой подать. Мордка слишком поверил в силу фальшивого аусвайса...

— Шлюшка сказала о Мордке Клаусу, тот — Ланге. Немцы схватили Мордку и его семью. Привезли в Город, стали пытать. Сначала Мордку. Хотели знать, кто дал аусвайс. Били страшно, но Мордка молчал. Тогда привели его детей, стали пытать на глазах отца. Лично Ланге. Мордка откусил себе язык. Боже! — Валентина Гавриловна зарыдала. — Откусил и выплюнул прямо Ланге в лицо! Парикмахер! Маленький, тихий, вежливый... Никогда слова плохого не сказал... Кто мог думать! Ланге застрелил его и велел привести жену. Она не выдержала. Ее убили вместе с детьми... Ланге знает, что твоя настоящая фамилия Брагин, что ты интендант третьего ранга, а не Кернер...

— Об отряде Саломатина тоже знает? — спросил Крайнев, изо всех сил сохраняя спокойствие.

— Думаю, нет. Ланге говорил о твоей личной охране, считает, что в ней человек двадцать-тридцать. Но все равно вызвал из округа роту карателей. Литовцев — сами немцы грязные дела не любят. Сегодня утром, они поедут "наказывать" за укрывательство евреев Вдовск. Завтра — Кривичи. Я, как узнала, сразу сюда! Днем из Города не выйти, дождалась, пока стемнеет. Ночь шла. Думала, не доберусь. Снег глубокий, мороз, волки в лесу воют... Уберег Господь...

— Присмотри за ней! — велел Крайнев Насте...

Вдвоем с Семеном они оседлали коней и помчались в Кривичи. Как не погоняли лошадей, но затратили полчаса. Еще столько ушло, чтоб поднять по тревоге отряд Саломатина, собрать верховых коней и упряжные сани. План действий обсуждали на скаку. Отряд всадников, прибывший к Вдовску первым, скует боем карателей. Затем подтянутся бойцы на санях... Они стегали коней, не жалея, но Крайнев, как и Саломатин, понимали: опоздали. Немцы начинают операции на рассвете, а отряд выехал засветло. До Вдовска более двадцати километров по засыпанной снегом дороге... Ясно было и другое: если все же успеют, то против роты обученных и отлично вооруженных карателей им не продержаться. Но хоть жители Вдовска успеют убежать. Пусть даже не все...

Они почувствовали запах гари еще на подъезде. По команде Саломатина отряд рассыпался по лесу, продираясь к Вдовску, сам комбат с Крайневым и Семеном продолжили скачку по дороге. Лес кончился внезапно, открыв Вдовск. Вернее, то, что от него осталось. Деревня догорала. Обрушившиеся срубы домов дотлевали, закопченные остовы печей торчали посреди пепелищ, как обезглавленные тела великанов.

Крайнев пришпорил немецкого жеребцаа и первым ворвался на улицу. И тут же натянул поводья. На обочине ничком лежал мальчик. Крайнев соскочил и перевернул безжизненное тело. Мальчику на вид было лет семь-восемь, видимо, он сбежал в суматохе, но пуля догнала...

Крайнев опустил начавшее костенеть тело на снег.

— Других убитых не видно! — сказал Саломатин, остановив коня. — Успели убежать?

— Они в домах, — хрипло сказал Крайнев. — Или в большом сарае. Немцы жгут людей заживо — такой у них порядок.

Подскакавшие бойцы Саломатина рассыпались по деревне, разыскивая уцелевших. Возвращались один за другим с застывшими лицами. Сам Крайнев к пепелищам не ходил, не смог. Последним прискакал Семен. Мешковато сполз с седла.

— Кум у меня здесь, — сказал, ни к кому не обращаясь. — Пятеро детей...Лежат на пепелище головешками... Тридцать дворов — и никого живого! Как это так? Как можно? Дети в чем провинились?..

— Фашисты! — буркнул Саломатин. — Давно надо было гарнизон разнести! Боялись некоторые...

— Завтра — Кривичи! — прервал Крайнев.

