Доктор Нхамеджо резко заговорил: — Я не буду в этом участвовать.
Васин повернулась к нему. — Простите, доктор?
— Независимо от того, что мы можем думать о Грейве, это ни в коей мере не нарушает его прав как участника этой экспедиции. И я не соглашусь с каким-то исполнением посторонним...
Васин говорила тихо, но ей не нужно было повышать голос, чтобы он звучал властно. — Это не казнь, доктор, это помилование. Я оказываю ему любезность, не предполагая его вины. Я бы предпочла, чтобы вы подчинились этому решению, но правда в том, что я в этом не нуждаюсь. В соответствии с положениями о чрезвычайной ситуации любой член этого экипажа имеет право помочь другому перейти в спячку.
— Только когда медицинский персонал нездоров!
— Или неспособен выполнять свои обязанности, что на данный момент практически одно и то же. Простите, что заявляю это так прямо, Сатурнин — мы друзья, и у меня нет желания перечить вам, — но Грейв отправится в спячку с вашей помощью или без нее. Вы бы предпочли стоять в стороне и наблюдать, как кто-то из нас неуклюже пытается сделать за вас вашу собственную работу?
— Конечно, нет, — сказал Нхамеджо с угрюмостью, которая никак не вязалась с его приятными, располагающими чертами лица.
— Возможно, я допустил ошибку, — сказал Грейв. — Вам не приходило в голову, что я ничего не добился, предположительно убив Мпоси?
— Вы действовали неосторожно, — ответила Васин. — Это не моя забота.
— Так и должно быть. Я не его убийца. Это кто-то другой. Вы нашли заряды для подрыва — это хорошо для вас. Возможно, они были частью заговора с целью взорвать корабль, как вы подозреваете. Но если настоящий убийца все еще активен, он просто перейдет к другому оружию.
— Например?
— Хотел бы я знать. Если бы я знал, то был бы первым, кто сказал бы вам.
Гома проснулась после суда и обнаружила, что ее ждет передача от Ндеге. Она ожидала подобного, зная, что ее мать была проинформирована о смерти Мпоси по меньшей мере по двум каналам. Сначала было личное сообщение от Гандхари Васин, в котором она поделилась известием и выразила свое глубокое сожаление по поводу того, что эта ужасная вещь случилась с такой уважаемой и всеми любимой личностью. Васин позволила Гоме просмотреть передачу до того, как отправила ее, и вскоре после этого Гома составила свое собственное сообщение Ндеге.
Васин оказала ей любезность тем, что не Гоме выпало сообщать плохие новости. Ей оставалось только выразить свою печаль и выразить соболезнования. Было достаточно плохо, что ее дядя был убит, но для Ндеге было гораздо хуже потерять брата. Гома знала его лишь короткий промежуток своей собственной жизни; Ндеге и Мпоси были свидетелями общих столетий.
Оба расстались, зная, что воссоединение крайне маловероятно, но ни один из них не ожидал узнать о смерти другого. Возможно, Мпоси мог умереть до того, как экспедиция достигла места назначения, но к тому времени, когда известие о его кончине достигло бы Крусибла, Ндеге, вероятно, уже не будет в живых, чтобы получить его. Точно так же, если бы Ндеге умерла в ближайшие несколько десятилетий, известие об этом, возможно, не дошло бы до экспедиции в течение многих последующих десятилетий.
Ни один из них не ожидал такого. "Травертин" все еще находился чуть более чем в световой неделе от Крусибла — его путешествие едва началось. Казалось безгранично жестоким со стороны вселенной навязывать Ндеге такое развитие событий, как будто она и так недостаточно страдала.
И все же она приняла это с тем, что Гоме показалось крайне стоической выдержкой. Она говорила с достоинством, признавая свою печаль, но в то же время гордясь тем, что у ее брата хватило смелости присоединиться к экспедиции и еще большей смелости действовать, чтобы защитить ее. В конце концов, он никого из них не подвел — возможно, за исключением Гомы, у которой теперь не было бы возможности опереться на его дружбу и мудрость. Ндеге было жаль этого, но она сказала, что есть простой ответ. Тем, чем Мпоси был для Гомы, Гома теперь должна была стать для остальных участников экспедиции. Качества Мпоси были присущи ей самой — ей просто нужно было их найти.
