— Но... это... несправедливо!
Клиффорд невесело улыбнулся.
— Жизнь вообще местами ужасно несправедливая штука — но запасной у нас нет! Не знаю, кому нужна эта война, Кэсс. Не мне так точно. Но свой долг я знаю — и если понадобится, отдам его, не раздумывая.
— Как... как наши капитаны? Клифф!..
— Я наездник. И ты тоже, Кэсс. Мы могли погибнуть в огне еще две недели назад, но мы уцелели. А значит, когда-нибудь придет и наше время вернуть долг.
— Долг...— всхлипнув, горько повторила за ним Кассандра. Спокойный голос товарища, даже несмотря на то, о чем он говорил, слегка привел ее в чувство.— Когда мы успели так задолжать? И кому?..
Вэдсуорт пожал плечами:
— Геону, кадет Д'Элтар. Тем, у кого нет крыльев.
Из лазарета Кассандру отпустили лишь в самом конце ноября. Она вернулась в казарму — и к учебе, насчет которой Орнелла ни словом не погрешила против правды: гоняли кадетов так, что даже начало первого курса многие теперь вспоминали с приятной ностальгией. Спали они еще меньше, чем раньше, через день вскакивая среди ночи по тревоге, и, как когда-то мечталось Кассандре, почти не вылезали из седел — теория почти полностью уступила место практике. Только мало кого это радовало. Диверсия в Даккарае оставила шрам на сердце каждого, а отголоски ее в виде толпы сине-голубых мундиров, заполонивших школу, не давали отпустить и забыть. Всё вокруг поменялось. На смену осени пришла зима — ранняя и снежная, среди преподавателей почти не осталось знакомых лиц, а будущее приобрело привкус дымной горечи. Ничего хорошего впереди уже не ждало. Тень войны нависла над Даккараем грозовым облаком, и пусть пока еще ничего наверняка не было известно, каждый чувствовал — спокойных дней на их долю осталось немного. Об этом не говорили, а если все-таки заходила речь, старались поскорей сменить тему, вслух выражая надежду, что 'всё как-нибудь уладится', но мало кто в это верил.
Кадетам вновь разрешили писать домой, пусть с запретом на разглашение подробностей о диверсии, и на Даккарай, три недели проведший в полной изоляции, обрушился шквал писем. Родные и близкие будущих наездников, мужья и жены оставшихся в строю офицеров, что едва ли не месяц вынуждены были довольствоваться лишь сухими строчками официальных сводок, наверстывали упущенное — несколько вечеров подряд вся школа, склонившись над столами, скрипела перьями. Кассандре пришло два конверта из Мидлхейма — от родителей и герцога эль Вистана, как оказалось, еще не до конца к ней остывшего, и один конверт — с южной границы, от маркиза Д'Алваро. Орнелле вручили целый ворох писем, большую часть которых, со штемпелем Верхнего Предгорья, она сожгла, даже не распечатав. Правда, на оставшиеся пять — все из столицы, от одного и того же адресата — всё равно не ответила. Письма были от Зигмунда де Шелоу. А Зигмунд де Шелоу был магом.
'И не стыдно тебе?— выговаривала подруге Кассандра.— Бедняга там с ума сходит, а ты пары слов написать не переломишься! Ну что у тебя, руки отсохнут? Что с тобой?..'
Кадет эль Тэйтана в ответ только молча отворачивалась. И потому, что ей все-таки было стыдно, и оттого, что она ничего не могла с собой поделать. Каждый раз, стоило ей все-таки собраться с духом и взяться за перо, в памяти ее воскресали охваченные огнем стены драконьих ангаров и размытая фигура в балахоне, медленно надвигающаяся из темноты. Орнелла помнила леденящий холод и страх — животный, лишающий воли, помнила ставшее чужим собственное тело, помнила тихий скрип гравия под уверенными, неторопливыми шагами... Тот человек тоже был магом. Да, чужим, да, диверсантом, но магом! 'Как только Кэсс не боится?— исподтишка поглядывая на подругу, думала герцогиня.— Ладно еще Зигмунд, но этот ее 'братец'!.. Вот уж правду говорят, что все Д'Алваро без царя в голове — ночь за ночью, один на один с магом, да еще и... Совсем ей жизнь не мила!' Орнелла не знала ничего о том, что случилось позапрошлым летом в библиотеке магистра алхимии, это Кассандра благоразумно оставила при себе. Но о многолетней дружбе с сыном герцога и об их ночных тренировках она подруге рассказала. И теперь, после всего, что им обеим довелось пережить, ее светлость на месте Кассандры поторопилась бы забыть Нейлара эль Хаарта как страшный сон — однако кадету Д'Элтар все было как с гуся вода. Больше других пострадав от дара, едва не забравшего ее жизнь, она продолжала чуть что хвататься за свой медальон и через слово поминать Бар-Шаббу! Это какое же надо иметь бесстрашие — или глупость?..