— Уведем людей лес! — предложил Саломатин.

— Больше тысячи человек? Немцы сожгут Кривичи, где жить? До лета половина людей замерзнет или умрет с голоду. После Кривичей, наступит очередь другой деревни... Весь район в лес? Бить их надо! До единого! Чтоб забыли дорогу!..

— В открытом бою не сдюжим! — вздохнул Саломатин. — Немецкая рота — две сотни человек, двенадцать пулеметов. Наверняка присоединится городской гарнизон: Кривичи — деревня большая, ротой не заблокируешь. У нас меньше сотни бойцов, а пулеметов три, считая два немецких, к которым по коробке патронов.

— Пушка! — напомнил Крайнев.

— Шрапнель хороша при скоплении пехоты. На развернувшуюся цепь воздействие слабое. К тому же у них минометы.

— Надо встретить их на дороге! — сказал Семен. — Как ты сделал в августе. Я знаю место...

Увидев открывшуюся перед ними пойму реки, Крайнев с Саломатиным молча переглянулись. Семен был прав. Дорога на Кривичи спускалась с отлогого левого берега поймы, пересекала заснеженный заливной луг, далее — деревянный мост над скованной льдом рекой и взбиралась на высокий правый берег. От него до моста чуть более сотни метров. Если разместить на гребне отряд и ударить внезапно по подошедшей колонне...

— Пушка может стрелять только с закрытой позиции, — сказал Саломатин. — Берег слишком высокий — на прямую наводку не выставишь. Как корректировать огонь? Телефона у нас нет.

— Пушку поставим на этом берегу! — ответил Семен.

— В тылу противника? Да тут метров семьсот! Они добегут к вам за десять минут!

— За десять минут пушка выпустит двадцать снарядов.

— Но расчет — смертники! Кто пойдет?

— Я! — сказал Семен.

— Я! — присоединился Крайнев.

Саломатин внимательно посмотрел на обоих и кивнул.

Пока получившие задание всадники ускакали с поручениями, Саломатин с Крайневым и Семеном выбрали позиции. После полудня стали прибывать люди. Здесь был весь отряд Саломатина и мобилизованный резерв. Пришли даже те, у кого не было оружия. По молчаливому уговору им следовало ждать, пока ранят или убьют кого-то из бойцов, чтоб забрать его винтовку. Несколько подвод оставили, чтоб увозить раненых. Мобильным госпиталем командовали оба врача: Соня и Гольдберг. Бросалось в глаза, что Соня беременна — живот ее распирал спереди полушубок. "Мой или Гольдберга?" — подумал Крайнев, заметив. И сразу забыл — не до того.

Бойцы и жители ближних деревень яростно долбили мерзлую землю под окопы и огневые позиции трехдюймовки (ее притащили к вечеру) и пулеметов. Никто не надеялся вырыть окоп полного профиля каждому, но хотя бы для стрельбы лежа... Крайнев и Саломатин метались среди этой суеты, проверяли маскировку, отдавали приказания, кричали, показывали... Предстояло сделать сотню необходимых вещей: устлать выкопанные окопчики еловыми ветвями, подвезти боеприпасы и продовольствие, организовать охрану дороги (вдруг какой немец сдуру сунется!), позаботится о ночлеге и отдыхе... В сумерках Крайнев отправился минировать мост. Вот когда пригодились толовые шашки покойного Брагина! Для простого разрушения деревянного настила хватило бы двух-трех, но Крайнев, посоветовавшись с Саломатиным, решил использовать все и рвать мост внезапно. В идеале — с первой машиной колонны.

— Не рассчитаем! — вздохнул Саломатин. — Сколько бикфордова шнура отрезать, когда поджигать?.. Взорвется или перед машиной, или когда одна или две будут на этом берегу. Лучше раньше. Колонна станет перед мостом, шрапнель не заденет наших. Зато вам придется хреново — все гады на вашем берегу.

— Есть мысль! — успокоил Крайнев.

