Приказано - спасти...

Вот только, история ляжет на бумагу, там в будущем. А здесь — она еще только творится, каждую секунду, каждое мгновение, определяя, кому жить и писать историю дальше, а кому остаться короткой строчкой в книге веков. Не запах бумаги и чернил, а привкус крови на губах думанит голову бойцов. Крови, своей и чужой...

Наверное, гибель Петра стала тем детонатором, который взорвал сознание Семена Чекунова. Казалось бы, что для него, уже прошедшего один раз эту войну, еще одна смерть? Не друг, не приятель... Ведь Семен почти не успел узнать этого бойца. Только несколько минут рядом, в бою. Но, вот снова боец падает на бегу, перестав жить, перестав существовать...

И если сейчас удастся выскочить из ловушки, если Чекунов пойдет дальше по дорогам войны, еще не раз будут падать рядом и друзья, и просто однополчане, а может и сам Семен ткнется где-то лицом в землю. Ибо история уже пошла по другому пути, уже где-то рвались ненаписанные страницы, перекраивая судьбы людей...

Только не думал об этом Семен. Куда-то в глубину сознания провалилась стариковская осторожность, оставив ту, казалось бы давно забытую за мирные годы, ненависть к врагу. Врагу, который убивает НАШИХ, а значит — должен быть уничтожен, убран из этого мира. Любой ценой. А если в этом мире уже не будет старшины Чекунова, так может мир и не станет от этого хуже?

Фира еще только начала вставать с колен из лужи, а Семен уже выметнулся обратно из под машины, плечом сбил девушку в сторону, снова роняя в жидкую грязь, вдавился сам рядом:

— Лежи!

Над головами свистнуло несколько раз, потом что-то плеснуло сзади.

-Теперь, ползем, голову не поднимай.

Извиваясь как ящерица, Семен полз сам, толкая впереди себя винтовку, и волок за собой Фиру. Край дороги приближался очень медленно, и Семен давил в себе желание вскочить и рывком преодолеть оставшееся расстояние. Наконец ему удалось перекатиться в кювет, рывком втащить за собой Фиру. Здесь уже можно было привстать на колени, чтобы двигаться быстрее — край дороги как бруствер окопа прикрывал их от пуль.

— Все, вперед до промоины, и ныряем в кусты.

— Петр..

— Что? — Чекунов не расслышал, что сказала Фира, обернулся к ней. Санитарка пыталась приподняться. Пистолет в руке мешал ей, но она этого не замечала.

— Там, Петр, остался — непослушные губы неразбочиво выговаривали слова, но теперь Семен понял.

Он не стал приподниматься над краем кювета, чтобы посмотреть на то, что еще несколько мгновений назад было живым человеком. Чекунов знал, живые так не падают. Но и Фире он объяснить сейчас не мог, не время. Поэтоу он просто отрицательно мотнул головой и потащил санитарку за собой в сторону недалекой промоины.

Кусты сомкнулись над головой ползущих, окатив очередным потоком холодной воды, но это даже показалось приятным, в отличие от воды хлюпавшей под ногами. Вот вроде казалось бы — какая разница? А, поди, ж, ты...

Семен собирался двигаться дальше, как можно дальше от дороги, со стороны которой отчетливо доносиличь хлопки выстрелов, но требовательный рывок за рукав остановил его. Он обернулся к Фире:

— Ну, чего тебе?

Не высказанный вопрос Чекунов понял только взглянув в ее глаза. Съехал спиной по стволу большой сосны, постаравшись, чтобы она оказалась между ним и дорогой. Фира по прежнему стояла над ним, запалено хватая воздух обветренными губами. Опасно стоять так, как бы шальная пуля не прилетела — мелькнула мысль, и Семен попытался притянуть девушку к себе, но та вырвалась и шагнула назад. Стянув сырую пилотку, Чекунов вытер ей лицо, царапнув звездочкой кожу. Натянул пилотку обратно и посмотрел в лицо санитарки. Произносить ответ вслух тоже не понадобилось, Фира поняла все сама. Только дпотухло что-то в глазах, да дрогнула губа. Медленно она опустилась на землю, положила на колени пистолет, что так и держала в руке.

