Вот чего я раньше не понимал. Девица выросла в Ларбаре, в городскую школу ходила. Но правосознание у нее — бабкино, деревенское. Стража, мол, всё равно ни одного твоего слова напрямую не примет, все показания распишет по-своему, по-ученому. Значит, врать можно всё, что угодно. Одного только барышня, похоже, за собою не замечает: речь-то у нее школярская, грамотная при всей невнятице. А молчать, или хотя бы отзываться точно на те вопросы, какие ей задают, не прибавляя разных разностей от себя — неучтиво. И это уже здешнее, ларбарское. Выходит, пострадала барышня из-за столкновения несходных обычаев. Беда...
Но и девица Магго — еще не худший образчик поведения на следствии. Далеко ей до моряка Юнтая ли-Сэнти.
Уроженец Гандаблуи. Младший матрос, к гильдии приписан в Гайанди. Мэйанского языка так и не вспомнил, но на древленском голосит почти без умолку. И рыдает. Успокоительное ему в больнице дают, не помогает. Просит этаким способом, чтобы ему дурманного курева достали — тогда, мол, и заткнусь? Няньки больничные пытаются выяснить, чего ему надо, но пока внятного ответа не услышали.
Товарищ Юнтая, со сломанной челюстью, решил потрудиться за двоих. Дал показания в письменном виде. И сходу набело, складно, будто всю ночь над изложением размышлял. С его слов: он с еще одним приятелем показывал Ларбар "малютке Ли", то есть ли-Сэнти. Хмельного в "Петрушке" много не брали: по стопочке только, а для юноши — чаю и сластей. В той же комнате на верхнем этаже трактира сидело несколько "местных". Зрелых лет мужчина, четверо парней и девушка, все одеты по-рабочему. Как поняли моряки, граждане эти собрались на поминки. Во всяком случае, вид имели похоронный. Попросили приезжих не шуметь, те послушались. Тем паче, что и Ли громких гулянок боится. "Неопытный...". Потом в комнату будто бы ворвался некий рослый черноволосый малый. И с ним паренек с гармонью, и после еще несколько ребят, таких же работяг.
Дальше — прямо повесть в картинках. "Поминальщики остолбенели... Вот, как ежели бы покойник, кого они схоронили только что, с кладбища своим ходом воротился. Да еще орет диким рёвом: не ждали, а? Старшой из тех, что за столом, начал было его увещевать. Чернявый не слушается. Гармошка на пол, кружки об стену, драка, побоище. Мы хватаем Ли, пробираемся наружу. По пути мне один работяга в челюсть и заехал... Не помню, который: из новоприбывших или тех, кто чай пил. Одно ясно: заводила ихний. У него еще пряжка на ремне сломана была. Где-то раньше, уж не знаю об чью голову. Ну, а мы — ломимся дальше. Тут позади нас как рванет... Видно, бомбу кто-то кинул. И больше не помню ничего. Девчонку жалко, работницу: тут она, в больнице, поранило ее...".
Я бы поспорил, что слог у этого матроса — наш, ларбарский. Хотя бы в виде сравнения, а надо всунуть в рассказ восставшего мертвеца. И уж ежели понести ущерб, так от руки главаря. Ладно, послушаем еще, какой у моряка окажется выговор.
Куда девался третий парень с их корабля, матрос не знает. В гавань запрос ушел, ответа ждем. На "Капитане Дулии" развернулись уже сыщики из ОО. Правда, задержаний полусотник Бариярра пока не произвел.
Небольшое письмецо мне прислал. "Памятка 1". Надейтесь, мол, на скорое продолжение. Как ему удалось узнать у корабельного врача, руку ли-Сэнти сломал за границей, в Буньюне, при падении в сухой ров возле какого-то храма. Тоже — глазел на городские красоты. С тех-то пор его и не отпускают на берег одного. По всем судовым грамотам ли-Сэнти числится человеком, но Охранному врач сознался: парнишка — древленский полукровка, прирожденный моряк. Хотя и слаб здоровьем, но с нетрудной работою справляется. "Чем болен, не ясно. Никаких определенных недугов, а скорее, общее недоразвитие из-за дурного питания в детстве. Притом, якобы, дурачок — но слабоумие, как изволил напомнить доктор, в нашем Отечестве отменили в 1052 году".
Хотелось бы понять вот что. Этого Юнтая на борт взяли из сострадания? По знакомству? Или он при них состоял кем-то вроде мастера Райлера у наших механиков — жрецом, подвижником, артельной святыней? И если да, то какие были к тому основания. Например: способен ли этот Ли творить чудеса?
