Боадикея, как могла, старалась следовать этим наставлениям. Она благодарила Закери за каждый привезенный подарок и позволяла ему себя целовать. Но как не старалась не могла удержаться от сравнения с Алексом. Первый возлюбленный тоже дарил ей подарки. И им девушка была рада. И поцелуи его были преисполнены любви и нежности. От них у Боадикеи в животе будто бабочки порхать начинали. То, как дарил свои подарки Закери было больше похоже на то, что это испытание. И каждый раз, девушку не покидало чувство, что это испытание она провалила. Что бы не говорила, как бы не благодарила — жених оставался недоволен. Как будто ждал услышать от неё что-то определенное, и все никак не мог дождаться.
А после него приходила Беатрис и приказывала быть с Закери добрее и ласковее.
Бедная Боадикея начала видеть кошмары: жених стоит с мечом над братьями, а мать кричит, что если она не будет добрее и ласковее, то Закери их погубит. Вся жизнь стала одним нескончаемым кошмаром, от которого никак не проснуться.
И когда девушка начала надеяться, что она просто сошла с ума и никакой свадьбы на самом деле нет, что все происходящее — всего лишь бред её воспаленного неведомой болезнью мозга, Закери не пришел к ней в гости. Вместо него приехали несколько служанок и камеристка. Ни передали ей послание, в котором говорилось, что сегодня на торжественном приеме во дворце будет оглашена помолвка и Боадикея должна там присутствовать. Закери был так добр, что прислал ей все необходимое, включая платье и украшения. Но, так как платье шилось без примерок, то вместе со всеми приехало несколько швей, которые дошивали платье прямо на Боадикее.
Долгих шесть часов девушке пришлось стоять на сооруженном из подручных материалов небольшом постаменте, изображая статую, пока швеи внизу подшивали платье, а ставшая для этого на стул камеристка делала прическу. Бедняжку, постоянно кололи иголками и шпильками, но она безропотно все переносила. Лишь бы женщины закончили поскорее.
Первыми закончили швеи. Куда они делись после этого девушка не заметила. У неё так затекло тело, что казалось, если кто-то случайно толкнет — она просто упадет. Затем закончила камеристка и слуги помогли ей спуститься. Кто-то помог ей обуться. И только после этого новая камеристка подвела Бодикею к зеркалу.
Глядя на себя, на платье, прическу, украшения, девушка впервые четко осознала, что не будет счастлива с Закери. Никогда!
— Так вот какой он меня видит... — пораженно прошептала она, глядя на незнакомку в зеркале.
Платье, выбранное женихом, сидело на девушке как родное. Не зря его несколько часов ушивали. Корсет сделал и без того стройную фигуру ещё тоньше, а заодно и приподнял груд, выгодно подчеркнутую низкой линией декольте. Благодаря собранным в высокую прическу волосам открылась шея, а вместе с нею очень хорошо было видно массивное золотое колье, украшенное сапфирами. А на голове у Боадикеи красовалась тиара из того же комплекта. Словно этого было недостаточно, на руки ей надели по массивному золотому браслету. Правда, они только выглядели массивно, а на самом деле были очень тонкими, поэтому их вес не чувствовался.
Красота украшений меркла перед красотой платья.
Для его пошива использовали очень дорогую ткань. Боадикее никогда прежде не приходилось носить ничего подобного. Верх платья — белый, а под лифом был вышит вычурный рисунок черного цвета. Юбки платья напомнили девушке осу: как у той на брюшке чередуется черное с желтым, так и в этом наряде белые юбки чередовались с черными. Это было видно благодаря тому, что каждая последующая была немного короче предыдущей. Уже намного позже девушка смогла рассмотреть, что сзади к платью был пришит большой бант того же цвета.
Сами по себе украшения, платье, элегантные черные туфли, надетые сейчас на Боадикею были прекрасными. Но едва посмотрев на слишком откровенный вырез, девушка захотела прикрыться руками, а посмотрев на яркий макияж — умыться.
