-Да она ж здоровая была, что любимая лошадь старосты?! — подивилась бабка Миклошка.
-На голову больная, я ж говорю! — со знанием дела поведала Гхерта. — Она полгода силком кормила своего мужика одним зельем приворотным, деньгу немалую просадила. А он, гад, втихаря скармливал зелье-то ихнему коту, ущербному по этой части. Кот почему-то ел, хотя он вообще у них все жрал, что под нос подсовывали. Потом бедолага ж жить без зелья приворотного не мог: все орал дурнем — еще просил. А муж ее так на других и поглядывал. Тогда она ему в суп подмешивать зелье стала, в компот, даже в вино да настойку. Но мужик к ней так и не ластится, разве что на еду чуть что накидывается. Только потом, когда они к брату моему пришли за советом да лечением, она и призналась за зелье приворотное. Брат смеялся долго, чуть животики не надорвал, да прописал им успокоительные настои и молоко на ночь.
Ох, ну и методы лечения у них тут.
-Эт они к ведуну побоялись пойти. Уж он бы их отбрил... — протянула бабка Миклошка. — А вот как...
Мда, историям их нет конца. И ведь знают о них все — как никак живут рядом, бок о бок не первый год, сами же зачастую участниками событий описываемых и были. Получается, все ради нас рассказывается? Но зачем так стараться? Нет, мне не понять.
Как и не понять Сирин, умчавшуюся на тот "край" стола, где девчонки, девушки и молодицы собрались устраивать гадание.
-Эредет, пойдем! — запыхавшись, протараторила Сирин, будто в ответ на мои мысли явившаяся из-под земли.
-Куда?.. — только и успела я прохрипеть, как Благочестивая, не глядя на сидевших рядом женщин (соответственно и не заботясь об их сохранности и безопасности), дернула меня за руку, вытаскивая из-за стола.
-Там сейчас гадать будут, только захода солнца дождутся. И на любовь, и на суженого, и на богатство. Картами, костями, водой да воском... — восхищенно лепетала Сирин о гадании, упорно таща меня за собой.
От сладостей да разносолов сил противиться не было, а любопытство напрочь отсутствовало — как обычно, как должно. Да и что мне гадать? На любовь? Есть вообще-то. На суженого? Ох, сперва с имеющимся супругом разобраться надо. На богатство? Вот только пиктоли на это и гадать! Призвав для компании немного золота. Тогда чего ж топаю вслед за Сирин? Нечего было объедаться...
А гадать сразу не получилось: по уверениям большинства собравшихся делать такое лучше в темноте, глубокой ночью, когда солнца совсем не видно, и только луна едва выглядывает из-за облаков. Подчиняться для Сирин было обидно, да делать нечего. Девицы на выданье тоже загрустили, а потому решили развеяться известным способом: выпить по чарке Миклошкиного вина да подзакусить хорошенько. Заветные бутыли и кувшинчики почему-то оказались предпочтительней копченостей да солений. Быть может, не я одна так наелась?
Но лучше бы они поели: от выпитого вина да настоек ноги сами пошли в пляс, руки посчитали себя крыльями, и что тут началось... Хоть под стол прячься, но и там найдут. Из инструментов в доме Руни оказались лишь дудочки всякие — чудом нашлась даже свирель, только играть на ней не умел никто (особо впечатлительные девушки всё поминали по этому поводу какого-то Дрейна — местного пастуха, истинного умельца в игре на свирели, объятиях и жарких поцелуях). Но трышенские женщины не растерялись и принялись помогать, кто чем мог: ложками стучать, в ладоши хлопать, ногами топать и подпевать.
-Как на небе солнышко,
Ой-да-рида-рида-да,
Так во дворе Полюшка,
Ой-да-рида-рида-да,
Как во дворе Полюшка,
Ой-да-рида-рида-да,
Так...
Ох, что-то эта песня мне сильно напоминает. Ну прям женский вариант небезызвестного Керли Тока! Вот только перечисления всех достоинств этой самой Полюшки мне и не хватало. А судя по настрою поющих, песня надолго затянется. Ой-ей, бедная я, бедная...
