В этом месте все кто был внутри грохнули смехом так, что было слышно как с тревожным криком разлетаются птицы. Смеялись долго. Воспользовавшись остановкой, сходили до ветра. Сделав все дела, и погрузившись на броню мы тронулись в путь. Вечерело, солнце опускалось все ниже и в лесу становилось сумрачно. Все внимательно вглядывались в мелькающий по сторонам лес. На ходу связался со штабом, доложил что пришел в себя и нормально себя чувствую, вышедший на связь нач. штаба Васильев, приказал возвращаться к складу и сказал, что машины сегодня не придут а ночевать мы будем у склада, а поскольку врача не было, обещали прислать фельдшера на 'таблетке'.

Мы хотели до темноты добраться до склада, но прибыли мы уже в сумерках. Последние полчаса водитель, опасаясь включать даже светомаскировочные фары, надел 'ночник'. При подъезде я связался с нашей рацией на складе и предупредил, что мы скоро подъедем, чтобы нас в темноте не обстреляли. По приезду нас всех ждал горячий ужин из каши с тушенкой и чая, а меня персонально фельдшер, который уже основательно осмотрел и обработал мою рану. Закончив перевязку, подтвердил, что все должно быстро зажить и мы с ним пошли ужинать.

Только сейчас почувствовал, как проголодался. Наскоро поужинав, приказал загнать БТР внутрь ограждения и развернуть передом в сторону ворот, а сам с Коровиным, пошел проверить, как выполнены окопы и несется служба часовыми.

За время нашего отсутствия по периметру было вырыто несколько стрелковых ячеек в полный рост, которые соединялись между собой неглубокими ходами сообщения. В ячейках были сделаны ниши, в которых выложены запасные диски к ППД и гранаты.

— Я вижу, Вы поняли, — сказал я Коровину — что теперь у нас основная задача — оборона склада. Часовые должны нести службу в отрытых ячейках, готовые в любой момент принять бой. Завтра необходимо почистить периметр от кустарника на расстоянии двадцать метров от ограждения, чтоб к забору невозможно было подкрасться незамеченным. Ходы сообщения необходимо углубить, хотя бы до одного метра. Если какие будут вопросы, я в БТРе.

Прихромав к нашей 'семидесяточке', увидел что солдаты, разложив брезент, чистили оружие. Я тоже разобрал и протер свой ПМ (пистолет Макарова), пару раз для тренировки, разобрал ППД. За чисткой оружия шел неспешный разговор о прошедшем дне. Уже более подробнее расспросив своих солдат, узнал что произошло, пока я был без сознания.

Один из солдат рассказал как дальше было дело, уже без меня:

— Пока Сорочан подбирался к одному из танков, из 'крупняка' подбили другой. Наводчик влепил одну очередь и все! После боя мы потом лазили смотреть — весь экипаж на куски.

— А Сорочан как подбил?

— Не..., они как увидали что мы один танк уже подбили так дриснули через кусты назад.

— Что же вы из пулемета не смогли его достать?

— БТР как раз позицию менял, пока то да се, их уже и след простыл.

— А что дальше?

— А дальше пришел Сорочан злой как пиранья, и мы снова начали корректировать огонь и отстреливаться от немцев, хорошо что на складе затарились оружием и патронами, хотя под конец уже и они подошли к концу. Потом снова открыла огонь недобитая батарея и мы опять давали корректировку по ней. Тут наши подошли и отогнали немецкую пехоту в сторону границы.

— А вы?

— А мы на месте остались, конечно Сорочан доложил в дивизион о том что Вы ранены. Сначала хотели срочно к нашему врачу везти, потом кто-то предложил что бы пехотный фельдшер посмотрел. Тот глянул на рану и сказал что особо страшного нет, и мы пошли за трофеями.

— Много набрали?

— Да нет, каждому по немецкому карабину, пару сотен патронов, да пришлось БТРом подъехать и зацепить повозку кабелем и рацией — их шрапнелью побило. И людей и коней.

— А где же повозка, что-то я не видел её?

— Вы у фельдшера были, когда мы её отцепили и в кусты оттащили. Вдруг по тревоге куда ехать, а с ней быстро не развернешся.

