Год 2077-й

     — Принял, — ответил Медведь.

     — Отряд, слушай мою команду! — громко объявил Хохол. — Сеня, Паша, Щуп, Арсен — справа! Илья, Даня!

     — Здесь! Здесь! — послышались голоса со стороны культурного заведения. Хохол увидел высунувшихся из-за угла здания искателей и продолжил:

     — Вы вместе со мной и с Конём — слева!

     — Есть!

     — Колян, Петруха! — громко позвал он обернувшись к дому культуры.

     — Здесь! — выкрикнул засевший в ДК вместе с пулемётчиком снайпер.

     — Смотрите в оба! Кто полезет наружу, всех в решето!

     — Есть! — последовал ответ.

     — Давай за мной! — приказал Хохол Коню и, пригнувшись, и выставив перед собой «Калаш» с тёртым деревянным прикладом и таким же цевьём, первым побежал к глухой стене культурного заведения, у которой их уже ждали Илья и Данила.

     Далее четвёрка искателей пробежала к церковной ограде и вдоль ограды цепочкой двинулась в сторону улицы Протоиерея Петра Ансимова (бывшей когда-то Комсомольской). Пробежав до середины огороженной территории, четверо перемахнули через ограду и тотчас встретились с товарищами из второй четвёрки, которые уже были внутри церковного двора. Часть забора с восточной стороны оказалась разобрана, причём давным-давно (кому-то, похоже, понадобился строительный материал).

     Двумя группами искатели обошли церковь, где перед ними предстала такая картина: тела четверых фашистов — трое лысых, в серой форме и один короткостриженый в форме песочного цвета — были натурально размазаны взрывом по кирпичной ограде. Пятый фашист, парень лет восемнадцати, не лысый и без татуировок на висках, одетый в застиранную песочку, был жив и даже не ранен. Он сидел в обоссаных штанах в дальнем углу забора, скулил и трясся, глядя на сурового вида людей в разномастном камуфляже, с автоматами и пулемётами, которые явно были причастны к тем ужасным ужасам, которые довелось пережить ему в последние полчаса.

     Связавшись по рации с Медведем и сообщив тому, что всё в порядке и артподдержка больше не требуется, Хохол подошёл к обоссанцу, которого на пинках пригнали Щуп с Арсеном.

     — Как звать тебя, военный? — спросил обоссанца Хохол.

     — Л-люб-бомир, — заикаясь, произнёс обоссанец.

     — Любомир... — произнёс задумчиво Хохол. — Это значит, миролюбивый или как-то так, да? — Искатель усмехнулся, окинув взглядом обоссанца.

     Тот был мéлок, тщедушен, с жиденькой мальчишеской бородёнкой и усиками, стрижен под расчёску, глаза его бегали.

     — Д-да! Люб-бящий м-мир... — закивал головой фашист-обоссанец. — Я н-не стрелял в ваших! Не стрелял! Я техник... отвечал за ходовую часть корабля! Я не стрелял, господин... — он запнулся, не зная в каком звании был стоявший перед ним длинноногий плечистый моложавый мужик в старинном камуфляже с чисто выбритым суровым лицом, сжимавший в широких ладонях «Калашников» под патрон 5,45.

     (К слову, старинный камуфляж, в который был одет Хохол, это — ВСР-84 «Дубок», он же «Бутан». Таких названий обоссанец Любомир, конечно же, не знал и обмундирование это видел впервые.)

     — У нас нет господ, — сказал Хохол, — и званий тоже нет. Я командир отряда искателей. Подчинённые обращаются ко мне по имени, или по прозвищу, или: «товарищ командир». Но ты мне не подчинённый и не товарищ, поэтому обращайся по имени-отчеству: Степан Васильевич.

     — Я не стрелял, Степан Васильевич! Не стрелял, честно! Не убивайте!

     — Не убьём, — сказал Хохол. И, помолчав, добавил: — если будешь сотрудничать...

     — Б-буду, Степан Васильевич, буду сотрудничать! — решительно пообещал фашист-обоссанец.