'Не понимаю,— в конце концов прямо заявила Орнелла подруге, когда они обе стояли в ночном карауле у зала героев, и Кассандра вновь принялась стыдить ее за малодушие.— Как ты можешь, Кэсс? Они же маги! И Зигмунд, и... Боги! Во что ты вообще меня втянула?!'
Кадет Д'Элтар закатила глаза.
'И ты туда же!— фыркнула она.— 'Маги'! Ну да, и что с того? Я что-то не припоминаю, чтобы тебя это так беспокоило месяц назад!'
'Скажешь тоже — месяц назад! Я же тогда не знала...'
'О даре?— ядовито уточнила Кассандра, глядя на подругу колючим взглядом.— Или о том, что сила бывает опасна?.. Не смешите меня, ваша светлость! Вы просто струсили, так уж найдите в себе силы в этом признаться!'
'Я не трусиха!— взвилась Орнелла.— А ты... Ты просто сумасшедшая, Кэсс! Как ты можешь их защищать?! Разве не один из них...'
Кассандра вскинула голову.
'Нет,— отрезала она.— Тот, кто пришел сюда нас убивать, был не Зигмунд де Шелоу. И не Нейл. А те, кого он привел с собой, не были магами — что же ты тогда не переменилась к своему де Кайсару? Он боец — как те диверсанты, как мастер Тайрин, как я и как ты!..— она перевела дух и неприятно усмехнулась:— Но маги — это, конечно, другое, да? Они же не такие как мы?.. Жаль, тут нет Энрике, он бы тебе аплодировал стоя!'
Орнелла уязвленно вздернула подбородок. Сравнение с кадетом Д'Освальдо задело ее самолюбие, а от холодной издевки, вдруг прозвучавшей в голосе лучшей подруги, неприятно засосало под ложечкой.
'Знаешь, Кэсс...'— помолчав, начала герцогиня, но кадет Д'Элтар только махнула рукой.
'Знаю,— сказала она.— Можешь не продолжать. Время обхода — я в зал, ты по галерее'
Не дожидаясь ответа, Кассандра сняла с крюка масляный фонарь и исчезла во тьме за тихо скрипнувшей дверью. Орнелла, проводив ее взглядом, уставилась в пол. На душе у нее скребли кошки. Герцогиня эль Тэйтана не любила, когда с ней спорили, она с детства привыкла к тому, что ее мнение — единственно правильное, но сейчас она словно столкнулась сама с собой и совершенно запуталась. Они с Кассандрой были похожи в своей избалованности и в вытекающем из нее эгоизме, ни одна из них не привыкла поступаться собственным мнением ради кого-то другого, и, наверное, каждая сейчас по-своему была права... Знать бы только, чья правда сильнее?..
Кассандра, держа в высоко поднятой руке фонарь, медленно шагала вперед. Огромный зал тонул во мраке — зал героев, большинство из которых давно покинуло этот мир. Колеблющееся пятно света скользило по стенам, увешанным портретами в тяжелых золоченых рамах, выхватывало из темноты потускневшие от времени медные таблички с именами. Герои прошлого в сверкающих орденами мундирах, такие разные — со сталью в глазах и рассеянными полуулыбками на обветренных лицах, мужчины и женщины, еще живущие и давно всеми забытые... 'Я наездник,— всплыли в памяти слова кадета Вэдсуорта.— И ты тоже' Этот негромкий голос, спокойный и уверенный, вспомнившись вдруг, заставил Кассандру опустить голову. Клифф говорил о долге так просто и буднично, словно его жизнь совсем ничего не значила. Он не смеялся по своему обыкновению, он был серьезен, наверное, впервые на ее памяти — и эта необъяснимая, пугающая серьезность, так же, как слезы капитана Рид, до сих пор отдавались где-то глубоко внутри сосущей пустотой, что, бывает, охватывает человека в шаге от пропасти. Мир Кассандры, едва-едва вернувший свои границы, вновь опасно зашатался, и она не знала теперь, как вернуть всё обратно. 'Да и возможно ли?'— подумалось ей. Ответ пришел сразу, и кадет Д'Элтар, зябко поежившись, еще крепче сомкнула пальцы вокруг ручки фонаря. Она назвала Орнеллу трусихой — но ведь, получается, сама-то была ничем не лучше?..
