Проекция? Техника? Замелькали в голове заполошные мысли, но я их отмёл. Вряд ли, слишком просто. Но и такая вероятность имеется.
А бритты из стоящих начали к алтарю выдвигаться, свои хотелки и пожелалки на золотую пакость вываливая, громко и вслух. И золотой мужик на алтаре, взамен метаемых на алтарь ценностей (которые, судя по ощущению в эфире, просто исчезали), на метателей какое-то запредельное по сложности и мощности эфирное воздействие оказывал. Но тут моим товарищам дело, я и не пойму ни лешего, а вот что я точно и однозначно понял, сей золотой мужик жертвующих не видел! Не факт, что он вообще с нашим миром взаимодействовать толково может, констатировал я. Чистое “позиционирование”, с неизвестными ориентирами. На то и башка его, с “мерцанием” поворачивающаяся указывала, и площадь воздействия, много факторов. Хотя вглядываться в этого мистичного мерцающего типа меня уже утомило до головной боли.
Но ещё один факт, установленный почти через час, на неудобства меня плюнуть вынудил. Мужик золотой мерцать не прекратил, но явно “сменил вектор” оного мерцания. Причём на протяжении двадцати минут его, пусть и незначительно, но менял. Так, это любопытно, и это мы проверим, мысленно потёр лапы я.
И вот, подозреваю, не без учёта нашего присутствия, а то и на оное направленное, в божественном бартере образовалась заминка. Точнее, явное протокольное нарушение: в арку, со стороны площади, буквально впрыгнула небогато одетая дама, на руках у которой пребывал ребёнок, годов трёх, безногий притом.
Вот прямо скажем, калеки в Полисах были крайне редки: клеточная “хирургия” высококлассных терапефтов подобное излечить могла. Грубо говоря, кусок мяса человеком сделать терапефт высокой квалификации мог. Не единомоменто, при дополнительном медикаментозном лечении и питании, но мог. Неудобье и сложности были с генетикой и мозгом, а так — глина податливая тело человеческая в руках терапефта умелого, как поэтично (и практикой подтверждённо) описывала положение дел одна книга.
Но тут, очевидно, дефект развития плода или генетика. Или бритты дитя “подготовили” к представлению, во что верить не хочется, уж слишком мерзко. Впрочем, первопричина неважна. Служки, бросившиеся к женщине, были властным жестом верховного жреца остановлены, после чего этот тип жестом к алтарю её пригласил. Женщина к алтарю подошла, дитя на ступень перед алтарём положила, об исцелении взмолилась. После чего извлекла из одежды кухонный нож, да и под соусом того, что у неё ничего нет, примеряться к своей шее стала.
Да ты, мамаша, глотку себе вскрыв, дитя своё в кровище своей же утопишь, уверился я в “театральности” мизансцены. Что деяния жреца подтвердили: величаво и медленно подойдя к суициднице, он ножик из её рук изъял (а она терпеливо ждала, да), высказался в плане того, что “перед богом отработаешь”, дитя калечное перенёс (что мои рассуждения о позиционировании подтвердило), да и ливанул на алтарь своей кровищей. Не сказать, чтобы щедро, но ливанул.
Золотой мужик закопошился, шибанув ребёнка тем же воздействием, что и прочих, желавших: “силы в бою”, “разума”, “выносливости постельной” и даже успехов в делах торговых. Вот как-то я разницы в воздействии не углядел, как шарашил он монструозным эфирным конструктом, так и шарашил. Впрочем, я — не показатель, мои сенсорные способности отнюдь не абсолютны, скорее недостаточны, напомнил я себе.
Ну и под сияние соответствующее у карапуза ноги и отрасли, за минуту где-то. Чудо, конечно, только скоре ювелирности воздействия: равенство массы и энергии никто не отменял, так что при учёте эфира осуществлённое не невозможно. Невозможно человеком-одарённым в столь сжатые сроки, так-то регенеративные механизмы человека запустить терапфту не проблема.
В общем, представление достойное, а уровень воздействия запределен. Либо бритты овладели созданием вычислителей, как бы не превосходящих в быстродействии и объеме вычислений компьютеры Мира Олега. Либо перед нами всё же некоторое эфирное создание, довольно сильное. Но вот точно не бог, согласно описанному в преданиях, хотя бес тут знает.
Собственно, на этом исцелении ритуал и закончился, женщину с дитёнком служители увлекли в некие недра, архипонтифик прогундел, что с ними бог, да и вообще, Капут храни Британику. После чего люди стали рассасываться, служители культа скрылись, а наша посольская компания в думах тяжких направилась к поджидающим самокатам.
В дороге молчали, а я думал и прикидывал. В конце концов, пусть бог. Ничего запредельно-невозможного в рамках известного это не несёт. Более того, тут скорее часть “неизвестного” вскрылась.
Правда, встаёт вопрос корреляции “есть боги — нет одарённых, есть одарённые — нет богов”, но взаимосвязь тут хоть и высоко вероятная, но неких стелл, на которых выбито, что всё именно так, а никак не иначе, не наблюдается.