— Идем пакажешь!

Идти было совсем рядом, она представляла из себя одноосную повозку на мотоциклетных колоссах с длинным дышлом, которое можно было при необходимости за кольцо цеплять к машине. В кузове было выделено два рабочих места — для радиста и телефониста. Для них были установлены соответственно радиостанция и коммутатор. Катушки для полевого кабеля, да и сам кабель были похожи на наш П-274, не черного, а зеленого цвета.

Если у них на катушке, также по пятьсот метров, здесь его где-то километров пятнадцать-семнадцать, плюс коммутатор, плюс как я понял неслабая радиостанция. Надо будет позже уточнить диапазон рабочих частот и какое питание. Тут в мою голову вспышкой пробила мысль: станция должна питаться не только от батарей!

— Слушай, вы тут не смотрели, что-то типа бензоагрегата не было?

— Почему не было, есть! — и он мне показал, стоящий в отдельном отсеке, аккуратно накрытый брезентом квадратненький такой агрегатик. — Почти полный бак и тут еще канистра целая.

Выяснив про трофейное имущество мы оба вернулись к БТРу. Около него на расстеленном брезенте лежали два немецких карабина и столько же плоских штыков в ножнах. Взяв руки оба штык-ножа обнаружил что они разные. Солдат перехватив мой удивленный взгляд пояснил:

— Я тоже сразу не понял. Смотрите! — С этими словами он ловко установил на одну из винтовок более короткий штык, тут же его снял и без всяких усилий примкнул другой, который был длиннее.

Взяв у него оба штыка, я стал внимательно их рассматривать и сравнивать. У одного длина лезвия была на пару пальцев больше чем моя пядь, т.е. сантиметров двадцать пять. Рукоять с небольшой гардой без кольца вполовину короче, щечки деревянные. В ножнах удерживается в ножнах пластинчатой пружиной. Благодаря достаточно длинной рукоятке, штык хорошо лег мне в руку. Удобен в прямым и обратным хвате. Другой штык был сантиметров на пять длинее, гарда с кольцом, а вот ручка менее удобная, тоже с деревянными щечками. В общем и тот, и тот можно кому-нибудь в спину воткнуть, консерву открыть, а можно прицепить на винтовку и пырнуть в пузо.

Сбросив на брезент штыки, поднял одну из винтовок. Что-то тяжеловата, килограмма на четыре потянет. Хотя наша трехлинейка, если мне память не изменяет весит где-то столько же. Сделана аккуратно, цевье под левой рукой шершавое, наверняка в потной руке не скользит. Правой рукой, в специальной выемке ложа нашел шишечку рукоятки затвора, и уперев приклад в плечо повернул его на девяносто градусов. Неожиданно пришлось приложить некоторое усилие, наконец прозвучал щелчок, затвор сам отошел на несколько миллиметров назад. Осторожно тяну назад затвор, но он зараза что называется 'закусил'! Тут еще солдат подсказывает:

— Таащ лейтенант, не надо тянуть его плавно и осторожно, в конце хода затвор обязательно "закусит" и к нему все равно придется прикладывать силу.

У меня не выходит ни как, ни резко, ни плавно. Черт!!! Он берет у меня из рук винтовку, и показывает:

— Вот так. Смотрите еще раз: р-раз, д-два... Понятно? — При этом из винтовки вылетают патроны.

То что он показал, получается не резко, а ... энергично, что ли. Словом, требуется определенный навык.

— Вот смотрите, затвор дойдя до конца упирается.

Я заглянул через открытый затвор и увидел магазин, расположенный в ствольной коробке, там еще остались пара патронов. Убедившись, что я все увидел, солдат движением руки вперед закрыл затвор и повернул ручку затвора вбок.

— Готово! Теперь поставим на предохранитель и можно прицелиться. — С этими словами он щелкнул флажком в задней части затвора.

— Мы пока с ребятами разобрались, чуть не постреляли друг друга. Сначала каждый сам хотел понять, а потом решили вместе, так спокойнее. Кстати, у предохранителя не два положения, а три. Если флажок повернут влево — спуск и затвор свободны, если поставлен вертикально — спуск блокирован, затвор свободен, если повернут вправо — спуск и затвор блокированы.

