Ведьмак из старой Москвы: Полная Версия.

— Это ведьмак, его имя Геральт, тогда в метро я упустил его.

Демон встрепенулся. Значит, Василий Генрихович решил выйти, из-под контроля... Глаза банкира заволокла дымка.

Вы помните олимпийские игры древности, а бои гладиаторов? Ну, может вопрос и не совсем корректен, помнить эти события могут считанные существа на планете. И вы правильно обратили внимание на слово существа. Человек, прожившись столько тысячелетий, не может остаться с обычной психикой, происходит не просто переоценка ценностей, морали, взросление или наоборот одряхление. Происходит перерождение, мотивы поступки становятся иными. Однако мы отвлеклись от темы. Вы не помните, но знаете.

Если заглянуть в более дремучее время, когда наши предки с каменными топорами гоняли Мамантов, приоткроются интересные вещи. Племя, обеспеченное едой впрок, все так же продолжало охоту, хотя практической необходимости в этом не было. Дел, как и сейчас, было много: готовить шкуры, высекать наскальные рисунки, изготавливать новых людей. Досуг был полностью обеспечен постоянной борьбой со стихией, голодом, другими племенами, вождями, шаманами, дикими животными.

Люди всегда боролись, прежде всего, между собой, более явно это присуще мужчинам, но и женщины в своем непонятном, непостижимом для мускулистой части человечества, мире сражались за надежность. Поэтому завалить пещерного медведя ловчее, чем собрат по племени, взять самую сисястую самку, а главное унизить ближнего и возвыситься, всегда было самым лучшим спортом.

Шли тысячелетия, а ничего не менялось. Верхи, не озабоченные набиванием собственной утробы, не росли духовно, а развлекались. Глупо утверждать, что так было везде, но так же глупо утверждать, что большинство людей способных украсить свой досуг культурной программой выбирали зрелища и Игру. Панкратион, бокс, каратэ, политика, войны, компьютерные игры, тысячи ток-шоу, все призвано на удовлетворении всего одной потребности — победить! И лучше всего победить кого-нибудь подостойнее, поопаснее, что бы чувствовалось напряжение, гарь в легких и хруст костей врага. Кто может составить конкуренцию изощренному уму человека, выпестованному в тысячелетиях борьбы? — только другой человек.

В конце двадцатого века охота на людей стала доходным и распространенным бизнесом. Пропадали тысячи людей по всем уголкам планеты и их не крали инопланетяне, не убивал банально преступный элемент. Дичь шла на заклание убийцам. Мясникам он кутюр. Поверьте отравить город радиоактивными отходами, убив сотни тысяч людей и получив огромный барыш, намного меньше греет холодное тело, чем один единственный выстрел, произведенный на упреждение или в упор, видя беспомощные полные боли, надежды или не навести глаза жертвы. Купленной смерти, хозяином этой жизни — почти богом.

Прогресс растет, факт неоспоримый. Множится мощность компьютеров, улучшаются характеристики оружия, прогрессируют средства коммуникации, и даже медицина добралась до стволовых клеток, но болезни не побеждены. Новые напасти приходят уже с закономерностью из года в год. А лекарств нет, кроме радикальных, как было в 76 году, когда всех заболевших, теперь уже банальным заболеванием, собрали в одном "санатории" и тихонько отравили.

Прогресс растет. Что же захочет человек, обремененный невиданной властью, когда рак схватит его желудок? Так же как и любой рабочий, врач, учитель — жить. Жить, во что бы, не стало, наплевав на всех, растоптав любую поросль, лишь бы самому зацепиться, хоть на одно бесконечно малое мгновение.

Лекарства бессильны, грехи неподъемны, колдуны шарлатанят. Остается одно не молиться — ибо веры давно нет. Остается искать.

Ответ оказывается как всегда ближе, чем кажется. Существует тайное сообщество людей, называющих себя ведьмаками, обладающих умением лечить любое заболевание, входя в душу больного и сражаясь в ней с порождениями болезни, которые материализуются в виде монстров. Что же сделает неведомый царь, попади этот секрет в его руки? Сначала попробует вылечится, потом сделать на этом деньги, потом будет искать другие способы использовать возможность целителей.

Так и произошло. Почти...

