— Эти ребята, они, конечно, элита, — сообщал Дюша собеседникам и делал паузу. — Вот только любой из нас может быть такой же элитой, если его упаковать в броню, выдать тяжелого вооружения и направить в атаку против неподвижного убежища тварей. Они, конечно, мастера, вот только в спокойной обстановке, когда за спиной стоят обычные войска, и никто не мешается. Тут и я не хуже их мастер, сходить в атаку в лоб на тварей, ха, не надо ведь больших познаний?
Тут обычно слушатели кивали и соглашались, и воодушевленный Дюша продолжал.
— Когда же на поле боя все меняется ежесекундно, от этих "Истребителей" толку никакого нет. Топчутся на месте, реагируют вяло, картины боя не видят. Ну, тварей бьют, а кто их не бьет? Все их бьют, и вот я с взводом иду на прорыв, резко прорубаем стенку тварей, вот он Слуга, прямо рукой подать, и что же? Нам прямо в бок выкатывается Крушитель, а за ним с пяток Броненосцев! Заметьте, прямо мимо "Истребителей"! Те стоят, хлопают глазами, мол, что это такое мимо нас так быстро пробежало? Я то думал, они нам фланг прикроют, в конце концов, кому гнобить охрану Слуг, как не этим парням с тяжелым вооружением? И что же? Они пропускают тварей мимо себя, не успевая среагировать. Дают им врезаться в бок взводу, и Броненосцы оказываются на расстоянии удара когтем
Тут Дюша обычно закатывал рукав и показывал огромный шрам на левой руке.
— И все, атака считай, захлебнулась, ну хорошо, Слуга ушел, начинаем откатываться, разрывая дистанцию, и тут эти "Истребители" наконец приходят в себя и наносят удар! Да, прямо по тварям, и, разумеется, часть промахнулась, и попала в моих парней. И сам едва успел уклониться, когда эта [цензура] элита, жахнула из всех стволов!
После многозначительной паузы, Дюша добавлял.
— Мы им, конечно, морды набили потом, но с тех пор этих "Истребителей" на поле боя видеть не могу.
Дальнейшая зачистка интереса не представляла. Выдвинувшись вперед, в броне, выдерживающей плевки, Истребители методично расстреляли тварей, которые так и не рискнули сунуться вперед. Второй десяток, наоборот, выскочил прямо под пули, и рефлексы присутствующих отработали как надо. Все начали стрелять.
Итог: два мертвых техника, одному в затылок, другого рикошетом прямо в сердце.
Тварей, конечно, тоже перебили, но убитых было уже не вернуть, и Виталь даже расстроился, от осознания, насколько все нелепо и случайно вышло. Все хотели, как лучше, а получилось, мягко говоря, не очень. Руководство рембазы собрало всех техников, выдало словесных матерных подарков на два часа, отобрало оружие и усилило охрану. Но все равно, теперь в списке умозрительных вопросов Виталя появился еще один: погибли бы те два техника, если бы он, Виталий Лукин, зачистил первый десяток тварей, не дожидаясь штурмовиков?
Ответа, как обычно, на такой вопрос не было.
А тем временем, в Риме, продолжалась обычная жизнь. Но Лев уже пришел к выводу, что всех-всех форпостовцев нужно собрать обратно в столицу, и готовить к операции, на правах наблюдателей и участников. Поступавшие от них сведения были важны, для учета психологической атмосферы, слухов, баек, настроений, но ради такой глобальной операции можно было, по мнению Льва, и отвлечься на неделю.
Правда, мнение самих форпостовцев он, как обычно, забыл узнать, привычно проводя в жизнь формулу, что операции генерала важнее всего.
— Зачем вы так упорно дистанцируетесь от форпостовцев, товарищ генерал? — спросил Асыл. — Делаете вид, что они рядовые граждане, запускаете бюрократические интриги, чтобы мы выписали отпуска на неделю, в течение которой они примут участие в операции. Не проще сделать из них особую группу, подчинить приказом лично вам, засекретить по линии УСО и совать в те дыры, которые вам нужны?