— Тебе не придется копать очень глубоко, дочь моя. Я уверена в тебе. Я всегда так делала. А теперь иди и делай мудрый выбор, и если это в твоих силах, верни нам тело Мпоси. Он полюбил этот жаркий, зеленый мир, и я думаю, мы обязаны похоронить его под голубым небом, под звездами, которые он узнал. Что касается тебя — у тебя уже есть моя любовь, но если бы это было в моих силах, я бы послала тебе ее вдвое больше. Будь сильной ради меня, будь сильной ради Ру, будь сильной ради других, но прежде всего будь сильной ради себя. Удачи тебе, дочь моя.
Первым побуждением Гомы было ответить пространно, но, поразмыслив, она выбрала что-нибудь попроще.
— Ты говоришь, что должна дважды посылать мне свою любовь, но ты уже дала мне больше, чем кто-либо когда-либо заслуживал. Мпоси здесь нет, но есть твои хорошие мысли. И, в свою очередь, я надеюсь — я знаю, — что ты можешь чувствовать мои. Они причинили тебе зло, моя мать, но ты никогда не ненавидела их за это. И даже когда мир был о тебе самого низкого мнения, я никогда не хотела, чтобы кто-то другой был моей матерью. Я горжусь своим именем, горжусь тем, кто я есть — горжусь местом, которое сформировало меня такой, какая я есть, горжусь предками, которые стоят за моей спиной. Я не могу заменить Мпоси — никто из нас не смог бы, за исключением, возможно, тебя. Но я сделаю все, что в моих силах, и буду продолжать стараться еще больше, и, возможно, не опозорю его память. И когда это будет сделано, я привезу Мпоси домой, в Крусибл.
Если и нужно было сказать что-то еще, то слов не нашлось. Она даже не стала воспроизводить передачу, прежде чем отправить ее в глубокий космос, стрелой возвращавшуюся на свою родную планету.
Она могла ожидать ответа менее чем через двадцать дней, с учетом временной задержки, но она не думала, что ответ будет получен. Они сказали то, что должны были сказать, освободив друг друга от медленно накапливавшихся в течение всей жизни несчастий, горечи и вины. Теперь все это исчезло, начисто стертое смертью.
Когда все, что осталось, — это любовь, слова были излишни.
Дверь открылась по команде ее браслета. Гома вошла в почти затемненную комнату, подождав мгновение, пока ее глаза привыкнут к слабому зеленому освещению. Фигура на кровати пошевелилась, почувствовав ее непрошеное присутствие. Сначала Грейв казался невозмутимым, возможно, думая, что его еще раз осматривает капитан или медицинский персонал. Но потом он, должно быть, понял, что это был не один из его обычных посетителей.
— Гома, — тихо сказал он, поднимаясь с кровати. — Как вы сюда попали? Никто не говорил мне, что я должен ждать вас.
Дверь за ней автоматически закрылась.
— Вы допустили ошибку, — сказала Гома.
— Неужели?
— Вы упомянули, что Мпоси показал вам, как перепрограммировать браслеты.
В зеленоватом полумраке она разглядела его нахмуренный лоб, его бессонные глаза, широко раскрытые, но полные усталости.
— В чем именно это было ошибкой?
— Потому что это подсказало мне, что это можно сделать. Как только я узнаю, что что-то возможно, это уже половина пути к выяснению того, как это осуществить. Ни у вас, ни у Мпоси не было доступа к средствам безопасности, поэтому найти режим перепрограммирования не составило бы особой сложности.
Он слегка улыбнулся, в равной степени забавляясь и беспокоясь. — И вы это сделали?
— Нет, это было слишком сложно. Даже для Ру, а он в десять раз умнее меня. Но я пошла к Айяне. Я знала, что она справится с этим.