Санитарка Эсфирь Дольская

Фира сидела посреди плачущего дождем осеннего леса и на душе было... Что было? Да, просто — пусто... Ничего не хотелось, ни думать, ни делать. Все равно, что бы ниделалось ими — результат один, опять кто-то гибнет. И, все, не вернуть уже ничего и никого. В отдалении затихала перестрелка, но Фира не вслушивалась. По лицу текла дождевая вода, а если она и была чуть солоновата на вкус, так что ж с того...

— Семен, и что будет дальше?

Казалось бы простой вопрос, но Семен почему то вздрогнул. Опустил голову. Голос прозвучал неожиданно хрипло:

— Война ,Фира — дальше только война.

— Но, как... — и, неожиданно для себя, Фира призналась:

— Семен, я боюсь!

Чекунов поднял голову, внимательно посмотрел в глаза девушки:

— Знаешь... Я, наверное, тоже...

Красноармеец Андрей Шилин

Рев мотора ощутимо давил, плавал тяжелеой массой внутри рубки тягача, вытекал через откинутые крышки броневых люков вместе с горячим воздухом. Давно уже надо было остановиться и дать остыть мотору, долить холодной воды в радиатор, но Андрей все гнал и гнал вперед по заросшим колеям лесной дороги. Он только надеялся, что дорога ведет туда, куда нужно, и тягач не будет остановлен высверком выстрела в упор противотанковой пушки.

Когда пулеметчик, что уже давно вылез в открытый люк по пояс, что-то заорал и провалился обратно в рубку, мысль у Андрея была только одна: — Немцы!

Он автоматически рванул рычаг и машина скакнула с дороги в кусты. Сознание обожгло страхом — вот сейчас лопнут соединительные пальцы и тягач сбросит гусеницу, замерев в чужом прицеле! Но, этого не произошло, машина закачалась на ухабах, взревела обженно мотором. Пулеметчик, отброшенный было рывком в угол рубки, снова дотянулся до Андрея, перегнувшись через кожух коробки передач и пытаясь оторвать руки Андрея от рычагов. Широко разинутый рот его пытался о чем-то докричаться до водителя. Шилин пытался отпихивать его боками, не понимая — чем вызвано неожиданное сумасшедствие. Через вату моторного шума и металлический лязг наконец до Андрея стали доноситься отдельные звуки: — НАШИ! — надрывно орал пулеметчик, захлебываясь и повторяя снова и снова:

— Нашинашинаши!!!

Еще не понимая, и не веря, Андрей сбросил газ, выжал сцепление, выключил передачу. Клюнув носом "Комсомолец" встал.

— Где??

— Там! Наши, наши, там наши!!! — избыток радости переполнял пулеметчика, заставляя его прыгать на сиденьи. Неожиданно он подтянулся на руках и исчез в открытом люке, только мелькнули перед носом Шилина грязные сапоги. Андрей подождал еще несколько мгновений. Стрельбы слышно не было, и разглядеть что либо в узкие смотровые щели не удавалось. Тогда он привстал на своем месте, высунувшись в верхний люк, но пулеметчика уже не было видно. Зато сбоку послышался стук по броне прикладом винтовки. Андрей повернулся влево и столкнулся взглядом с бойцом в каске-халхинголке и с петлицами сержанта.

— Оттуда? — сержант мотнул головой куда-то в сторону должнствующую обозначать место отправления тягача в путь.

— Да, оттуда — внезапно Андрей смог только прохрипеть эти слова. Сержант кивнул козырьком каски:

— Все, паря — глуши мотор, приехали. Давай, вылезай и пойдем со мной к товарищу капитану.