Добрались мы до посольского пустыря, разбрелись, всё так же молчаливо, по коттеджам. Добродум из собственных ручек себе кофий сотворил, да и уселся задумчиво. А я суету предпринял, календари перебирая, нужного не находя, пока, наконец, не обратился к начальству.
— Добродум Аполлонович, а нет ли у вас календаря восходов лунных? — осведомился я.
— Имеется, — отстранённо ответствовал начальник, отставив кофий и лапу с часами к лицу своему поднимая.
— А не подскажите, когда восход лунный сегодня будет? — осведомился я.
— Подскажу, — ответил Леший. — 12:51 пополудни. Но сие для Вильно верно, — уточнил он. — А что вы там надумали, Ормонд Володимирович? — заинтересовался он.
— Да занятно выходит, — пробормотал я взирая на атлас. — Выходит, что и не было этого “посланника” в материальном плане, — подытожил я мысли свои.
— Да? И как вы к выводам сим пришли? — поднялся Добродум, заглянул мне из-за плеча и фыркнул.
— А вот смотрите, вы этого золотого этакое “мерцание” заметили? — вопросил я.
— Сложно было не заметить, хотя в глаза не бросалось, — ехидно воззрился на меня злонравный Добродум. — И с чего вы взяли что “не было его”, притом что воздействие он осуществлял, это я вам гарантировать могу.
— А с того, что Земля наша, Добродум Аполлонович, от него убегала. А он мерцаньем своим её догонял. Я бы, признаться, подумал, что он лишь проницаем для объектов материальных, — продолжил я. — Что волей своей, на глазок свое местопребывания определял. Но вот тут в чём дело. Что дёрган он — ну да ладно. Кривоглаз и нервичен — бывает, положим. Вот только не видел он наш мир. Вообще, а подозреваю, что и в эфире видел отражение его он весьма дурно, если и то видел вообще. И выходит, Добродум Аполлонович, что посланец этот на центры массы ориентировался.
— В смысле? — уточнил Добродум, взирая на меня как с интересом, так и скепсисом.
— Вектор притяжения, — переиначил я определение, всё же с гравитацией наука Полисов была прискорбно ограничена, в плане её природы и особенностей.
— Приливная сила? — воззрился он на свои часы.
— Она самая, по срокам так выходит. И в тот же миг, как спутник из-за горизонта вышел, его мерцание “вектор сменило”. Ежели до восхода Луны он в камень алтарный проникал, то после начал направление сего смещения менять.
— Так на кору земную приливная сила действует, — ехидно напомнил Леший.
— А на типа этого светящегося — нет, он как ориентир притяжение использовал, — подытожил я.
— Возможно, — через минуту изрёк Добродум. — Это вы остроумно подметили, хотя выводы ваши не абсолютны и опровержимы, — не преминул злокозненно отметить он.
— Сколько информации мне было доступно, таковые и выводы, — снисходительно бросил я начальству.
— Мда, — не нашёлся, в чём возразить, Добродум. — Ладно, Ормонд Володимирович, раз уж вы столь изящно разумом блеснули, предстоит вам блеснуть сегодня гимнастикой.
Выдав сие, начальник в комнату зашёл, да и начал извлекать из чемодана… натуральную куклу в разборе. В его рост, пропорциями схожую. И ехидно поглядывая на меня, начал её собирать.
— Это, до моего прибытия, я, — выдал он, помахивая собранной куклой, взглянул на мою ошарашенную морду, ржанул, да и продолжил. — Не взирайте на меня так, Ормонд Володимирович, надо несколько дел в Лондиниуме совершить, для местных тайно.
— Так соглядатаи? — возразил я. — Ну бес с ним, может, в окне я идолищем этим помелькаю, так и одарённые же точно есть! Да и вас заметят, — резонно заметил я.
— Парочка есть, — подтвердил злонравный Добродум. — Вот только далеко они, да и не сказать, чтобы искусны. А главное, — начал он расстёгивать рубаху.
А я реально одурел. С шеи Леший снял некую ладанку, надевая её на идолище. И в эфирных ощущениях выходило, что ладанка сия и есть моё начальство злонравное. А где тулово лешее пребывало, происходило свободное и беспрепятственное проникновение эфира, воздух и воздух, как есть.
— Сие душа моя, которую предаю вам на сохранение, — загробным тоном завыл злонравный леший, да и заржал на морду мою перекошенную.
— Что-то великовата она для души вашей, Добродум Аполлонович, — ответствовал я, взяв себя в руки. — Техника иль практики одарённого? — с интересом уточнил я.
— И того, и того в равной мере, — довольно ответствовал Леший. — Ладно, время тратить не будем, навестите соседей наших, за солью или папиросами, уж сами решите. И дверью вослед себя не хлопайте, — уточнил он.
— А с идолищем сим? — на всякий случай уточнил я.
— Пусть поспит, с трапезой вечерней извернётесь, потребно, чтоб он на ней пребывал, — прикинул Леший. — Да и в окнах помелькайте, не лишним будет, ежели не злоупотреблять.
