Жанна

— Лицо у тебя невеселое, — заметил Сайм.

— Я думал про наш дом, — признался Грейг. — Про то, что, даже когда все это закончится, я не смогу туда вернуться. Потому что его больше нет.

Саймон обхватил Грейга за плечо и притянул его к себе, как будто бы он по-прежнему был ребенком.

— Брось, — проворчал он. — Нашел, о чем жалеть!.. Я тебе вот что скажу, Грейг : однажды мы все соберемся вместе — ты, я, Хелен и Лорел — и тогда ты поймешь, что ничего не изменилось. Пока мы все живы, пока мы есть друг у друга — ты всегда можешь вернуться домой. Дом — это вообще не стены. Это мы, все четверо.

И Жанна, — промелькнуло в голове у Грейга.

То есть, разумеется, Ее Величество не было частью той его семьи, к которой относились Сайм и мама с Лорел. Но Сайм был прав — на самом деле, его дом все время был не в Ньевре и не в Рессосе, а "там, где Жанна". Будь то в герцогском дворце или же на голой земле, на заснеженных перевалах Аламата.

На этот раз Франциск не пожелал лично возглавить войско, посланное им навстречу из столицы. Видимо, предыдущие поражения подорвали в нем веру в собственные силы. Войско Ее величества заметно увеличилось по мере продвижения на Юг — все недовольные правлением Франциска присоединялись в ним, надеясь, что при новой королеве будут отменены введенные узурпатором налоги и поборы. Сражение, в котором сторонники Жанны одержали триумфальную победу над войсками узурпатора, произошло в ничем не примечательном местечке с малопривлекательным названием Коровий Брод, однако Джеймс Ладлоу, а следом за ним и остальные королевские военачальники, стали называть этот бой по имени ближайшего к месту сражения аббатсва, "Битвой при Сен-Мартене".

Ладлоу, судя по всему, был слишком горд, чтобы называться героем Коровьего Брода. Он и в самом деле сыграл ключевую роль в этом сражении, и, чтобы его не обидеть, Риу с подобающей серьезностью использовал придуманное им название. Но Джеймс его тактичности не оценил, и продолжал бросать на слишком молодого сюзерена раздражающе пренебрежительные взгляды. Он не был настолько слеп и настолько нелюбопытен, чтобы не заметить связи Грейга с королевой. А поскольку Джеймс, в отличие от тальмирийцев, понятия не имел о том, как Грейг провел последние несколько лет, он явно полагал, что своим положением Риу обязан исключительно расположению Ее величества. Насмешливые взгляды, которые он бросал на Грейга, воскрешали в его памяти мальчишек, которые когда-то не давали ему прохода из-за его "девчачьих" кудрявых волос и вообще слишком немужественной внешности.

Грейга считали неженкой и маменькиным сынком из-за того, что Хелен, не в пример остальным женщинам, вокруг которых носилось по шесть, а то и десять отпрысков, хватало времени заботиться о том, чтобы Грейг был умытым и причесанным всегда, а не только по праздникам. Чтобы убедить тех мальчишек в их ошибке, потребовалось несколько разбитых носов и всяких идиотских выходок вроде прыжка с обрыва в реку, на который не решался ни один из деревенских храбрецов. Джеймс, видимо, тоже считал, что кудрявые волосы, смазливое лицо и близость к королеве сыграли в судьбе Риу куда более значительную роль, чем его личные достоинства, и не особенно стремился скрывать эти чувства от своего молодого сюзерена. Грейг подозревал, что северянин тоже стал бы относиться к нему лучше, если бы Риу расквасил ему нос — но, поскольку их нынешнее положение не позволяло такого простого разрешения проблемы, оставалось только ждать, пока Ладлоу не уймется сам.

— Ваше величество... здесь ваш астролог. Он хочет войти.

Жанна с Грейгом замерли, уставившись друг на друга.