     Ретроспектива. Жрец

     Ночь с 20 на 21 июня 2050 года, бывшая Украина, окраина города-призрака, заповедное место

     Стояла тёплая летняя ночь. Прибывающая луна на безоблачном звёздном небе светила ярко-жёлтым светом, дорожкой отражаясь в речном зеркале, огибавшем высокий в этом месте берег. В километре севернее чернели среди леса корпусá и трубы завода, шестьдесят лет назад производившего детали спутников и ракет, а теперь давшего приют общине славяно-ариев. Посреди священной поляны горел костёр, вокруг которого, взявшись за руки, водили хоровод «заводчане». Меж людьми и костром в небо устремлялись искусно обтёсанные островерхие древесные стволы с вырезанными на них вытянутыми ликами богов и богинь, мечами, рунами, свастиками и украинскими «тризубами». Отблески пламени играли на ликах идолов, оживляя их в воображении людей. Люди, кружась, громко и торжественно пели гимн, в котором на своеобразном суржике славили Рода, Ярилу, Перуна, Велеса, Мокошь, Ладу, Мару и других богов, чьи идолы возвышались на священной поляне.

     Поодаль от главного костра и идолов, ближе к лесу, горели костры поменьше, дымили мангалы, ломились от угощений столы. Вокруг столов шумно играли дети и хлопотали женщины-служительницы. В стороне в тени кучковались пацаны-подростки; эти не шумели, лишь иногда громко посмеивались, косясь в сторону леса, откуда уже слышалась возня и девичьи вздохи, — это наевшаяся, напившаяся, накружившаяся в хороводах молодёжь славила богов самым богоугодным в эту летнюю ночь способом.

     Пение хоровода оборвало громкое гудение рожков, в которые дудели появившиеся на поляне четверо юношей, одетые в праздничные льняные вышиванки. Смеявшиеся подростки тотчас притихли, хлопотавшие у столов служительницы быстро уняли самых маленьких, и из леса на поляну потянулись раскрасневшиеся парочки. Рожки гудели несколько минут, пока вокруг идолов и главного костра не собрались все учувствовавшие в празднестве. Потом гудение разом оборвалось, — четверо юношей опустили свои рожки, — и над священной поляной разнёсся басовито-низкий удар барабана.

     Тишина колпаком накрыла поляну с людьми. Только слышно было потрескивание от костров, да где-то далеко в лесу едва слышно завыл одинокий волк.

     Со стороны завода на поляну вышли несколько фигур и стали приближаться к собравшимся вокруг костра и идолов людям. Люди молча расступились «подковой», пропуская в круг подошедшую процессию из шести участников.

     Впереди процессии шёл волхв Белогор в расшитой свастиками длинной рубахе, с жезлом, навершие которого украшал золотой «тризуб», в одной руке, и с коротким обоюдоострым мечом в другой. Позади волхва шли четверо крепких бородатых мужиков в рубахах покороче и попроще и в простых серых шароварах. Двое бородачей вели под руки босую женщину с непокрытой головой, в длинной цветастой юбке и пёстрой кофте. Другие двое шли позади.

     Это была молодая цыганка. Высокая, худощавая и с большим животом. Она была беременна, и, судя по животу, время рожать было уже близко, — месяц, максимум полтора.

     Цыганка шла, опустив голову, руки её были связаны впереди и лежали на животе, рот перевязан платком. Она не пыталась вырываться, просто шла туда, куда её вели бородачи.

     Когда процессия вошла внутрь круга идолов, кольцо людей снова сомкнулось, немного отступив назад. Никто при этом не проронил ни слова. Молчали даже дети.

     Подойдя к идолу Рода, волхв Белогор остановился и посмотрел на идола так, будто перед ним живой и весьма уважаемый человек.

     — Род всевышний и великий! — обратился волхв к идолу. — Ты создатель сущего и пресущего, создатель Яви, Прави и Нави, бог Великой Расы. Право славим тебя, отец наш... — волхв минут десять непрерывно славословил истукана, закончив славословие словами: — Прими же жертву нашу, великий Бог ариев! — с этими словами он развернулся к стоявшим у него за спиной бородатым помощникам.

     Четверо бородачей стояли чинно перед волхвом: двое по правую руку, двое — по левую. Двое держали цыганку, не давая ей опуститься на траву, хотя ноги её заметно подкашивались, — женщина была истощена не столько физически, сколько морально, она была сломлена, крупные слёзы непрестанно скатывались по её смуглым обветренным щекам. Белогор передал посох крайнему помощнику, затем положил освободившуюся руку на голову цыганки, обречённо смотревшей на него округлившимися от ужаса глазами, чуть надавил вниз, и удерживавшие цыганку помощники опустили её на колени, после чего взял меч двумя руками и резким движением вонзил в грудь женщины. В этот момент снова ударил барабан.