Красноармеец Андрей Шилин

Его куда-то тянули, он о чем-то докладывал, снова шел и снова рассказывал, пока не оказался снова возле тягача. Рядом с прицепом суетились люди, осторожно спускали кого-то на землю, рядом размахивала руками Анастасия Ивановна, что-то доказывая и распоряжаясь.

Семка! — мысль неожиданно прострелила Андрея. Что с ним??? Надо срочно назад! Сейчас!

Андрей растерянно заозирался, не зная как сказать, куда бежать, что делать. Неожиданно сзади его хлопнули по плечу. Это был уже знакомый сержант:

— Все, сейчас раненых ваших отправят на машине в госпиталь. А ты, отцепляй прицеп, бери свою таратайку и гони на дорогу — там артиллеристы со своей пушкой тебя уже ждут. Цепляй ее, они скажут куда ехать. Что смотришь? — сержант матерно выругался.

— Там, Семка остался — других слов Андрей не нашел. Сержант его как будто не услышал:

— Капитан сказал — снова отходим. Обошли нас проклятые. Мотоциклист приехал, обстреляли его по дороге. Все, уходить надо. На, докури и двигаем.

Сержант сунул в руку Андрея самокрутку, повернулся и скрылся в кустах. Шилин остался стоять возле тягача. Холодный ветер мазнул его по лицу сырой влагой. Андрей посмотрел на дымящуюся самокрутку зажатую в грязном кулаке ,и неожиданно для самого себя глубоко затянулся. И дым был удивительно горек.

Старшина Шилин

По пыльной улице деревни, вдоль кривого забора, шагал боец. Из под пилотки выбивался мокрый от пота чуб, необмятая гимнастерка топорщилась на спине, погоны со старшинскими нашивками тоже были явно новыми. В руке он нес объемистый пластиковый пакет. На гул сзади он не обращал внимания, пока догнавшая его машина не затормозила, обдав его пылью. Хлопнула дверца ЗиСа и водитель спрыгнул с подножки:

— Шилин, ты куда двинул, да еще в таком наряде?

Боец остановился,сдвинул пилотку на затылок, окинул взглядом водителя в драных джинсовых шортах и разноцветной футболке:

— Дело у меня есть.

— Какое еще дело, съемка же через полчаса начинается!

— Успею, там еще осветители пиротехники свою проводку тянуть будут.

— Блин, а чего не сказал? Я бы тебя подвез.

— Да-а? — боец взглянул на машину — А кто сказал, что машины запретили из лагеря выгонять?

— Ну-у, то чего начальство не знает, то его не беспокоит! Давай, садись!

Не заставляя себя более упрашивать, Шилин влез в кабину, устроился поудобнее на жестком сиденье.

— Давай, по этой улице, а там возле автовокзала направо!

Водитель со скрежетом включил передачу, газанул и старый грузовик подвывая мотором покатил по улице.

— Семен, а ты дорогу точно знаешь?

— Не беспокойся, я тут с отцом был — Шилин звонко чихнул, пыль свобоно попадала в кабину через многочисленные щели.

Ехать действительно было недалеко, и повернув возле остановки с припаркованными автобусами, ЗиС выкатился на небольшую площадь и проскрипев тормозами остановился. Семен Шилин вылез из кабины, не забыв прихватить свой пакет. Целенаправленно зашагал к невысокому обелиску.Посреди невысокой оградки стояла статуя. Крашеный серебрянкой солдат с ППШ склонился над потускневшей звездой из нержавейки. Видно было что краску на статуе подновили относительно недавно, а вот венки у подножия успели пожухнуть.

Семен шагнул на потрескавшийся бетон невысоких ступенек, остановился перед звездой. Открыл свой пакет, достал оттуда лампадку красного стекла и букет цветов, завернутый в фольгированную блестящую пленку. Открыл крышку лампадки. Чертыхнулся, похлопав себя по карманам. Сзади его догнал водитель.

— Семен, ты чего? Завтра же собирались все идти, в план мероприятия поставили.