Неизвестно с чего в разгар плясок да песен, мне вдруг вспомнилась совсем иная песня — странная, непонятная сперва, но любимая папа:
"Такова уж моя доля —
Я палач, а не судья.
Это чья-то злая воля
Вас на плаху привела.
Как вы жили, как любили,
Ненавидели кого —
Не я, другие вас судили,
Заслужили знать того.
Но судить вас — не моё,
Мне — исполнить приговор.
Пусть в ответе каждый за своё —
Тут короткий разговор.
Время вышло все. Прощайтесь,
Если есть прощаться с кем..."
А дальше не помню. Да и не в этом дело. Дело ведь в ином: если гадать на судьбу, что изменится? Раз это предсказание грядущего, значит, предсказанное все равно сбудется, как ты не старайся. А если не сбудется, то разве это судьба? "Время вышло все..." — вот и мне кажется, что время вышло: не успеть мне вовремя в Шуюк, не найти Фларимона, так и быть немужней женой. Мда, тоскливо получается. То ли гулянье так на меня действует, то ли и впрямь сама себе пророчествую.
Вот уж в окно заглянули даже не первые и совсем не вторые звезды, а трышенские женщины не собираются утихомириваться: веселье вновь пошло по кругу — вино, закусь, песни, пляски.
-Когда гадать будут? — обижено просопела рядом Сирин.
И что я могу на это сказать? Собственно ничего, да от меня и не требуется ответа: достаточно согласно вздохнуть.
-Говорили, когда стемнеет. Уж полночь скоро, а они все никак! — продолжила возмущаться Сирин.
Ну, до полуночи еще далеко, это она преувеличивает.
-Все, терпение мое лопнуло. Сейчас гадать будем! — внезапно оборвала причитания и возмущения Благочестивая.
Ой, а лицо-то такое, как когда кхири гоняла в таверне.
И ведь как сказала, так и сделала! В смысле она решительно встала из-за стола и направилась к бабке Миклошке, посчитав, что она тут самая главная. В чем-то Сирин была права: к словам Миклошки даже Руни прислушивалась, дамы постарше не спорили, а молодки слова лишнего сказать боялись. И ведь была бы она грозной, строгой да сварливой. Совсем нет: улыбчивая, посмеяться любит, пошутить. Что именно Сирин сказала бабке, не знаю я, но результат сказался сразу: инструменты были убраны, а один из дальних столов — что к окну ближе — освобожден от тарелок, чарок и бутылей.
-А на что сейчас гадать будем? — Сирин аж подпрыгивала от нетерпения.
-Сперва всем счастья да благополучия пожелать надо, — наставительно заметила Руни.
Остальные с ней тут же согласились. Взялись все за руки, глаза закрыли... Девичьи губы шепчут заговор древний: чтобы любви к ней, девице красной, суженого-ряженого не было конца веку, чтобы она в огне не горела, в воде не тонула (уп, этакое чудо получается, которому одна дорога в королевское войско дабы подвиги совершать!), чтобы ее зима студеная не злобила, не студила, чтобы солнце ясное только красило, чтобы ветра буйные не тревожили, а беды стороной обходили. Красивые слова, правильные, да только сбудутся ли они...
-На любовь гадать когда? — поинтересовалась одна из внучек Миклошки, поигрывая серебряным колечком.
-А отчего ж сейчас не погадать? — пожала плечами Шейна — главная гадалка Трышенки. — Ну, кто первая-смелая, кто колечко свое в воду кинет?
Почему-то девицы тут же засмущались, покраснели, глазки спрятали. Даже Сирин отвела взгляд.
Меж тем Шейна неторопливо налила воды в чашу деревянную, отделанную серебром да медью, накапала воска по ободку чаши — от злых духов защитила. Закончив нехитрые приготовления, женщина обвела взглядом окруживших ее девушек (старшие-то давно свое нагадали и вновь пошли за столы), но никто не решался кинуть кольцо.
-Эредет, попробуй ты! — внезапно выдала Сирин.
Все взоры тут же обратились ко мне. Ой, чего это они? Я и гадать-то не собиралась.
-Ну смелей, давай же! — не унималась Благочестивая, алчно поглядывая на печатку.