— И она справилась?
— Уже разобралась. Но, как типичный ученый, как только головоломка была разгадана, потеряла к ней интерес. Айяне никогда не приходило в голову открывать какие-либо двери, которые ей не предназначались.
— Я удивлен, что вы упомянули имя Лоринг. Разве это не немного опрометчиво, если то, что вы делаете, противоречит всем правилам корабля? Не навлечет ли это на Лоринг еще и неприятности?
Гома подошла к его постели. Грейв не спускал с нее глаз, но не предпринимал никаких попыток встать с кровати. Ей стало интересно, думал ли он, что у нее может быть оружие.
— Никаких неприятностей не будет, — сказала она. — Как вы думаете, зачем я пришла — убить вас?
— Это приходило мне в голову.
— Пройдет немного времени, Грейв, и вы будете все равно что мертвец. Я была бы дурой, если бы поставила под угрозу свое положение в экспедиции, не так ли?
— Тогда я не совсем понимаю, в чем смысл этого небольшого визита.
— Я думаю, вы убили моего дядю.
— Похоже, это действительно общепринятое мнение. Молодчина, что согласились с ним.
— Заткнитесь. — Она схватила прядь его волос и сильно открутила ее от головы, не заботясь о том, насколько это причиняет ему боль. — Заткнитесь на хрен, вы, верующий литр мочи. Я видела Мпоси. Я видела, что от него осталось. Кто бы это ни сделал, нет ничего такого, чего бы я с ними не сделала. Ничего настолько чертовски мерзкого, чтобы я не подумала об этом. И я действительно думаю, что вы сделали это. Но я не могу быть уверена. Не совсем.
Она все еще держала в руке его волосы. Грейв издал какой-то горловой звук, не совсем похожий на визг, но это не оставило у нее сомнений в том, какой дискомфорт она причиняет. И все же он не предпринимал никаких попыток бороться с ней, его собственные руки были опущены по бокам.
— Дело вот в чем, — сказала она. — Вы идете на заморозку. Гандхари говорит, что на триста лет. Никто не заговорит с вами, пока мы не вернемся домой. Но если есть что-то, что я должна знать, что, по вашему мнению, может повлиять на наши шансы, я хочу знать это сейчас.
— Ради этой крошечной искорки сомнения?
Она вонзила ногти ему в голову. — Пошел ты. Я думаю, есть примерно один шанс из тысячи, что ты не убивал Мпоси. Это не сомнение, это выброс. Но я все равно хочу знать. Одну вещь. Все, что у тебя есть.
— Танторы, — сказал он.
Этого было достаточно, чтобы ослабить ее хватку на нем. Она убрала руку, позволив его голове откинуться на подушку.
— Расскажи мне еще.
— Этот страх, Гома, — причина попытки диверсии. На самом краю движения есть люди, которые разделяют ваши подозрения.
— Мои подозрения относительно чего?
— Что танторы, возможно, выжили где-то за пределами Крусибла. Вот почему вы здесь, не так ли? Будьте честной — это не значит прислушаться к зову дорогого умершего предка. Это для того, чтобы найти говорящих слонов.
— Что ты знаешь о танторах?
— То же, что и все остальные. И еще кое-что. Если бы существовал план диверсии, уничтожение "Травертина" было бы лишь побочным эффектом истинного намерения. Они хотят убить ваших слонов, Гома.
— Ты сказал мне, что ненавидишь грех в том, чем они являются, а не самих слонов.
— Это было правдой.
— А теперь?
— Я думаю, что все равно было бы неправильно причинять им вред.
— Капитан нашла взрывчатку. Если есть еще, она ее найдет.
— Я в этом не сомневаюсь. Но взрывчатка — не единственное оружие, не так ли?
— Что еще?
— Понятия не имею. Если бы мне предоставили свободу, у меня был бы шанс выяснить это.
— Гандхари не должна останавливаться на тебе, — сказала Гома. — Она должна положить вас всех на лед.
— Наша экспедиция состоит из пятидесяти трех человек. Таким образом, все равно остается еще сорок один кандидат.