Лев заинтересованно посмотрел на своего помощника. Не так уж часто Асыл выказывал интерес подобного рода, чаще всего безразлично относясь к тому, как и какие цепочки взаимоотношений, подчинения и приказов выстраивает генерал. Относился к этому Асыл философски, мол, раз Льву так надо, значит надо, и нечего тут обсуждать. Здесь же, в предложении, сквозила явная забота, и генерал выдержал паузу, прежде чем ответить.
— Понимаешь, Асыл, сейчас, как и в прошлые сто раз, судьба моя зависла в шатком равновесии. Если я постараюсь и добьюсь успеха, никто не оспорит создание особой группы. Если провалюсь — их не будут так уж сильно угнетать из-за связи со мной. Понимаешь?
— Не особо, — пожал плечами Асыл. — Все, кому надо, и так знают вашу историю.
— Кому надо! Кому надо!! — расхохотался Лев. — Кому надо — это человек десять от силы! Для остальных есть только я, в образе Римского Льва, и только потому, что это играет на образ чуда. Образ спасения, если можно так выразиться. При этом, заметь, мне не задают неудобных вопросов, откуда вы взялись, и как все это случилось. Все ждут спасения, и уже потом, после отвода угрозы, будут задавать вопросы.
— Но, — Асыл подумал и все же продолжил, — если сейчас создать из них особую группу, они получают все преференции от вашей победы, не так ли? А если вы, товарищ генерал, проиграете, то какая разница, будут их угнетать или нет? Ведь ваш проигрыш равнозначен победе тварей, не так ли?
— Не так, — решительно взмахнул рукой Лев в жесте отрицания. — Совсем не так! Еще раз, повторяю, Асыл, то, что мне вручили власть — это всего лишь надежда на чудо. На образ Римского Льва, который спас город и спасет его еще раз! Понимаешь, здесь нет логики, здесь есть только вера, скажем спасибо за это нашим заклятым друзьям псионикам. Они настолько старательно убивали здравый смысл у власть предержащих, что те радостно вручили мне карт-бланш, даже не особо проверяя и не задумываясь, а как так все получилось? Им хочется верить в спасение, они боятся тварей, и тут тоже постарались наши "друзья".
— То есть... получается, псионики сами создали себе проблему в вашем лице? — растерялся Асыл.
— Именно! Именно! Это, кстати, косвенно свидетельствует о том, что они не умеют прозревать будущее! При чем здесь это? Так ведь это одна из версий! Мол, они увидели в будущем, что твари победили и решили переметнуться к победителям заранее. Теперь можно утверждать, что это не так. Также, благодаря такому косвенному выводу, можно не волноваться о судьбе операции по зачистке.
— Она пройдет благополучно, потому что псионики не умеют видеть будущее? — еще больше растерялся Асыл.
— Нет! Она просто пройдет, и псионики о ней ничего не будут знать заранее, и это главное! — ликующим тоном заявил Лев. — Понимаешь? Дальше уже чисто технические моменты, которые я обеспечу. Но то, что они не будут знать заранее — позволит нам накрыть их одним ударом!
— И что тогда?
— Вот тогда, — Лев радостно потер руки, — вот тогда мы не только накроем и раздавим внутреннего врага, опасного, упорного, давнего и готового вонзить нам нож в спину. Нет, тогда мы еще и перебросим мостик, нащупаем нить к местоположению Сверхмозга!
— Это как?
— Совершенно секретную историю учить надо! — ухмыльнулся Лев.
Асыл не стал уточнять, что там такого накопал генерал в старых хрониках. И без того было понятно, что раз уж план псиоников повернулся против них, усилиями Льва, то у Сверхмозга вообще нет никаких шансов.
Глава 11
04 октября 2399 года.