— Сержант, вы вообще в своем уме?.. — спросил Грейг резко, с трудом удерживаясь от более крепких выражений. Сидевшая на его бедрах Жанна демонстративно закатила глаза. Господи, что за идиоты... Даже не будь сейчас первый час после полуночи, можно же было сообразить, что в данную минуту королева не способна никого принять!

— Я говорил, чтобы он пришел утром. Но он отказывается уйти... говорит, у него какие-то важные новости... — голос дозорного, приглушенный тяжелым пологом шатра, выражал полное смятение.

Стражнику в самом деле можно было посочувствовать — ему было приказано передавать Ее величеству любые требования Ксаратаса, и вся охрана Жанны знала, что, наряду с герцогом Сезаром и мессером Риу, островной "астролог" может входить к королеве в любое время дня и ночи. С другой стороны, Грейг как раз был у Жанны, и дозорный, несомненно, понимал, что они не обрадуются, если им кто-нибудь помешает.

— Хорошо... Пусть подождет, — сказала Жанна, потянувшись за своей сорочкой. Грейг натянул сапоги, думая про себя, что новости, ради которых Ксаратас решил ворваться к королеве среди ночи, должны быть либо очень хорошими, либо очень плохими. Последние годы излечили Грейга от избыточного оптимизма, и сейчас ему было не по себе. Жанне, видимо, тоже, потому что она не стала тратить время на то, чтобы полностью привести себя в порядок, и даже не заколола волосы, прежде чем крикнуть — "пусть войдет".

Ксаратас сделал вид, что присутствие Грейга в шатре королевы в такой час — вполне естественное дело.

— Франциск бежал из Ньевра, — сказал он, не тратя времени на предисловия.

— Что?! — вырвалось у Грейга.

Даже Жанна выглядела потрясённой.

— Думаю, он испугался, что его решат убить, чтобы сдать город вам на выгодных условиях, — сказал Ксаратас флегматически. — Известия, скорее всего, доберутся до нашего лагеря к полудню завтрашнего дня, но я решил, что вы захотите узнать о бегстве узурпатора немедленно.

— Откуда вам это известно? — спросила Ее величество. — Вы не упоминали, что можете наблюдать за людьми на расстоянии.

— Я не могу, — подтвердил маг. — Но в Ньевре, в отличие от Рессоса, есть наблюдатель Великого мага — совершенно заурядный человек, полезный только тем, что он — выходец с Островов и мой единоверец, с которым можно связаться с помощью определенных ритуалов. Бегство узурпатора только что обсуждали на совете городских старшин. Простые горожане еще ничего не знают.

Жанна кивнула. Подвергать слова Ксаратаса сомнению она не собиралась, хотя новость в самом деле выглядела совершенно потрясающей. Несколько секунд Ее величество, казалось, собиралась с мыслями.

Пока Жанна размышляла, взгляд Ксаратаса скользнул к распахнутому вороту её рубашки. Грейг бы оскорбился, если бы не вынужден был мысленно признать, что в такой ситуации любой мужчина — в том числе он сам — наверняка не удержался бы от подобного взгляда. Темные глаза Ксаратаса при этом остались такими же холодными и непроницаемыми, как всегда. Это циничное и беззастенчивое любопытство выглядело непристойнее явного вожделения. Жанна, нахмурившись, стянула шнуровку камизы у самого горла.

— Вам известно, куда направляется Франциск? — спросила она резко.

— В Эссо, полагаю, — отозвался маг, слегка пожав плечами. Грейг должен был согласиться с тем, что сейчас узурпатор мог бы сбежать либо за границу, либо в Эссо — а при дворе иностранных государей вряд ли захотят ссориться с Жанной ради человека, который начинал с того, что встал во главе самой крупной армии за сто последних лет, а теперь вынужден был бежать из собственной столицы. Никто не любит неудачников.

Ксаратас между тем сказал :

— Насколько мне известно, Франциск захватил с собой те драгоценности короны, которые были у него под рукой, включая коронационные регалии, но вынужден был бросить королевскую казну. Чтобы забрать хотя бы часть их этих денег, ему пришлось бы обратиться к главе казначейства, а тогда все бы узнали, что он собирается бежать.