При взрыве железнодорожного моста бойцы Саломатина захватили несколько немецких гранат. Комбат их отобрал, чтоб не вздумали пустить на глушение рыбы, и берег как зеницу ока. Крайнев вывинтил в двух гранатах взрыватели, закрепил их на толовых шашках, привязал к запальным шнуркам тонкие бечевки.

— Раскатаешь утром! — сказал Саломатину. — НЕ то вдруг ногой зацепят... Помни: немецкий запал горит десять-двенадцать секунд. Сумеешь рассчитать?

— Сумею! — буркнул комбат, пряча мотки бечевки под.

Подготовив позиции, отряд ушел ночевать в ближайшую деревню. Саломатин и Крайнев решили дать бойцам отдохнуть — в чистом поле они перемерзли бы. Сторожить дорогу, позицию и охранять отряд назначили подвижной патруль, менявшийся каждые два часа. Как Настя сумела разыскать его в этой мешанине повозок и людей, Крайнев так и не понял. Но, подскакав к хате, выбранной для ночлега, увидел ее на пороге.

— С Валентиной Гавриловной все в порядке! — поспешила сообщить Настя, увидев насупленное лицо мужа. — Легкое обморожение рук и лица, за неделю пройдет. В уходе не нуждается...

— Зачем ты здесь? — сердито спросил Крайнев.

— Затем, что и Соня! — так же сердито ответила она. — Я могу быть медсестрой!

— Это не игрушки! Тебя могут убить!

— А тебя? Отца? Соню? Она ж беременная...

Крайнев не стал спорить и прошел в дом. Спали они на полу вместе с десятком саломатинских бойцов — деревня была слишком маленькой для такого числа постояльцев. Единственной привилегией Крайнева стало место у стены; там он уложил Настю, затем лег спиной к бойцам, загораживая жену от любопытных взглядов. Хозяева нанесли в дом соломы, но она быстро умялась — лежать было жестко и неудобно. Понятное дело, спали в одежде. Крайнев расстегнул свой тулупчик, Настя — свой, они скользнули друг к другу и закутались в мягкие овечьи шкуры. Они не любили друг друга — вокруг были люди, просто гладили и целовали любимые лица, пока сон не сморил обоих.

С рассветом отряд был на позиции. Крайнев с Семеном успели дважды промерить шагами расстояние от моста до пушки, как подскакал Саломатин.

— Вам бы пулемет! — сказал, свесившись с седла. — Но у моста они нужнее. — Дам в прикрытие трех бойцов с ППШ и СВТ. Все, что могу. Не взыщите...

Бойцы подошли вскоре. Все трое оказались из евреев. Возглавлял прикрытие брат Сони Давид.

— Будете подносить снаряды и разворачивать пушку! — охладил пыл новобранцев Семен. — Винтовки можете сложить...

Воспользовавшись моментом, Семен с Крайневым провели несколько тренировок. Бойцы Давида оказались толковыми: четко сдвигали лафет трехдюймовки по заранее выставленным отметкам, передавали из рук в руки снаряды и по команде "Выстрел!" послушно открывали рот.

— Пристрелять бы! — вздохнул Семен, когда тренировки закончились. — Только нельзя — услышат. Дай Бог, чтоб расстояние правильное...

Семен притащил из ближайшего леса молодую ель, обтесал ствол, превратив жердь в прочный банник.

— Застрянет гильза в стволе — выбьешь! — сказал Крайневу. — Французские патроны — дерьмо, с той войны помню...

Оставалось ждать. Было холодно, к тому же пошел снег. Стылый ветерок нес его вдоль поймы, заметая следы людей. Это было хорошо. Но тот же ветерок продувал насквозь немецкие шинели бойцов Саломатина, забирался под полы и воротники, студил руки и ноги, заставлял медленнее биться сердца. Стоять или лежать долго при такой погоде было невозможно. Люди вскакивали, топтались на месте, хлопали себя по бокам и ногам, разгоняя застоявшуюся в жилах кровь, но все равно стыли.