Угу, только этого мне и не хватало: сейчас сниму подарок папа, а там венок дубовый. И что я тогда скажу?
-Да нет, мне что-то не хочется... Как-нибудь в другой раз... — пролепетала я, пытаясь выбраться из плотного кольца собравшихся.
Куда там!
-Другого раза может и не быть! — воскликнула Сирин.
-Вот именно! Ты и должна попробовать: я ведь с замужеством не спешу (мне и впрямь некуда спешить), а тебе в твоем странствии это очень нужно! — я принялась убеждать ее.
-Ну... ты так считаешь?.. — засомневалась Сирин.
-Считаю! — уверенно кивнула я.
Пожевав губу, что-то подсчитав в уме, Сирин вытащила из-за пазухи цепочку, на которой висело золотое кольцо с гравировкой — соль так и брызнула на языке (мда, что-то я расслабилась нынче). Хм, уж не жениха ли подарок. Ан нет, оказалось это материнское кольцо:
-Матушка подарила, когда десять лет исполнилось, — поведала Сирин и... бросила кольцо в чашу.
Шейна принялась водить руками над водой, что-то не то напевая, не то нашептывая.
-Смотри, девица, гляди внимательней, — голос гадалки вдруг стал ниже, сильнее. — Что видишь?
-Зубцы какие-то... — Сирин, нахмурив брови, смотрела в воду. — Нет, корона... Лента клубится... Сверкает что-то... Все, больше ничего не вижу.
-Что ж, и так многое разглядела, — уже нормальным голосом сказала Шейна.
-А все это... что значит? — широко распахнула глаза Сирин.
-Лента клубится — дорогая длинная, долгая предстоит. Сверкает — богатство возможно на пути найдешь. Корона... хм... Быть может, принца встретишь.
-Принца?.. — блаженно закатила очи Благочестивая.
Все, она готова...
-И мне погадай, — решилась внучка Миклошки, подвигаясь поближе к чаше.
-И мне... — последовали за ней и остальные девушки.
Вот и ладушки: за столькими желающими обо мне точно забудут.
Мои надежды не оправдались... Нет, если быть честной до конца, то достаточно долгое время обо мне и не вспоминали — от желающих погадать отбоя не было. Да только Сирин, сполна насладившись предсказанием Шейны, вновь принялась за меня.
-Ну давай же, Эредет! Чего страшиться? Попробуй — судьбу свою узнаешь!
-Не хочешь на кольцо, воском давай, — включилась в разговор Шейна.
Тут и девушки остальные на меня уставились с такой надеждой... Эх, была не была!
-Давайте воск, — скрепя сердца, решилась я.
Девицы тут же засуетились: нашли не горевшую свечку, налили в чашу воды чистой и уселись рядком, будто чудо им пообещали чудное.
Воск тонкой струйкой в воду течет, а Шейна все пришептывает-напевает:
-Ты теки воск горючий, расскажи судьбу девичью. Ты поведай дорогу сердешной, не сокрой беды неминучей...
Мда, нерадостно как-то у нее получается.
-Гляди, девица, как в воде воск-то лег?
-Нитка получилась... Или лента... А может дорога... — с сомнением оглядываю дело рук своих.
-Дай-ка я посмотрю. Хм, странно... То не простая нитка, а жизни нить. То не лента, не дорога, а судьбы путь, — глубокомысленно изрекла Шейна.
-Э... я все время путешествовать буду?
Вот только такой радости мне и не хватало!
-Нет, девица, не так все... Видишь: вьется лентой путь твой, нитка тянется-тянется, да вдруг обрывается... Будто умрешь и вновь оживешь! — страшным голосом закончила Шейна.
Ой-ей! Это еще что за страхи такие?
-Может это проклятье страшное? — подала голос какая-то из девиц, перепугано взиравших на меня, будто я прямо сейчас буду умирать.
-Не похоже, — покачала головой Шейна. — Смерть тут, иначе и не скажешь!
-Ох... — разом испугано выдохнули девушки, Сирин даже за сердце схватилась.
-Чего это вы тут притихли? — внезапно в тишине раздался голос бабки Миклошки.