Желтое колеблющееся пятно вновь заскользило по каменной кладке. Мерно шагая, Кассандра прошла вдоль восточной стены, свернула по южной и, замедлившись, в конце концов остановилась у самого центра западной — там, где висел портрет полковника Д'Алваро. Задрав голову, кадет Д'Элтар взглянула в знакомое лицо: смуглое, резко очерченное, застывшее словно в глубокой задумчивости на фоне голубоватых пиков Туманного хребта. 'Дядя!— мысленно позвала она.— Ох, дядя! Почему ты не здесь? Ты бы всё объяснил, ты бы сказал, что я справлюсь!' Ищущий взгляд Кассандры обратился к лицу маркиза Д'Алваро, но темные, чуть прищуренные глаза его смотрели куда-то поверх ее головы. Это был только потрет. Игра красок, лишенная жизни — настоящий Астор Д'Алваро был сейчас далеко, за много тысяч миль от Даккарайской пустоши. Кассандра, горько улыбнувшись, отвела глаза. Ей вспомнилось недавнее письмо с южной границы: короткое, написанное нетвердой рукой и полное раскаяния. Дядя писал о том, как он был не прав, называл ее 'солнышком' и своей 'дорогой девочкой', просил беречь себя, что бы ни случилось, и простить его, если она сможет... Он, конечно, имел в виду Нейла — похоже, папа так и не рассказал ему правды. 'А если бы рассказал?— вдруг пришло в голову Кассандре.— А если бы не война?..' Она опустила фонарь, и западная стена опять погрузилась в тьму. Это уже не важно. Всё не важно, кроме размытого непредсказуемого 'завтра', в котором может случиться всё, что угодно. Война! Дядя был к ней готов. И Клифф тоже, и даже Нейл, судя по этому его боевому факультету...
'А я?'— подумала Кассандра, глядя на раскачивающийся в руке в такт шагам масляный фонарь. И закусила губу — она задавала себе этот вопрос уже не в первый раз, и ответ, к сожалению, тоже был ей известен.
Большинство кадетов Даккарая уже покинуло лазарет. В палатах осталось около тридцати человек, половина которых вот-вот готовилась вернуться в казармы. Но кое-кому, увы, об этом приходилось только мечтать — и одним из них, к великому расстройству Орнеллы, был Ричард де Кайсар. Ранили его тяжело, чудом выжил, и пускай по словам мэтра Бенно самое страшное было уже позади, кадет де Кайсар почти все время находился в беспамятстве: его пичкали сильными обезболивающими эликсирами напополам с настойкой лурии, чтобы он мог хоть немного поспать. Визитеров к Ричарду пускали раз в день, минут на пять, дабы не утомлять болящего, и у его постели в такие моменты толпилась едва ли не четверть курса — где уж было Орнелле пробиться сквозь этот заслон? Да и что бы тогда о ней подумали? Ричард был ей не брат, не жених — даже не друг, как Вэдсуорт для Кэсс, а ведь и об этой парочке порой невесть что болтали! Нет, так рисковать кадет эль Тэйтана не могла. Поэтому, пойдя проторенной дорожкой, пустила в ход всё свое обаяние — и теперь не реже трех ночей в неделю проводила на дежурстве в лазарете. Забот там уже было немного, почти все пострадавшие в ночь диверсии вернулись в строй, и ничто не мешало ей быть рядом с Ричардом. И пусть в палате он лежал не один, не беда: и кадету де Кайсару, и кадету Декстеру, что занимал койку в другом конце палаты, после ужина давали снотворное. А к моменту обхода Орнелла неизменно оказывалась на посту. Кто бы узнал, сколько времени она проводит там, где ей вроде бы нечего делать?..