Лев смотрел на карту полуострова, отмечая места будущих ударов. Пока шла подготовка к операции в Риме, Льву требовалось чем-то занять мозг. Мемуары писать ему было скучно, текущие задачи были практически все решены или находились в стадии исполнения, а мозг требовал работы. Тогда, будучи занятым, он переставал генерировать дурные мысли о поражении людей и победе тварей.
В силу своей увлеченности и страсти, желания победы людей, мысли о поражении Лев воспринимал крайне болезненно. При этом у него не было никакой возможности спрятаться за иллюзиями, незнанием или нежеланием знать. Увы, в силу своего положения, Льву приходилось знать правду, и, как сто лет назад, это порождало мысли о поражении, и те приводили Льва в бешенство, и он с удвоенной энергией набрасывался на планы победы над тварями.
Так генерал обращал свою слабость в силу, совершенно сознательно.
Вот и теперь, придя в очередное бешенство от мыслей о возможном близком проигрыше, Лев начал строить очередной Хитрый План. В основу его он положил удар по Балканам при помощи всего наличного арсенала и высадку десанта с полуострова. Все внутренние гарнизоны и вся морская пехота переправлялись через Адриатическое море, высаживались, и заходили тварям в тыл.
Одновременно с этим Средиземноморский Флот дерзким ударом отбивал и блокировал Проливы, ведущие в Черное море. Получался мешок с трех сторон, и стремительные удары — Лев нанес на карту еще несколько стрелок — выбивание тварей из пары ключевых районо и оттеснение за Дунай и дальше. Там, следовало аккуратно сбить тварей в огромную кучу и вывалить сверху кучу, Лев пометил в скобках "три четверти", ядерных бомб. Оставшуюся четверть Лев отводил на уничтожение группировки тварей на самом полуострове.
Удар в направлении Балтийского Моря, с последующим обходом.
Одновременно с этим флоты Атлантики и Средиземноморский отбирают Гибралтар. Твари отрезаны, и следуют операции рассечения и отъема территории. Вслед за этим — Лев подумал и пометил "два года" — операция на Британские Острова, на которую генерал отвел полгода.
Завершал операцию аккуратный, изящный удар вглубь Африки, с отъемом плодородных земель, богатых всякими разными ископаемыми. Затем избыток флота отвоевывал плацдарм на юге, от мыса Доброй надежды, а войска завоевывали Черный Континент. И так далее, и так далее, опрокидывающей волной, избыток войск и флота катился по Земле, стирая тварей в порошок. Чем дальше заходила операция, тем легче становилось действовать, и уже через час Лев с удовлетворением наблюдал отвоеванную планету.
После чего вздохнул, поставил дату, пометку "в личный архив" и отодвинул в сторону.
Как ни крути, а следовало возвращаться в реальность и продолжить рассмотрение операции в Риме. Тем не менее мозговая разминка пошла на пользу, и Лев сразу увидел пару ошибок в первоначальном плане. Придвинув карту города, генерал начал делать наброски карандашом, постоянно замирая и смотря в потолок.
Сотрудник "подразделения 23" посмотрел на Дюшу и сквозь него, и сообщил.
— Влияние было. Очень, очень тонкое, практически на грани того, что можно почувствовать. Это даже не столько псионика, сколько небольшое растормаживание воспоминаний и ощущений определенных точек, с визуальной перепривязкой реципиента к себе.
— То есть, — почесал в затылке Дюша, осмысливая, — она пробудила в нем старые чувства, всколыхнула их по-новой, и привязала к своему образу?
— Точно так. Очень тонкое воздействие, как уже сказал, и позволяет проходить большинство проверок на подконтрольность, внушения и тесты на химию, которая тут не используется. Разумеется, сама основа этой техники ограничивает ее очень и очень сильно. Те чувства, к которым аппелирует воздействие должны были быть крайне, предельно сильны, чтобы можно было обойтись очень легкими, едва заметными воздействиями.
— Да, такое не у каждого встретишь, — кивнул Дюша, мысленно вспоминая безумие Спартака и Лизы. — Но тут в самую дырочку попали, там такой ураган страстей был, что и посейчас не улегся до конца. Но ладно, это можно вылечить?