-Гадаем... — пропищал кто-то.
-Так чего как на похоронах? Эх, глупые. Мы вот как гадали, не чета вам. Бывает, выйдем в мороз по снегу белому, и давай в сугробы прыгать. Кто глубже прыгнет, та и удачливее. Не провалится, а как с горки съедет, знать замуж скоро. А вы?.. Так, ну-ка взяли чарочки, шевелитесь болезные. Вот... У всех ли полны? Так чего греете? Росяновка холодной вкусней будет! Эт рябиновку теплой можно. И выпили! Вот, умнички! А теперь закусывать, закусывать. Не то пойдете хмельные по деревне бедокурить! — быстро навела порядок Миклошка.
Глазки вновь заблестели, щеки заалели — о предсказании моей судьбы вроде бы и забыли. Хвала Всевышнему. Сама я в него не верю — судьбу не предскажешь, она такая, как есть, не изменить ее. Хм, а раньше я так думала? Или иначе? Мда... воистину память девичья. Но быть может, это дорога изменила меня, повзрослеть заставила. Или нашлось на столе вино дюже крепкое.
Под неусыпным надзором бабки Миклошки девицы выпили еще по чарочке, а потом еще и еще, и вновь веселье новым кругом пошло. Вот и славно: пусть лучше веселятся, чем гадают так странно и страшно.
Тихо на улице: звезды далекими огоньками сияют в синем до черноты небе, прозрачные облака неспешно скользят в вышине, в домах огни не горят — спят все, даже собаки брехливые умолкли. Хотя на счет "все спят" — это я поспешила. Девичник-то, наконец, закончился, и женщины по домам пошли. Вроде тихо, вроде спокойно, но такой толпой... В общем, мужчины двери сразу отворили, чтобы под горячую, хмельную руку не попасться. Нас староста еще и до комнаты проводил: боялся, мимо пройдем. Напрасно он сомневался, я ведь трезвая пришла, лишь уставшая.
-Эредет, давай ты сегодня сама косу на ночь заплетешь? — пробормотала Сирин, с закрытыми глазами стаскивая сапоги и плюхаясь на кровать.
-Заплету, заплету...
А она ответа моего и не слышит — спит уже.
Косу заплетать... Целый ритуал получился. А ведь так просто началось. Сирин как-то не сразу заметила, что я на ночь волосы не убираю в косу. Прочитав целую лекцию на тему, что коса — девичья краса, да и волосы лучше тогда растут, она стала каждый вечер перед сном заплетать мне косы. Когда одну, когда две — волосы же у меня тонкие, все норовят сквозь пальцы проскользнуть. А сегодня так она умаялась, что не в силах провести ежевечерний ритуал. Да надо ли? К чему лишние старания, когда красоты и так нет? Вот и я думаю, ни к чему.
Тогда ж зачем косу заплетаю?
Ночь идет своим чередом, а мне все не спится и не спится. Шорохи всякие слышатся, скрипы кажутся... А может и не кажутся? Уж слишком забористо выругались за окном.
-Гды-ыся-а!.. Гдысенька!.. — вроде как шепотом, но вышло громче, позвал кто-то.
В ответ тишина.
-Гдысенька-а-а!.. — еще одна попытка.
И снова тишина.
-Гдыся-а! Ну, выгляни, Гдысенька! — надрывался какой-то парень у соседнего окна.
Так нечестно: братья Феве похрапывают, Сирин видит десятый сон, наверняка о своем прекрасном принце на белом коне, а я не могу заснуть из-за криков этого идиота! Сейчас вот высунусь в окно, сменив ипостась, будет знать, как не давать спать честным путникам!
-Гдысенька, ясно солнышко! Ну, выгляни в окошко! Сделай милость! — не унимался недоумок.
-Сгинь, Кашела! — наконец распахнулось окно — треск створок был жалобен — и раздался голос этой самой Гдыси, старшей дочери старосты. — Сколько раз тебе говорить? Не люб ты мне! И нечего понапрасну под окнами кричать, еще перебудишь всех!
-Ну, Гдысенька, я же люблю тебя... — хлюпая носом, выдал Кашела (вот как зовут ночного героя!).