Ни один даже самый мощный компьютер, оснащенный блоками абстракции, псевдо модулирования, построенный по принципу нервной системы человека, даже осознающий себя разумным существом и действующим согласно принципам разумности не способен смоделировать виртуальную реальность полностью не отличимую от реальности реальной. Мешают только самая малость — душа. И только человек, превращенный в компьютер, может принять с помощью специальных методик любую информацию, любой сценарий и воссоздать его, правда всего один раз. Информация переданная таким способом оказывается смертельной и после выполнения сценария человек-полигон гибнет.

Новая элитная забава родилась среди мировой верхушки. Хочешь битву с инопланетянами, хочешь гладиаторскую арену, хочешь секс с эльфами и дриадами, все абсолютно реально и по желанию безопасно. Обидно, что нельзя приспособить в качестве полигона любого быдловатого человека, он сразу погибает, не исполнив сценария. Приходится находить и обучать специальных людей, что безумно дорого. Но забава того стоит. Стань терминатором, стань богом, стань животным — возможно все в виртуально-реальных уголках души. И плевать, что кто-то там умирает.

Ни одна организация, приносящая ощутимую прибыль или осуществляющая деятельность, которая несет инновационный или другой перспективный интерес, не может существовать в длительном периоде без контроля со стороны государства или криминальных структур. Либо организация становится одним из блоков правящей схемы либо уничтожается.

Так и случилось с организацией ведьмаков. Куратор Московского офиса Василий Генрихович, поставлял для банкира, который работал на государство, сырье — полигоны, иногда оказывал услуги по устранению неугодных лиц. Однако, как только банкир перестал быть человеком, куратор решил убрать демона и сделать это тихо.

Банкир встряхнулся.

— Алан, ты должен найти ведьмака и убить. Я не могу дать тебе его адрес...

— Я знаю, как его найти — Пох!

— Что?

— Это его сучка, во всяком случае, была. Я найду ее и вытрясу душу, заставлю открыть логово ведьмака или возьму в заложники. Гаденыш сразу прибежит куда ему скажут, я знаю эту мелкую, слабую породу.

— Ты так сильно его ненавидишь, — усмехнулся банкир. — Наверно потому, что он единственный кто смог дать тебе отпор, несмотря на данную тебе силу...

— Он мне должен, одну смерть, — глухо ответил Алан и даже не заметил, как из прокушенной в порыве ярости губы потекла кровь.

— Иди ко мне, — приказал демон, не сводя глаз с красных капель.

* * *

Лютнев ушел засветло, не смотря на солидное количество выпитого накануне, выглядел и держался он молодцом, как огурчик. Я же провалялся в полудреме почти до полудня. Разлеплять глаза чертовски не хотелось, в голове поселился отбойный молоток и долбил мой мозг, с одной стороны это было даже не плохо, отвлекало от ненужных мыслей, например таких: когда же я проснусь, и не буду думать о бабах? В добавок, разболелось левое колено, поврежденное несколько месяцев назад во время истории с Похом, я так и не нашел времени им заняться.

За дверью надрывалась Сакля, ей вторил попугай Квазимодо мяукая, как заправская кошка. Пришлось встать и задать "коням" овса. Только я решил приготовить себе скорый завтрак, как зазвонил мобильный телефон.

— Да?

— Здравствуй, — раздался вкрадчивый голос шефа.

— И вам не хворать, — развязано ответил я. С некоторых пор я стал позволять себе в разговоре с куратором некоторую вольность, впрочем, не перешагивая определенной грани.

— Хамишь? — в интонациях главы московского клана проскользнул интерес.

— Что вы Василий Генрихович, — нарочито, гротески запротестовал я. — И в мыслях не было, просто искренне пекусь о вашем здоровье.

— Да? Ты лучше о своем побеспокойся. Что там с Пахуньчиком?

— Тьфу-тьфу, Василий Генрихович, — не замечая вопроса куратора, продолжал я паясничать. — Вроде ничего, только знаете, что? По ночам, когда ложусь на левый бок, сердце неприятно постукивает.

— Геральт, ты что пьяный? — голос куратора не предвещал ничего хорошего, на сколько я его знаю, Василий Генрихович был в ярости.

— Не на столько, что бы забыть о ваших методах ведения беседы уважаемый Генрихович...