     Волхв рывком извлёк меч из груди трепыхавшейся в агонии жертвы, поднял его над головой и взмахом окропил идола. Жестом он приказал помощникам положить цыганку у основания истукана, — бородачи тотчас исполнили приказание, — а он тем временем, приняв обратно в левую руку посох с «тризубом», и держа окровавленный меч в правой, воздел обе руки крестом и торжественно возгласил:

     — Великий Род доволен нашей жертвой, брáтие и сéстры! Слава ему!

     — Слава! — в один голос ответили собравшиеся.

     — Слава Роду нашему!

     — Слава! — снова ответили люди.

     — А теперь, продолжим наш праздник! И пусть родные боги подарят вам больше здоровых и крепких чад! Веселитесь и любите друг друга, брáтие и сéстры! С нами Род!

     После этих слов волхва юноши в вышиванках принялись снова дудеть в свои рожки, ещё пуще прежнего, и часто забил барабан. Люди взялись за руки и завели весёлый хоровод, громко славя богов; и лишь самые маленькие среди них продолжали с любопытством поглядывать на бездыханное тело цыганки, лежащее у деревянного идола бога Рода. В животе жертвы ещё некоторое время теплился огонёк жизни. Когда этот огонёк угас, никто не заметил.

     Часть третья. Добро с кулаками

     Ретроспектива. Перебежчик

     23 августа 2019 года, Украина, Киев, улица Владимирская, 33, полдень

     — Что вы хотите нам предложить? — спросил русоволосый широкоплечий мужчина с неприметным лицом в костюме клерка, сидевший за столом напротив Андрея Беленко, бывшего старшего лейтенанта ФСБ РФ, предателя и перебежчика.

     В кабинете с высоким потолком и единственным окном были только стол, пара стульев и сейф в углу, на котором стоял горшок с полуметровым растением с округлыми толстыми листьями. Неприметный человек, ведший допрос Беленко, — а это был именно допрос, — смотрел внимательно на допрашиваемого каждый раз, когда задавал очередной вопрос и когда Беленко ему отвечал. В паузах человек опускал глаза на экран стоявшего перед ним ноутбука и читал там то ли следующий вопрос, который ему подсказывал кто-то, кто наблюдал сейчас онлайн за ходом допроса где-нибудь в соседнем кабинете, а может и в другом городе, или даже в другой стране... то ли изучал личное дело Беленко, которое, — как стало ясно Беленко из характера задаваемых ему вопросов, — у СБУ имелось.

     Беленко ответил прямо:

     — Доступ к «Периметру».

     — О какого рода доступе вы говорите? — уточнил мужчина. Казалось, ответ Беленко его нисколько не удивил.

     — О прямом, физическом. Другого к «Периметру» быть не может.

     — А зачем нам «Периметр»? — последовал вопрос.

     Неприметный человек, казалось, получал удовольствие от допроса. Ему нравилось задавать Беленко вопросы, которые либо задевали его лично, либо ставили в глупое — как должно быть казалось человеку, или тому, кто наблюдал — положение.

     — Вам может и не надо, — медленно произнёс Беленко, глядя в неприметное лицо напротив, — а вашим друзьям за океаном коды запуска, которые хранятся в базе данных «Периметра», точно пригодятся.

     Неприметный человек не отреагировал на наглость перебежчика.

     — Что вы хотите взамен? — равнодушно спросил человек.

     — Взамен кодов?

     — А разве мы не о кодах говорим?

     Беленко выдержал паузу, продолжая смотреть на человека в костюме клерка.

     — Есть ещё кое-что... небольшой бонус...

     — Говорите, Андрей Владимирович. Не тяните. И помните: мы можем выдать вас России в любой момент. — Уголки губ на неприметном лице добродушно поползли вверх.

     — Шестьдесят миллионов долларов.

     Неприметный человек едва заметно приподнял бровь, опустил глаза на экран ноутбука, что-то там прочёл и снова посмотрел на Беленко выжидательно.

     — Шестьдесят миллионов долларов США, — повторил предатель и перебежчик Андрей Беленко. — Именно столько я хочу получить за шесть термоядерных тактических боеприпасов. Мощность каждого боеприпаса — триста килотонн. По десять миллионов за каждый боеприпас. Доступ к кодам «Периметра» — мой жест доброй воли, который, я на это надеюсь, ваши друзья оценят по достоинству...