Вот, какой видел её Закери — раскованной соблазнительницей. Вот, что имела в виду Беатрис, говоря, что Боадикея должна быть ласковее. Оба они — и Закери, и Беатрис — ждали, когда же девушка начнет его соблазнять.
Девушка смотрела и смотрела на себя в зеркало, пока служанки и камеристки охали вокруг неё, превознося её красоту. Боадикея смотрела и видела свою мать, женщину, упивающуюся роскошью и блеском дворцовой жизни, наслаждающуюся вниманием бесчисленных поклонников.
Неужели, чтобы братья были счастливы, чтобы отплатить за все добро, за всю ту любовь, которую они ей дали, Боадикея должна будет превратиться в такую женщину?
Постучав, в покои вошел лакей:
— Карета подана, ваша милость.
— Иду, — глухим эхом отозвалась Боадикея и внезапно её посетила мысль, заметно приободрившая её.
В карету девушка практически бежала. С Закери нужно поговорить. Он ошибся насчет неё. Нужно ему это объяснить. В том, что тот все поймет, она не сомневалась. Ведь Закери всегда относился к ней хорошо. А насчет репутации... ну, можно будет что-то придумать. Конечно, Закери её отпустит. Он же тоже не хочет всю жизнь быть несчастным. А братья... они же и его братья. Даже став королем, молодой человек продолжал осыпать их милостями. Не станет же Закери теперь наказывать их за поступки сестры?
Вот за такими мыслями, Боадикея, сидя в карете, начала испытывать радостное нетерпение, как перед первым походом на бал.
Почему? Ну, почему она не догадалась до этого раньше? Ей вдруг вспомнилось, как Закери признался в любви почти сразу после такой скоропалительной помолвки. Но девушка отмахнулась от этих мыслей. Не потому, что ей плевать на чувства других. Просто она решила, что Закери поймет, что насильно мил не будешь. А ещё Боадикея вернет ему все подарки. Что нельзя будет вернуть — возместят братья. Они тоже будут рады, что все удалось уладить без свадьбы. Ведь Лиам и Седрик столько раз говорили, что желают ей счастья!
Мысли в голове Боадикеи кружились, словно вихрь. А карета все ехала и ехала. И поездка эта была нескончаемо долгой.
Но, вот и она закончилась. Карета остановилась и вскоре перед нею открыли дверь. Кто-то подал руку, помогая Боадикее выбраться и спуститься по ступенькам. Это оказалось непросто, ведь девушка не только не привыкла ездить в карете, но и спускаться из неё, не видя ничего перед собою тоже было страшновато. Все же платье было ну очень пышным.
Однако вот она оказалась на твердой земле. Первое, что открылось её взору — насколько роскошно был убран Ладлен и как много людей стояло на его ступеньках, встречая, как им казалось, свою будущую королеву. Её появление встретили радостными возгласами, какими-то приветственными криками, чей смысл терялся в общем шуме, и аплодисментами.
Неловко улыбнувшись и помахав собравшимся ручкой, Боадикея взглядом нашла Закери и радостно улыбнулась. Слава богам, ей удастся с ним переговорить ещё до церемонии. Игнорируя этикет, девушка решительно направилась к нему.
Никогда прежде Закери не задумывался о том, как быстротечно время. Но после обручения он не мог избавиться от мыслей об этом. Как же долго все это тянулось! Как же долго приходилось ждать, чтобы сделать Боадикею, наконец, своей. Целых три месяца! Такие долгие! Такие тягостные!
И все же, оно того стоило.
Когда Боадикея вышла из кареты, такая красивая в своем платье и с тиарой на голове, Закери даже дышать перестал. А когда она посмотрела на него, своими прекрасными голубыми глазами, и радостно улыбнулась, его сердце пропустило несколько ударов. Он знал, что найдет ключик к её сердечку! Знал, что найдет способ ей понравиться!
Происходящее казалось нереальным сном. Особенно, когда Боадикея, ни на кого не обращая внимание, стремительно подошла к нему. Гости пребывали в замешательстве, а Закери в восторге. Особенно, когда девушка подошла и очаровательно краснея, попросила:
— Можем мы переговорить наедине?