— Знай меру, сынок! — спокойно перебил куратор. — Немного уважения не повредит любому разговору. Терпеть не могу отсутствие культуры беседы.

— Простите, Василий Генрихович, я могу продолжить?

— Попробуй. Я даю тебе слово.

— Уж будьте, уверены, попробую, — сказал я и почувствовал, как брови куратора гневно поползли вверх. Сейчас я собирался совершить ошибку, но не мог остановиться, возможно, виной был выпитый накануне алкоголь еще плескавшейся в моей крови, возможно на меня так подействовал уход Лисы, жизнь менялась на глазах, и я уже был не в силах затормозить эти изменения.

— Во-первых. Я собираюсь вынести на совет вопрос о вашей компетенции...

— Ну-ну, — не сдержался пораженный куратор.

— Помолчите, Василий Генрихович, я не давал вам слова, — в трубке прозвучал сдавленный рык, но куратор не спешил закончить разговор. — Во-вторых, у меня есть подозрение, что вы используете служебное положение в корыстных целях, доказательством служит история с Еланским, перед смертью он успел поведать много интересного и про щит Гоших. В-третьих, вы безосновательно применяете на соклановцах запрещенные техники, что карается смертью. А вы что думаете, я вам это простил? — и мгновенно, без перехода, резко спрашиваю, печатая каждое слово, проворачивая такой же мерзкий трюк, как куратор использовал на мне. — На кого вы работаете?

Несколько секунд на меня дышала тишина, потом раздались приглушенные трубкой хлопки, до меня не сразу дошло, что куратор аплодирует.

— Браво. Геральт Браво! Полагаю, по третьему пункту у тебя претензий ко мне уже нет? Тем не менее, я отвечу на твой хамский вопрос. Я работаю на себя. А вот ты боюсь, уже ни на кого не работаешь. Однако это не значит, что ты можешь так просто разевать свой рот, на своего учителя, кусать руку, которая тебе кормит...

— Знаете, что-то подобное, я уже слышал, от Вольфа, помните такого? — во мне стала подниматься холодная волна ярости. — Он тоже патетически размахивал своей потной лысиной, нес какую-то чушь про собак, кусающих руку...

— Сынок, ты смеешь мне угрожать? — в голосе Василия Генриховича помимо гнева, наконец, прозвучало неподдельное удивление. Впервые за десятки, да что там, сотни лет, кто-то напрямую посмел угрожать главе Московского ордена ведьмаков. И не просто угрожать, многие могли тявкнуть, сказать "а", как сделал сначала Геральт, грозя советом ведьмаков, после чего осмелившийся выступить против мудрого руководства куратора дурак обычно уничтожался на дуэли или просто исчезал, но никто, никто за почти тысячу лет, не сказал "б" — не посмел угрожать открыто, смертью. Это было неслыханно! Сквозь шум в ушах Василий Генрихович услышал:

— Ты мне не отец!

Древнее существо бывшее главой ордена собиралось с чувствами долгие секунды. Наконец куратор заставил себя ответить.

— Как глава Московского клана ведьмаков я официально сообщаю о твоей отставке. В течение дня к тебе будет направлен наш сотрудник, ты обязан сдать ему меч, эликсиры и проследовать в офис для составления акта и принятия официального вызова на дуэль. В случае твоего неповиновения ты будешь объявлен в ликвидацию. Все...

Это "все" прозвучало как приговор. Действительно все — дуррак!

* * *

Елизавета Архиповна под воздействием растворяющих молодость лет, как-то незаметно из молодой сводящей с ума мужчин женщины превратилась в маленькую тихую бабу Лизу.

Пожилому человеку в нашей стране радостей мало, пенсия настолько мизерна, что похожа на изощренное издевательство садиста, чем на попытку облегчить нелегкую долю одинокого старика. В Москве, правда, усилиями мэра пенсионерам жилось чуть легче, Елизавета Архиповна, пришедшая к богу с прожитыми годами, даже ходила в церковь и ставила свечи за здравие достойного, с ее точки зрения, государственного мужа.