— Мы можем его остановить? — вмешался Грейг.

— Боюсь, что нет, — сказал Ксаратас, не задумавшись. Похоже, он уже обдумывал этот вопрос по пути к королевскому шатру.

— Это проблема, — сумрачно сказала Жанна. — В Эссо много крепостей, которые могут сопротивляться любой армии. Ксаратас, вы уверены, что мы не сможем его задержать? Скажем, с помощью магии?..

Ксаратас покачал головой.

— Ваше величество, мои возможности не безграничны. Если бы я знал о планах узурпатора заранее, то у нас был бы шанс его перехватить, но Франциск действовал спонтанно. Еще вчера он готовился к обороне города — или, во всяком случае, достаточно серьезно обсуждал вопросы этой обороны с городским советом — а потом раздумал драться и решил сбежать. Следить за таким человеком очень неудобно... Франциск трус, но беда в том, что сам он не считает себя трусом, так что собственная трусость неизменно застаёт его врасплох.

— Значит, война затянется. Господи, а я почти поверила, что мы скоро покончим с этим раз и навсегда!.. — Жанна стукнула по колену кулаком.

Грейг вынужден был согласиться с королевой. Франциск оказался в том же положении, что Жанна с Ульриком несколько лет назад, и тоже выбрал бегство. Если он сумеет закрепиться в верных ему землях — а скорее всего, так оно и будет — то эта война спокойно может продолжаться ещё много лет подряд.

— Зато, по крайней мере, Ньевр теперь наш, — заметил он, надеясь немного утешить Жанну.

Ксаратас, в кои-то веки, поддержал соперника.

— Когда станет известно, что Франциск их бросил, городские власти будут в панике. Если вы пообещаете им прощение и дадите понять, что не собираетесь мстить бывшим сторонникам Франциска, то они сдадут город без боя, — сказал он.

Жанна задумчиво кивнула. Разумеется, в создавшихся условиях придется запрятать свое разочарование как можно глубже и изобразить, что бегство узурпатора — лучший подарок, который он мог вам преподнести.

— Если у вас нет каких-нибудь распоряжений, то я вас оставлю, — сказал маг, явно почувствовав, что сейчас королева будет рада побеседовать с Риу наедине.

Когда он вышел, Жанна явственно расслабилась — или же просто сбросила ту маску, которую всегда надевала в присутствии всех, за исключением Грейга и членов собственной семьи.

— Ксаратас держит свое слово, — сказала она задумчиво, глядя на полог, за которым исчез маг. — Это, может, и не конец войны, но это — безусловная победа.

— Меня смущает, что он до сих пор еще ни разу не потребовал какую-то награду за свои труды, — заметил Грейг. Это было далеко не единственным, что беспокоило его в Ксаратасе, но говорить про остальное не было особенного смысла.

— Вероятно, он считает, что ещё не время. И к тому же, вряд ли он захочет обсуждать свою награду при тебе. — Жанна перевела взгляд на него, и в ее темных глазах вспыхнули насмешливые искры. — Знаешь, он недавно имел наглость намекнуть, что считает твое присутствие... стесняющим. Особенно, когда мы говорим о магии.

— А ты?.. — заинтересовался Грейг.

— А я сказала, что, если он хочет мне служить, ему следует побороть свою стеснительность и привыкать свободно говорить в твоём присутствии.

— Вот оно что!.. — с усмешкой сказал Грейг. — А я было подумал, что дело во мне, и даже ломал голову, когда это я успел ему досадить... В последние несколько дней он вел себя еще холоднее, чем обычно. Каждый раз, когда мы с ним встречаемся в этом шатре, я чувствую себя подсвечником или ковром.

Жанна прищурилась.

— В каком смысле?..

— В таком смысле, что Ксаратас смотрит на меня, как на часть обстановки. Он, конечно, отвечает мне — если он будет меня игнорировать, то выйдет слишком вызывающе — но всякий раз при этом смотрит в сторону, как будто говорит со стенкой.