Закери стоило огромных усилий, чтобы радостно не рассмеяться.
— Конечно, — он галантно предложил ей руку. Боадикея благодарно приняла её. Закери чувствовал тепло её маленькой ручки и тем, как на них глазеют. Он знал, что никого во всей Малероссе нет красивее, и что ему сейчас завидуют, наверное, все мужчины. А его невесте завидуют все женщины. Как бы ему хотелось презреть все условности и затащить Боадикею в постель просто сейчас. И это было бы не сложно. Но Закери мало было бы только тела. Нет, ему нужна была она вся. Скоро, совсем скоро их поженят и Боадикея навсегда, навечно будет принадлежать только ему одному.
Сам того не замечая, Закери начал улыбаться своим мыслям. А вот девушка, которую он держал под руку наоборот — начала хмуриться. Но отступать сейчас было поздно. Да и тут как с больным зубом — лучше сразу вырвать, не то хуже будет.
Закери провел Боадикею к своему кабинету. Свита придворных следовала за ними до лестницы. Дальше ход был прегражден всем, кроме Оскара и Беатрис. Советник и королева Абиатти последовали за парой для соблюдения приличий. Боадикея надеялась, что они проявят тактичность и понимание и останутся за дверью. Но нет. Закери галантно пропустил вперед Боадикею, а Беатрис царственно прошла следом, даже не спрашивая разрешения. Оскар же вошел последним.
— Не могли бы мы переговорить наедине? — робко просила Боадикея, заглядывая Закери в глаза. И как бы ему не хотелось удовлетворить желание возлюбленной, в этот раз пришлось отказать.
— Если мы сейчас останемся наедине — пойдут слухи, — с ударением на последние слова сказал Закери. — Но ты можешь не переживать. Её Величество — член семьи, Оскар можно сказать тоже. Не бойся говорить при них.
Девушка закусила губу, собираясь с мыслями. В карете она заготовила целую речь. Но сейчас, как назло, не могла вспомнить ни единого слова. Пришлось собраться с духом и импровизировать:
— Ваше... Закери, — поправилась она. — Я хотела сказать, что безмерно благодарна и за то, что вы вступились за мою честь, когда герцог патио повел себя недостойно, и за все те подарки, что вы мне сделали, и... в общем за все, — она сделала широкий жест показывая и на себя, и на приготовления к помолвке.
Закери позволил себе легкую улыбку. Он знал, что рано или поздно все его подарки возымеют соответствующий эффект. Оскар нахмурился. Опыт подсказывал, что после вот такого вот начал всегда следует "Но". И в этот раз, к сожалению, старый советник не ошибся.
— Но, — несмело выдавила из себя Боадикея. — Я не люблю вас. Прошу меня простить, но я не думаю, что смогу когда-нибудь полюбить вас. Мое сердце принадлежит другому. И пока все не зашло слишком далеко, давайте отменим свадьбу. Ведь...
Договорить она не успела. "Я не люблю вас". Четыре коротких слова, разбившие все мечты, все желания, все иллюзии, которыми он жил. "...не думаю, что смогу когда-нибудь полюбить вас". Эти слова разожгли в нем огонь. Не страсть, не желание, не любовь. Нет, совсем другой огонь. Это пламя буквально ослепило Закери и сожгло его самоконтроль. Злость, ярость, граничащая с ненавистью и желанием убивать.
Он даже не понял как это произошло. Рука, движимая, жаждой отмщения, поднялась вверх и с силой опустилась на такое любимое ещё несколько мгновений назад лицо. Словно со стороны Закери смотрел на Боадикею, рухнувшую от его удара, как подкошенную.
Мгновение. Это много? Мало? Закери его хватило, чтобы понять, что он сделал. Ударил девушку, которую много лет любил. Ударил и... ничего. Вместо ужаса от содеянного — было удовлетворение. И никакого раскаянья.