То что мне рассказал парень надо запомнить. Получается, что в среднем положении предохранитель позволяет работать затвором, например разряжая магазин, но не позволяет произвести случайный выстрел. Одновременно он перекрывает прицельную линию, исключая попытку стрелка открыть огонь из стоящего на предохранителе оружия. Перевод флажка предохранителя из одного положения в другое сопровождаются негромким, но явным щелчком. Похоже, что предохранитель надежный.

Приложив оружие к плечу, стал целиться в тлеющие угли костра. Ого, а целик у немцев интересный! Он как бы двойной. Мушка здесь остроконечная, с двумя выступами по бокам, напоминает верхнюю часть пятиконечной звезды. Как же целиться? Ага, если совместить мушку с выступами на прицельной планке, то получается широкая прямоугольная прорезь. ХитрО гпнсы придумали! Это как я понял, при прямом выстреле. Поставив флажок предохранителя в соответствующее положение, и поработав затвором убедился в одной вещи: широкая прорезь позволяет не терять цель при работе затвором, этому же способствует, расположение рукоятки в задней части затвора, которая позволяет орудовать им, не отнимая приклад от плеча и опять же не теряя цель из виду.

Если опустить мушку ниже, то она попадает в крохотную треугольную прорезь. Видимо, это для прицельной стрельбы на большом расстоянии. Но есть и недостаток — голову надо держать подальше, ход у затвора большой, легко можно ткнуть его задней частью себе в глаз. Есть еще один недостаток. Я понял почему на брезенте две винтовки — шомпол у них короче чем ствол. Поэтому берете у камрадов еще один или два шомпола, свинчиваете их вместе и чистите, а снять затвор для чистки ствола очень просто. Переводим затвор в заднее положение, находим на ствольной коробке справа от затвора защелку, поворачиваем ее против часовой стрелки и опять тянем затвор назад. Он легко выходит из ствольной коробки.

Ну вот и все, можно спать ложиться! Распределив, кто в какое время дежурит в башне у пулеметов, я забрался в БТР, сел на командирское место и собрался спать. Уставшее тело требовало отдыха, после сытного ужина мысли ворочались в голове медленно, мы стали устраиваться на ночлег.

Последнее, что я подумал перед тем как уснуть, что другие группы нашли что то более важное, поэтому машины и не пришли. Как оказалось позже так и было.

Проснулся я от того, что кто то тормошил меня за плечо. Светящиеся стрелки часов показывали 18 минут первого. Оказывается, заступивший в полночь на дежурство у пулеметов Сорочан, вылез из БТРа проветриться и услышал какие то непонятные звуки. Постепенно они приближались, и Сорочан решил разбудить меня. Высунув голову в люк, я затаил дыхание и прислушался. Продолжавшаяся весь день канонада стихла, в верхушках деревьев шумел ветер. Однако в шум ночного леса добавлялись другие, непонятные звуки. Слышался мерный топот, позвякивание металла. Отправив Сорочана поднимать остальных, я перебрался на место водителя и включил прибор ночного вождения. Этот прибор работал в инфракрасной части спектра и его мощный инфракрасный прожектор был не видим простым зрением. На зеленом экране прибора хорошо была видна дорога на расстоянии 150 метров, т.е. практически до поворота. Звуки становились все громче и громче. Уже разбирались удары конских копыт о землю. Вскоре из за поворота показалась первая лошадь. Сидящий на ней человек был вооружен ППД, висевшим у него на груди. Вслед за ним шла шестерка лошадей, тащившая небольшую пушку. За ней виднелась еще одна шестерка с орудием. Оставив Сорочана наблюдать, я выбрался наружу и стараясь не шуметь, отправился к находящемуся недалеко окопчику Коровина. Он уже был у пулемета и напряженно вглядывался в темноту.

— Что за шум?— шепотом поинтересовался он.

— Скорее всего, наши отступающие, орудия на конной тяге.

— А как вы определили? Темно ведь, ничего не видно.

— На БТРе есть специальный прибор, позволяющий видеть в темноте.