Нынче была суббота. В другое время, случись кадету эль Тэйтана попасть на дежурство в ночь на воскресенье, она извелась бы на мыло от злости, но не теперь. Дождавшись сигнала к отбою и, как положено, обойдя вверенный ей участок, Орнелла проскользнула в знакомую палату на втором этаже. Света там не гасили — на всякий случай — но фитиль стоящей на полке у входа масляной лампы тлел еле-еле. Кадет эль Тэйтана, прихватив лампу с собой, перенесла ее на тумбочку возле кровати и придвинула поближе стул. Ричард спал беспокойно, тихо постанывая во сне; изредка по его бледному лицу пробегала судорога боли. 'Бедный мой,— с нежностью подумала Орнелла, склоняясь над спящим.— Когда же станет легче? За что боги к тебе так несправедливы?' Она взяла его руку и прижалась щекой к сухой горячей ладони.
— Ричард,— прошептала она, опуская веки.— Ах, Ричард!.. Лучше бы меня ранили вместо тебя!
Запекшиеся губы молодого человека шевельнулись. Не просыпаясь, он тихо вздохнул и что-то неразборчиво пробормотал. Орнелла, открыв глаза, с тревогой склонилась к самому его лицу.
— Ричард! Я здесь, рядом! Ты что-то хочешь сказать?..
— Кларисса...— прошелестело в ответ, и ее светлость, вздрогнув, разжала пальцы. Рука де Кайсара упала обратно на одеяло. 'Кларисса'? Эта... эта... Да сколько же можно?! Когда он забудет о ней? Синий чулок, чужая невеста, и имя-то до чего мерзкое — 'Кларисса'! Все равно что шипение змеи! Орнелла резко выпрямилась на стуле. Ее душила злость.
— Да чтоб тебе пусто было,— просвистела она сквозь сжатые зубы.— Моль бледная!
Из темноты в противоположном конце палаты донесся негромкий протяжный смешок.
— Какие страсти,— прозвучал в тишине голос с сильным южным выговором.— И что, так-таки моль?..
— Кто здесь?!
Орнелла, подпрыгнув от неожиданности, трясущейся рукой метнулась к лампе. Колесико натужно заскрипело, язычок пламени, разгораясь, взметнулся вверх — и глазам обмершей герцогини явился Энрике Д'Освальдо, собственной персоной: закинув ногу на ногу, он восседал на стуле у койки кадета Декстера, и от одного взгляда на это смуглое ухмыляющееся лицо сердце Орнеллы ушло в пятки.
— Вы?.. Какого демона вы здесь забыли?!— не помня себя, выдохнула она. Южанин широко улыбнулся.
— Пришел на перевязку и заодно решил заглянуть к другу,— чуть шевельнув плечом в сторону спящего Декстера, отозвался он.— А тут такая драма! Прошу вас, продолжайте же, не обращайте на меня внимания. Не то чтобы я большой любитель театра, но... Что такое? Вы забыли слова?
Орнелла вскочила.
— Убирайтесь отсюда!— в бешенстве прошипела она не хуже той самой змеи.— Убирайтесь немедленно, вы... вы...
— А если не уйду, то что?— все с той же оскорбительной ухмылкой уточнил Д'Освальдо, впрочем, поднимаясь.— Вы позовете на помощь и окончательно похороните свою репутацию? Соблазнительно, врать не буду. Жаль только, тогда мне скорее всего придется на вас жениться — а вы, прямо скажем, так себе партия.
— Да как вы смеете!..— задохнулась Орнелла, сжимая кулаки.— Вы, отвратительная самодовольная ехидна, недостойная называться мужчиной! Да как у вас только хватает наглости...
Молодой человек запрокинул голову и рассмеялся. Кажется, происходящее его откровенно забавляло. У Орнеллы потемнело в глазах.
— Если вы сейчас же не уберетесь...— начала она, но ее прервал уже знакомый короткий смешок.
— То смерть моя будет мучительно долгой. А я, конечно, честный человек, но не до такой уж степени! Ну, не пыхтите так, герцогиня. И не отчаивайтесь — чего только не случается в жизни? Может, когда-нибудь ваш рыцарь в сияющих доспехах все-таки снизойдет и до вас?..