— Дай зажигалку, а?

Щелкнула кнопка и язычок огня затеплился на фитильке свечи. Семен аккуратно закрыл жестяную крышку и опустил стеклянный светильник на бетон. Поправил букет и выпрямился. Подумал, и снял пилотку. Следом стянул бейсболку и водитель. Огляделся вокруг. Небольшая площадь районного центра сейчас была пуста, только на краю замер под деревьями привезший их сюда ЗиС-5, Тишину нарушало только звонкое чириканье воробьев в кронах деревьев. Было пока нежарко, но безоблачная голубизна неба обещала через пару часов палящую жару. Водитель поморщился, представив, что будет на поле съемок, когда сработавшая пиротехника начнет выбрасывать клубы пыли на потные гимнастерки и кителя актеров. Ладно хоть его роль сегодня небольшая. Где-то неподалеку на железнодорожных путях раздался гудок тепловоза и этот звук напомнил стоящим о времени и делах. Семен надел пилотку и двинулся к выходу из оградки. Водитель двинулся следом.

— Слушай, Семен, а все же — зачем сейчас то?

— Да, поимаешь, отец меня попросил. Узнал что мы здесь снимать будем — зайди, да зайди. Тут история такая, что раньше он сюда с дедом ездил, потом и меня брал.

— Что, родственники здесь похоронены? — удивился водитель, уже подойдя к ЗиСу.

— Нет, тут другое. Отец рассказывал, памятник этот местным жителям поставлен, кто воевал, и кто с войны не вернулся. Досюда фронт то не дошел. Дай сигаретку, а то я свои в лагере забыл.

Семен затянулся, выпустил дым.

— У деда какая-то история во время войны была. Друг вроде его спас, Семеном его звали.

Водитель тоже щелкнул зажигалкой.

— Так же как и тебя?

— Да меня собственно в честь него и назвали. Дед упросил. Ну, так вот, а Семен этот вроде отсюда и был.

— А фамилия этого Семена как была?

— Не знаю я. Дед знал, и отцу говорил. А отец вроде и мне говорил, но вспомнить уже не можем. И деда не спросишь уже.

— Слушай, а вон же таблички стоят, там вроде фамилии написаны. Пойдем, посмотрим — может и вспомнишь чего? — водитель неожиданно загорелся идеей.

— Не — поморщился Семен — вряд ли. Да и времени уже мало, а там гляди сколько плит.

Ряды белых плит с ровными строчками выбитых фамилий выстроились двумя рядами перед входом в оградку. Семен не обратил на них внимания, когда подходил к памятнику, а сейчас на какое-то мгновение они показались ему строем солдат в выцветших добела гимнастерках, что застыли по обе стороны дорожки. Он сморгнул, и солдаты снова стали просто плитами.

— Давай лучше завтра посмотрим. А еще лучше сфотографируем надписи, я их отцу покажу. Он сильно переживал, что фамилию забыл.

Снова рявкнул тепловозный гудок, напоминая о времени. Семен выкинул окурок.

— Давай, Андрюха, заводи!

ЗиС затарахтел сразу. Однако ,прежде чем ехать, водителю пришлось протирать стекла кабины от пыли.

— Знаешь, Семен, видать крепко твой дед того друга помнил, раз уговорил твоих родителей тебя в его честь назвать.

— Не то слово, мать говорила, что он и сестру мою младшую как-то назвать просил — то ли Фаина, то ли Фекла. Только мать уперлась, и сказала, что с таким именем девчонку в школе потом засмеют. И назвали просто Ленкой.

Водитель хлопнул дверцей кабины, выжал сцепление, обернулся к Шилину:

— Я дома старые документы нашел, там и про деда и про бабушку было — я ведь их не застал. Тоже, у бабушки имя редкое было — Эсфирь

— Давай, поехали — Семен махнул рукой — через полчаса война уже должна начаться. Не успеем, устроят нам египетские казни!

2021.11.23