"Еще пару часов, и нас возьмут голыми руками! — подумал Крайнев, приплясывая на месте. — Не понадобится воевать! Какой немец сунется в такую погоду? Поспешили..."

Он еще сердито ворчал, когда в сотне метров, по дороге с левого берега, проскакал передовой пост Саломатина. Всадники хлестали лошадей, стремясь побыстрее проскочить пойму. Не нужно было спрашивать, что случилось.

— К орудию! — скомандовал Семен.

Спустя короткое время они услыхали гул моторов. Гул приближался, нарастал, и скоро перед спуском показалась тупорылая кабина первого "мана". Крайнев порадовался, что пушка — ниже, их не могли увидеть. Грузовик скрыл гребень берега, следом показался второй, затем третий...

— Четыре, пять, шесть... — вслух считал Крайнев. — Всего шесть. В каждом грузовике сорок-пятьдесят человек. Значит, двести сорок-триста человек.

— Готовься, Ефимович! — сказал Семен, приникая к прицелу. — Если что пойдет не так — прощай Родина! — Семен перекрестился. — Помози Боже, рабам твоим! Укрепи их мышцу силою твоею, дай им одолеть супостата богомерзкого, врага твоего...

Колонна медленно выползала в пойму и теперь катилась к мосту. Боевого охранения на мотоциклах, чего опасались Крайнев с Саломатиным, не было.

"Чего бояться тридцати человек личной охраны уполномоченного? — зло думал Крайнев, наблюдая за передвижением колонны. — Думают, разбежались от страха, Кривичи можно брать тепленькими. Сейчас увидите, суки! Это вам не Вдовск!.."

Первый "ман" подполз к мосту и остановился. Из кабины выскочили двое и пошли по настилу, заглядывая вниз.

"Только бы не спустились под мост! — взмолился Крайнев. — Заметят бечевку и все поймут. Господи, помоги!"

То ли молитва его была услышана, то ли каратели поленились, но парочка вернулась к грузовику и залезла в кабину. "Ман" медленно заполз на мост.

— Четвертая отметка! — скомандовал Семен, и бойцы Давида в одно мгновение переставили лафет пушки. Семен поправил наводку. Теперь на прицеле был замыкающий колонну грузовик.

"Ну же, ну! — умолял Крайнев, наблюдая, как первый "ман" движется по мосту. — Давай, Вася! Дергай!.."

Но Вася почему-то медлил. "Ман" уже вкатился передними колесами на берег, Крайнев в отчаянии схватился за голову. В этот момент грохнуло. Гулко, раскатисто, неожиданно. Крайнев видел, как на месте моста вспух куст из дыма и деревянных обломков, и взрывная волна вздернула "ман" на передние колеса. Грузовик встал свечкой, затем медленно осел назад. Опоры под задними колесами уже не было, грузовик скользнул вниз, прямо в разбитую взрывом полынью. Скрылся в ней, оставив на поверхности только решетку радиатора.

— Выстрел! — крикнул Семен.

Трехдюймовка грохнула, выплюнув гильзу. Крайнев видел, как поставленный "на гранату" снаряд ударил в кузов последней машины, разметав по сторонам тела и обломки, после чего смотреть стало некогда. Семен командовал, он совал патрон в открывшийся зев ствольной коробки, пушка подпрыгивала, выплевывая снаряд. Давид с бойцами, подчиняясь команде, двигали лафет. Крайнев знал, что кроме первого снаряда у остальных трубка выставлена на шрапнель, судя по тому, что Семен не требовал изменить значение трубки, расстояние они промерили правильно, и горячие стальные шарики сыплются сейчас на головы карателей. Те, конечно же, выскочили из грузовиков и рассредоточились по снежному полю, но от шрапнели в снегу не укроешься... Он слышал вой пулеметов и треск винтовочных выстрелов, понятное дело, что огонь велся с обеих сторон, но, кто превозмогает в этой схватке, было не понять. Внезапно Семен крикнул, что гильза застряла в казеннике, Крайне схватил еловый банник и в два удара вышиб ее наружу. После чего, крикнув Давиду заменить его, остался наблюдать.