— Ух ты! — как мальчишка удивился он.

— Будьте на готове, но без моей команды огня не открывать!

Возвратившись в БТР, я продолжил наблюдение за приближающейся колонной.

Вскоре колонна была у наших ворот. Ехавший впереди, очевидно командир, спешился, и подсвечивая себе фонариком с синим светофильтром, стал рассматривать ворота и дорогу. Аккуратно открыв водительский люк, я высунул голову наружу и громко крикнул.

— Всем стоять, не двигаться! При попытке сопротивления, открываю огонь на поражение!

Фонарик погас, но человек продолжал оставаться на месте. В колонне защелкали затворы, но никто не стрелял.

— Эй, в колонне, я что, неясно сказал?

Повернувшись назад, стоящий у ворот крикнул.

— Отставить! Не стрелять!

— Кто командир? Подойдите ко мне! — скомандовал я.

Солдаты Коровина приоткрыли ворота, а он сам провел вошедшего в ворота к БТРу. Открыв боковой люк я пригласил подошедших в машину. Закрыв люк, я включил внутреннее освещение. После темноты, неяркий свет плафонов казался ослепительным. Привыкнув к свету, я стал рассматривать вошедшего, он рассматривал меня, а Коровин крутил головой, с любопытством рассматривая внутренности БТРа.

Больше всего меня поразила пристегнутая шашка и значок на ней 'За отличную рубку'. Поскольку молчание затягивалось, представился первым:

— Командир разведвзвода 207-го отдельного дивизиона, лейтенант Гелеверя. — представился я.

— Командир первой батареи, двадцать седьмого конно-артилерийского дивизиона третьей кавалерийской Бессарабской ордена Ленина, дважды Краснознаменной имени товарища Котовского дивизии, лейтенант Гаранин.

Я аж поперхнулся от удивления. Так вот почему у него шашка!

Уже много позже из разговоров с этим командиром, узнал, что во время марша или боя голосом управлять батарей нельзя, никто не услышит. Личный состав батареи должен знать 32 сигнала шашкой. Вот для чего у командира шашка. Если крутит над головой, значит, налево кругом. Если вперед назад от плеча — рысью. Укол вперед — галоп. Все сигналы каждый должен прекрасно знать. И это надо было все отработать.

Гаранин нам рассказал, что батареи конартдива поддерживали доты укрепрайона. Прорвавшиеся под Пархачем немецкие танки вышли в район огневых позиций дивизиона. Вторая батарея дивизиона успела развернуть орудия и даже подбить один танк, но была полностью уничтожена. Орудиями первой батареи, огневая позиция которой была не далеко, было подбито два танка. Но прямым попаданием танкового снаряда было уничтожено одно орудие. Танки ушли в сторону Львова, по дороге наткнувшись на огневую позицию третьей батареи, где потеряли еще два танка. Третья батарея потеряла одно орудие и офицеров, убитых снарядом, разорвавшимся возле буссоли. Связь с командиром дивизиона и остальными командирами батарей, которые находились в ДОТах УРа была потеряна. Собрав уцелевшие передки второй батареи, уцелевшие три орудия третьей батареи и погрузив на них раненых, артиллеристы укрылась в ближайшем лесу, оставив на месте ОП пост, для встречи посыльных или командования дивизиона. Снарядов осталось пятнадцать штук на все шесть орудий. По пути к ним прибился двадцать четвертый парковый дивизион почти в полном составе и часть седьмого ремонтно-востановительнного эскадрона, а также человек тридцать, пограничников и солдат из тыловых служб, где остальные части дивизии он не знает. Орудия, 76-ти мм пушки Ф-22 УСВ, в порядке. Гаранин, и командир первого огневого взвода, младший лейтенант Рябоконь, остались единственными командирами-огневиками, остальные были или интендантами, или ремонтниками. После того, как до вечера связь с командованием дивизиона не восстановилась, а посланные в УР посыльные не вернулись, он принял решение двигаться на восток. Стрелковое оружие — карабины и винтовки, три автомата ППД и два пулемета ДП, но патронов крайне мало, а некоторые солдаты из тыловиков, вообще без оружия.