Первый удар получился, словно сам собой. Но вот второй Закери смаковал. Всю жизнь он помнил, как грубо, за руку, рывком поставил Боадикею на ноги и снова ударил. Девушка снова упала бы, если бы не железная хватка, которой держал её Закери.
— Мне плевать, что ты там думаешь, — с холодной яростью сказал он и снова ударил не сопротивляющуюся девушку. — Сейчас ты выйдешь туда и скажешь, что выходишь за меня.
Ещё удар.
— И никогда больше не заикнешься про то, что меня не любишь.
Снова удар.
— Ваше величество, прошу вас, остановитесь! — в ужасе подскочила к нему Беатрис. — Прошу не нужно больше её бить!
Закери опешил, не говоря уже про молчаливо наблюдающего со стороны Оскара. Неужели в ней вдруг заговорила любовь к дочери? Но все оказалось куда прозаичнее:
— Вы оставите синяки на лице, а это недопустимо в день обручения. На неё же все будут смотреть!
Медленно мужчина кивнул в знак согласия. Он хорошенько тряхнул Боадикею:
— Слушай сюда, — он с силой толкнул девушку на стену. Удар выбил воздух у неё из легких, и она снова упала бы на пол, если бы Закери не подхватил находящуюся в полуобморочном состоянии девушку. Обняв, словно баюкая, молодой человек почти ласково сказал: — Сейчас ты выйдешь со мной в зал, и нас объявят женихом и невестой. Тебя будут поздравлять, желать счастья. А ты будешь стоять и улыбаться. Ведь стать моей женой — такая честь. А завтра я приеду в Охотничий домик. И ты будешь очень ласковой со мной. Ты никогда, слышишь меня, Боадикея? Никогда больше не заговоришь о любви к другому, или о том, что не хочешь быть моей. Потому, что произошедшее сегодня покажется тебе просто детской поркой.
— Мои братья... — всхлипнула несчастная. Она хотела сказать, что пожалуется им. И как бы там ни было, но Лиам и Седрик не позволят так с нею обращаться.
— Им на тебя плевать, — ласково поглаживая девушку по спине, спокойно сказал Закери. — Я спрашивал их и оба от тебя отказались. Ты моя. Тебе некуда бежать, некого просить о помощи.
Он отстранил Боадикею, с наслаждением глядя на её пораженное, сломленное личико, на боль, которую она не умела спрятать. Да, это оно! Это то, чего хотел Закери, чтобы Боадикея почувствовала тоже, что и он!
Как когда-то в Охотничьем домике, Закери взял рукой её личико, заставляя запрокинуть голову и смотреть на себя.
— Сегодня ты приведешь себя в порядок, будешь стоять рядом со мной и радоваться. А завтра я приеду в Охотничий домик. Я буду приезжать каждый день. И ты постараешься убедить меня в том, что любишь меня. Тогда я опять стану к тебе ласковым. Поняла?
Боадикея молчала, неверяще глядя на него. Закери решил, что её нужно подтолкнуть к правильном ответу и снова с силой ударил об стену.
— Поняла? — снова спросил он.
Девушка нашла в себе силы, чтобы слабо кивнуть.
Глава 15
Седрик сдержал слово и устроил сначала три дня поминок, а затем три дня празднований. Барон Сильвестри также сдержал свое слово и устроил званый ужин. Первый день траура Седрик провел с господином Гастеном, решая скопившиеся финансовые вопросы. Второй и третий день ушли на осмотр города. И нужно сказать, что Мацуи его несказанно удивил.
Во-первых, тот, кто построил здесь порт, вокруг которого и вырос город, был настоящим гением. Мацуи располагался в естественной бухте, которую от моря отделяла и в то же время защищала от ветров гора Калнас. Удобные подходы и то, что для этого региона, а также для торговцев из Айгерима, это едва ли не единственный порт такого масштаба, позволяющий сбывать продукцию собственного производства и покупать привезенную из-за границы — послужили мощным толчок к развитию и процветанию Мацуи.