— И как я… — начал было я, а потом для меня дошло, “как”. — Вот же леший вы злонравный, Добродум Аполлонович!
— Есть такое, — довольно надулся змейский начальник. — Полно вам, Ормонд Володимирович, не всё ли вам равно, что бритты подумают? Да и моей репутации сие представление ущерб потяжелее вашей нанести может, — отрезал он. — Всё, время не тратьте.
Ну и поперся я в соседний коттедж за папиросами, которыми с горя решил себя побаловать. Потому как единственный способ, коим я мог с идолищем для эфирного наблюдателя взаимодействовать без подозрений — это любовника изображая. Иные варианты столь близкого контакта столь длительное время не предполагали.
Реально злонравное чудовище, а не начальник, припечатал я выскользнувшего вслед за мной замаскированного Лешего. Одна надежда, что его не заметят и не поймают, потому как ежели я буду перед соглядатаями эротический спектакль ломать ради ихнего удовольствия, без толковой пользы… что не знаю, но точно страшное сотворю.
И, ближе к вечеру, в обнимку с “проспавшимся” идолищем отчебучивал я представление “променад и ужин мужеложцев”. Раздражало сие неимоверно, но небесполезность и надобность сего я понимал, так что отыграл представление до момента, когда “обожравшееся” идолище изволило задрыхнуть. Вытер трудовой пот, посулил Лешему месть неминучую, да и начал читать.
А уже в темноте дверь коттеджа распахнулась, мало что не выбитая, явив довольно помятого и даже раненого, пусть и легко, Добродума. Но это не главное, а главное, что припёр мой начальник на плече своём натуральный мёртвый труп. Убитого человека, отметил я явно пулевое повреждение в корпусе отброшенного в угол трупа. Не отреагировав на меня, бросился Леший к столу, рывком распахнул дипломат, обретённый там же, где и труп. И, копаясь в бумагах, бросил через плечо:
— Подойдите, Терн! — чем явил реальную срочность и напряженность положения, чему дыры в нем и мёртвый труп показателями ещё не были. — Я отбираю бумаги, — отрывисто начал он. — Эти бумаги должны быть в Вильно. Либо в Полисе Гардарики. Один из нас должен умереть, — резко кивнул он на труп, расшифровывая. — Что скажете?
— Я, — прикинул резоны я. — Вы посол, телосложение, вы ранены, хотя последнее…
— Дельно. А раны не улика, некому о них доносить, — отрезал Леший. — Так, времени ни беса нет, слушайте внимательно, не факт, что я из этой заварушки выберусь. Потом зададите вопросы, сразу и по делу, если появятся, — на что я кивнул. — Агент “аквила”, — кивнул он в сторону трупа, — продолжал работу, но был под наблюдением. Наблюдатели мертвы. Здесь, — указал на заматываемые им в плёнку бумаги, — собранные им данные. Высоковероятно достоверные, на что указывает как положение наблюдавших, так и их допрос. Это в Полис. Вам: путь к данам перекрыт, данские и бриттские суда чехарду в море водят. Ежели плывёте в Антверпен — так на так выйдет. Но тут понятно, что данам, по возможности, сдавайтесь, — подытожил он. — Воздухом… не советую, вряд ли выйдет. Крадите малое судно — и на материк, мой вам совет, — с этими словами он отцепил свои шикарные часы и бросил на бумаги. — Гироскопический компас, — пояснил он. — Средства, — продолжил он, выкладывая туда же их карманов золото и серебро бриттское россыпью, а также какую-то не слишком дорогую ювелирку. — Трофеи, — ухмыльнулся он. — Так, времени у вас ещё минут десять. Я в Полисе волнение поднял, сейчас к нам толпа идёт, как вчера.
— Наблюдатели? — бросил я, скидывая с себя панцирь и часть одежды, вытаскивая идолище.
— Упились и спят, — кивнул на мои действия Леший. — Наши караульные без сознания, — поморщился он, на что я кивнул понимающе. — Вы куда?
— Кортик и удостоверение посольское. Прочие документы трупа, а брал ли пропуск сотрудника я…
— Дельно. Даном быть мыслите? — на что я, не оборачиваясь, кивнул. — Добро. В доме я сам, а вашим последним действием, перед побегом, должен быть эфирный удар в двери, непременно их ломающий. Справитесь?
— Справлюсь, — ответил я, размещая на себе барахло. — Готов.
— Удачи вам, Ормонд Володимирович, — просто сказал злонравный Добродум.
— И вам удачи, Добродум Аполлонович, — не менее просто ответствовал злонравный я.
Выбежал из коттеджа, собрался, да и вдарил по двери коттеджа даже с перебором — дверь аж разнесло на крупные куски. Ну, лешего не прибил вроде бы, отметил я двойное возмущение эфира, да и побежал вдоль реки. Гул со стороны дороги в Лондиниум раздавался, так что вовремя. Ну а бежал я по каменистому пляжу, водой омываемомому, один бес следы найдут, коль и искать даже будут.