Детей и внуков, надеющихся на квартиру в центре Москвы, у бабы Лизы не было, как и других родственников. Все близкие погибли еще более полувека назад, когда немцы бомбили Москву, по случайному стечению обстоятельств остался живым только маленький теплый комочек — Лизонька, которую приютила семья врачей. Лиза росла любимой, и счастливой девочкой насколько это было возможно в голодные годы после войны. Приемные родители не могли иметь своих детей, поэтому не стали говорить девочке, о ее происхождении. Все шло прекрасно, пока осенью 51 года, ночью в квартире молодых супругов не раздался настойчивый стук в дверь. В ту ночь угрюмые люди, одетые в одежду неопределенного покроя, навсегда украли вторых родителей Лизы.

Девочка попала в детский дом, на всю оставшуюся жизнь, ненавидя осень, ставшую для нее кошмаром, воплощавшимся ночными страхами в виде черных неясных фигур с мертвыми глазами, барабанивших ногами в дверь разума Лизы. А когда наступало утро, осенний кошмар еще долго продолжался травлей ненавидящих Лизу детей, за то, что она не такая как они, за то, что она — домашняя. Кошмар и сны прекратились, когда однажды загнанная в угол девочка, не упала, как обычно на пол закрывая голову руками, а впилась главному обидчику, ошалевшему от отпора такой прежде покладистой жертвы, в лицо пальцами, царапая, калеча в приступе безмолвной ярости. Тогда ей сильно досталось, так сильно, что никогда в будущем она не сможет иметь своих детей, но она выжила, удивив врачей. Троих ее обидчиков пришлось отправить в медсанчасть, а главный подстрекатель больше всех, издевавшийся над Лизой, на всю жизнь остался без правого глаза, потом его переведут в другой детский дом.

Когда Лиза поправилась, ее больше никто не обижал, происшедшее стало хорошим уроком, почему-то только там где проливается кровь, уроки усваиваются моментально и навсегда. Но и не с кем замкнувшиеся, в себе Лиза не сошлась. Лишь осень 51 осталась с ней навсегда.

Потом события понеслись горной лавиной, года простучали бешеными ливнями, каждый из которых мог бы стать главой в неизвестной истории Советского Союза.

Однокомнатной квартирой одинокой пенсионерки по какой-то неясной причине не интересовались бандиты, не предлагали свои услуги различные криминально-некоммерческие фонды, даже государство не предложило Елизавете Архиповне завещать свою квартиру муниципалитету в обмен на полный пансион. Так и жила себе спокойно баба Лиза деля московские тридцать метров с серо-полосатым котом по кличке Сирота.

С этим котом была своя банальная история. Баба Лиза возвращалась из булочной, неся в авоське свежий хрустящий белый хлеб, который очень любила под вечерний чаек. Когда до подъезда оставалось пройти едва ли пару шагов, баба Лиза услышала сердитые крики детей и визг каково-то загнанного животного. Она обернулась и заметила скопление детских голов за помойкой. Насколько могла быстро Елизавета Архиповна поспешила на крик. Когда, она увидела происходящее, знакомый осенний ужас вернулся, заставив ее горестно обхватить голову руками. В кругу детей рычала избитая, окровавленная кошка, один глаз ее полностью закрылся, лапы были надломлены, из горла и носа не переставая, шла кровь, но животное почему-то не убегало, предпочитая глухо рычать на жестоких мучителей. Не заметившие бабу Лизу дети возбужденно галдели. Один малолетний аккуратненький поганец, с внешностью ангелочка, нанеся удачный удар палкой, радостно взвыл, когда не успевшая увернуться кошка, издав совсем по-человечески жалобный стон, упала на правый бок. Тут баба Лиза вышедшая из оцепенения с криком накинулась на детей, осыпая их проклятиями, щедро совсем не по-старчески раздавая тумаки. Поганцы с хохотом разбежались, осыпая пожилую женщину словарным запасом из великого уголовного языка. Елизавета Архиповна, не обращая на сквернословия внимания, склонилась над несчастной кошкой, израненное существо было мертво, экзектуры постарались на славу, безнаказанно избивая того, кто слабее их. Что же получится из малолетних подонков, когда они вырастят, думала баба Лиза, гладя мертвый мех и услышала жалобных писк, раздающийся из соседних кустов. Вот почему кошка не убежала от своих мучителей, поняла пенсионерка, вытаскивая из кустов маленького еще слепого котенка. Мать до последней возможности защищала свое дитя. С тех пор котенок стал жить у бабы Лизы, скрашивая ей одинокое существование.