Заметив, что брови Жанны сдвинулись над переносицей, Грейг поспешил сказать :

— Да брось, ты же не думаешь, что меня это задевает?.. Мы с ним с самого начала не испытывали никакой симпатии друг к другу. Это при условии, что мы считаем, что он вообще способен на такие чувства, как симпатия...

— Дело вовсе не в этом, — возразила Жанна с нетерпением. — Неужели ты не видишь, что Ксаратас претендует на особенное положение? Он думает, что между нами существует связь, которая одновременно сближает нас с ним, и отделяет от меня всех остальных людей. Ему не объяснишь, что близость к королю зависит исключительно от его воли. Мой отец приблизил к себе сира Ульрика, поскольку он так захотел. А я приблизила к себе тебя, поскольку таково было мое желание. И сам Ксаратас, как и ты, находится рядом со мной, поскольку я этого захотела — а не потому, что так решила его магия. Помнишь, как называет себя их Верховный маг? "Царственноравный" Нарамсин, ну-ну!.. Недоставало нам в Алезии только "царственноравного" Ксаратаса!.. Ну ладно. Думаю, я знаю, как спустить его с небес на землю, — заявила королева.

Грейгу сделалось не по себе от ее многообещающего тона, но он счел за лучшее не углубляться в эту тему. Не исключено, что Жанна произнесла эту угрозу под влиянием минутного запала, и разумнее всего будет просто пропустить ее слова мимо ушей. Если же он начнет расспрашивать о том, что она хочет сделать, то он сам отрежет Жанне пути к отступлению, и тогда она не откажется от своих замыслов просто из гордости.

Не то чтобы Грейг возражал против того, чтобы слегка сбить спесь с Ксаратаса, но делать это, несомненно, следовало на трезвую голову и хорошенько все обдумав. Грейг однажды видел, как аптекарь достает из банки ядовитую змею, чтобы сцедить в пробирку каплю ее яда. Гадина, которую поймали и доставили в Рессос, чтобы там продать какому-нибудь фармацевту или медику, могла убить своим укусом не то что человека, а быка, и двигалась с невероятной быстротой, и тем не менее аптекарь ловким жестом вытащил ее из банки, схватив извивавшуюся в бешенстве змею прямо за треугольной плоской головой — и наблюдавший за ним Грейг почувствовал, что хладнокровие и выдержка аптекаря внушают ему восхищение и зависть. Может быть, знающий человек сумел бы справиться с Ксаратасом, как с той змеей — но для того, кто попытался бы сделать нечто подобное без должной подготовки, такой фокус мог закончиться очень печально.

До Ньевра Жанна доплыла на королевской барже, изготовленной нарочно для Франциска.

— До сих пор не могу поверить, что он в самом деле заказал для носового украшения статую самого себя, — сказала она Грейгу, глядя на то место, где еще совсем недавно красовалось поясное изображение узурпатора.

Грейг ухмыльнулся.

— Это еще полбеды... Меня больше пугает то, что он велел ее позолотить.

Ее величество скривилась.

— Я даже сейчас не понимаю, как такой беспросветный идиот мог прийти к власти и все это время править государством!

— А черт его разберет... Думаю, дело вообще не в этом. Мы спилили его статую, и из-за этого Франциск кажется нам напыщенным болваном. Но на самом деле он, может быть, ничуть не глупей тех древних императоров, которые посвящали себе храмы и ставили в них изваяния самих себя, — задумчиво ответил Грейг. — Поражение не делает человека "беспросветным идиотом", так же как успех — это еще не доказательство ума.

— Может, и так, — признала Жанна. — Но давай лучше не будем углубляться в эту тему. Этот день слишком хорош для философии.

Грейг вынужден был согласиться с ней — этот день в самом деле мало подходил для его мрачных рассуждений. Баржа медленно продвигалась по реке, блестевшей на утреннем солнце, и весь мир казался праздничным и юным, а лежащее перед ними будущее — многообещающим, волнующим и обязательно счастливым.