— Это не кто-то из нас. Это вы фанатики, а не мы.
— Я надеюсь ради вашего же блага, что вы правы. Правда в том, Гома, что я никогда не хотел, чтобы мы ссорились. Что бы вы ни думали обо мне — а вы совершенно ясно выразили свои чувства, — я не причинял вреда вашему дяде. Кто-то другой убил Мпоси — кто-то все еще на свободе на борту этого корабля. Я знаю это, но, конечно, не могу заставить вас увидеть это самой. Тем не менее, я могу посоветовать вам иметь это в виду. Как думаете, вы найдете танторов после стольких лет?
Гома почувствовала прилив стыда за ту физическую боль, которую она причинила Грейву. Это было ниже ее достоинства, ниже ее имени, ниже памяти Мпоси. Гнев был искренним и оправданным, но она скорее позволила ему использовать себя, чем наоборот.
— Не знаю.
— Но вы надеетесь, что так и будет.
— Да.
— Тогда будьте мудрой, Гома Экинья. Будьте очень мудрой и очень бдительной. Потому что, когда змея покажется, меня не будет рядом, чтобы помочь вам.
Вскоре после этого последовало вступление Грейва в спячку, проведенное без церемоний и без видимого сопротивления со стороны субъекта. Гоме разрешили присутствовать в хранилище спящих с небольшой группой свидетелей и технических специалистов, включая Ру, Маслина Караяна и избранного числа других участников Второго шанса.
Грейв уже получил успокоительное и находился в сознании лишь в минимальной степени к тому времени, когда гроб был закрыт и начался переход к анабиозу. После их публичного спора Васин и Нхамеджо, похоже, пришли к какому-то неохотному соглашению относительно перевода Грейва в спячку. Сатурнин занимался медицинскими аспектами, хотя и с заметным отсутствием энтузиазма.
Гома наблюдала за всем этим со смутным предчувствием, зная, что скоро она сама ляжет в один из этих гладких серых гробов и доверит свою судьбу медицинской технологии, которая была надежной, но не безотказной, и относительно которой она не притворялась, что понимает ее. Собрание в тишине наблюдало, как индикаторы состояния отмечали погружение Грейва в медицинскую спячку, постепенную остановку всех клеточных процессов. Наконец его мозг выдал последнюю, сдающуюся вспышку нейронной активности, и все стихло.
— Мне жаль, что я не смогла сообщить вам больше, — сказала Васин Гоме, когда свидетели начали расходиться. — Какое-то чувство справедливости восторжествовало, а не было отложено.
— Мпоси и не ожидал ничего большего.
— Возможно, и нет. Но признаю, что чувствовала потребность в возмездии — какое-то чувство, что наказание должно соответствовать преступлению.
Гома вспомнила свой ночной визит в запертую комнату Грейва. Насколько ей было известно, это осталось незамеченным и о нем не сообщалось. Если Грейв и упомянул об этом кому-нибудь, последствий не было.
Она подумала о своих ногтях, оставляющих маленькие ранки в форме полумесяца на его голове.
— Я бы не хотела возмездия.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Кану приготовил чай и опустился на колени перед саркофагом Ниссы, пока крышка со вздохом не открылась и не скользнула назад. Она лежала там, живая, но еще не проснувшаяся. Он позволил этому случиться в свое время, все еще стоя на коленях, пока неловкость его позы не стала почти невыносимой. Он все еще ждал. Наконец она пошевелилась, ее горло задвигалось, глаза превратились в щелочки. И снова он позволил ей замолчать, хотя был уверен, что она чувствует его присутствие, его дыхание рядом с собой.
В конце концов она сглотнула и спросила: — Где мы?
— У нашего пункта назначения, — ответил Кану. — Система Глизе 163. — Он говорил медленно, спокойно, настолько мягко, насколько позволяли слова. — Мы примерно в шести световых часах от звезды — достаточно близко, чтобы хорошо рассмотреть все планеты. Я чувствовал, что ты должна быть готова к этому.