— Пока ему внушают и обновляют чувства — нет, но всегда можно арестовать внушателя. Как ни крути, но это псионическое воздействие, с вмешательством в сознание, и за такое пряников не выдают, как правило. Вот официальный протокол проверки, можете использовать его в качестве доказательства. Вам известно, кто воздействовал? Арестуйте его или ее, и пригласите нас, нам нужны такие умельцы, а уж перепромыть мозги мы найдем способ.
— Разве вам разрешено воздействие?
— Нам нужны новые сотрудники, и никакая вербовка не заменит псионика, способного воззвать к сильным чувствам. Ведь кто из нас в детстве не испытывал желания отдать жизнь за Федерацию? Разве что те, кто воспитывался псиониками, но это не наш контингент. Наше пополнение идут от случайных людей, которые сами не осознают своих возможностей, или открывают их случайно в зрелом возрасте.
— Понимаю, — улыбнулся сержант, — но сами понимаете, это не в моей власти.
— Хотя бы намекните вашему внушателю на такую возможность, вряд ли ему
— Это она
— Вряд ли ей понравится перспектива расстрела или урановых шахт, или иной каторжной работы, в условиях одиночества, не говоря уже о возможности попасть под удар тварей. Так что... просто передайте, этого будет достаточно.
— Если поймаем, то обязательно! — заверил его Дюша.
Дюша долго обдумывал сказанное, перечитал еще раз записи, выпил литр дрянного кофе и скурил пачку сигарет, доставшихся на халяву, и поэтому отличавшихся крайне мерзким вкусом, но все равно не пришел к единому выводу. Единственное, что он смог уверенно констатировать, так это то, что Петровой Анне от Спартака нужна была не только большая и чистая любовь, но и что-то еще. Но что? Здесь мысль Дюши буксовала.
Поэтому он пошел к командиру, который как раз разговаривал с вернувшимся Виталем.
— Отлично! — воскликнул Дюша, закрывая дверь в кабинет. — Предлагаю, как в старые недобрые времена, посидеть втроем и подумать. Крепко подумать.
— Что, опять Спартак? — вздохнул Дрон.
— Точно, и в этот раз прошу заметить, с доказательствами псионического воздействия! — Дюша кинул на стол протокол от сотрудника подразделения 23. — Не голословные обвинения!
Андрей и Виталий ознакомились с протоколом, затем вдумчиво перечитали еще раз, пока Дюша, не торопя никого, молча курил, уставившись в потолок. Собственно, поведение Спартака всех немного удивляло, но только немного, ведь подобное они уже видели, в другое время, в другой жизни. Только Дюша считал это подозрительным настолько, чтобы регулярно ходить следить за Спартаком, и таскать остальных. Эти самые остальные относились к поведению Спартака и Дюши... ну как к причудам, блажат люди, а кто сейчас полностью здоров, после таких событий? Вон, даже Лев нет-нет, а выкинет что-нибудь безумное, почему группа "Буревестник" должна быть исключением?
И тут такой оборот дела!
Дюша не спешил радоваться оттого, что оказался прав, а два его старых друга не спешили вскакивать и бежать арестовывать Спартака, да и саму Анну. Тут стоило не спеша, вдумчиво разобраться и, возможно, даже привлечь "старших товарищей", в лице капитана Имангалиева и генерала Слуцкого.
— В общем, дело ясное, что дело темное, — для затравки разговора сказал Дюша. — Но все равно хотелось бы вначале разобраться, чего же хочет эта медсестричка от Спартака.
— А самого Спартака спрашивать бесполезно, — кивнул Дрон. — Опять наплетет пятьсот бочек про свою внеземную любовь и чудесные глаза, и как они скоро поженятся
— Кстати, насколько скоро? — вмешался Виталь. — А то я эту фразу про женитьбу слышу уже... долго. С момента, как мы вообще впервые услышали о ней.