Ибо механики на нынешний день склоняются к тому, что чудо в трактире было. И взрыв случился именно поэтому.
Ссылки на чудеса начались, когда показания запутались.
На нынешний день задержанные в участке допрошены по три раза. Из механиков это Комбу, Гайнатта и Варрута. В больнице два допроса прошел Нагурро, а Ламби и девица Лунго — только один, сегодня утром. Мардарри Даггад давать показания пока не может. Дакко опрошен вчера, отпущен домой, сегодня честно явился на допрос.
Рабочие, стало быть, мирно возвращались со сходки на Башенной площади. Которую сторону они представляли на сходке? "Семибожное братство" или "Мэйанский союз"? А не ту и не другую. Просто слушали. "Мы ж в этих делах не разбираемся..." Постояли немного и ушли. Было их "примерно дюжина". В том числе: Даггад, Варрута, Дакко, Гайнатта, Комбу — по показаниям Гайнатты, Комбу и Варруты. Или — Даггад, Лунго, Дакко, Нагурро, Ламби. Это со слов Дакко, а также Лунго, Ламби и Нагурро. Иными словами, каждый запомнил только тех, кого точно видел после взрыва на пути к нам или в лечебницу. Строго избирательно. Остальные сотрапезники были "с лица — знакомые, но в Мастерских-то народу много, всех имен не знаю". Описания внешности дают, но весьма расплывчатые.
Решили эти смутно известные друг другу товарищи зайти в трактир, отметить прошедшее Преполовенье. Почему именно в "Петрушку"? — "Не я выбирал, пригласили...". Кто приглашал, кто собирался платить? Мнения разделились. Либо Даггад (так считают Комбу, Гайнатта, Дакко, Нагурро), либо Дакко (по расчету Варруты и Ламби). Девицу Лунго — "кажется, Райгирри. То есть Ламби". А еще Гайнатта припомнил: Варрута с ним обсуждал возможный поход в кабак еще восемнадцатого числа, и тоже указал, что угощает Даггад. Впрочем, не исключается, что Даггад нескольких человек позвал сам, а другим передал слова свои через Дакко, самого старшего и уважаемого, а еще через двух своих приятелей — Варруту и Ламби. Сам Дакко уверен, что никого не звал, а устраивал гулянку Даггад.
На двенадцать человек, или даже на шесть-семь — деньги немалые. По какому случаю он расщедрился? "Мало ли... Может, обеты парень собирался принять..." С чего бы вдруг столь благочестивое предположение? "Не иначе, знал за собой он какую-то вину". А сие допущение откуда? "Дык-ть, Семеро правду видят. Неспроста ж ему хуже всех-то пришлось..."
Вот так, Господи. Ничего удивительного, что в качестве зачинщика нам называют того участника драки, кто пострадал особенно сильно. Если помрет, тогда ему наказание уже не грозит. Не помрет — всё равно очухается нескоро, а до тех пор следствие неизвестно еще, куда зайдет. Те, кто указывает на Дакко, видимо, до сих пор полагают, что он тяжело ранен и едва ли выживет. Ему в голову угодило, это многие видели. Соображения те же: валить всё на покойника. Но есть тут еще и другое. А именно — доверие к воле божьей. Раз пришибло человека, значит — виновен. Пусть и дальше страдает от властей Коронных. Кто легче отделался, тот и кары не заслуживал, и его страже можно не выдавать.
Кстати о том же. О взглядах некоторых семибожников на божью кару. Барышня Магго, как известно, любит винить себя во всяких грехах. Склоки ее с матерью не так далеко зашли, чтобы за них попасть под суд. Но вот, повезло: чужая квартира, мертвое тело, входит городовой. И девица решает: так это ж и есть гнев Судии Праведного! Сразу меня никто ни в чем не обвиняет — так уж я Судии помогу, сама признаюсь...
А еще, возможно, Минору сочла, что для Тому Мауданги слишком легкой расплатой стала смерть во сне. После ее-то обхождения с мастером Райлером... Значит, должно быть убийство. Этим хоть как-то объясняется тот дурацкий шарфик.
Итак, расположились механики в трактире, заказали чай. Сколько из них непьющих? Вроде бы, ни одного. Но хмельного точно не брали? Точно. Зачем понадобилось ради чая заходить в столь дорогое заведение? Ответа нет. Выбирал Даггад, ему виднее. Впрочем, Гайнатта и Лунго заявляют, что чаю они попросили сами, пока ждали Даггада.
Ждали — то есть поначалу его в трактире не было. Как это: всех усадил, а сам отлучился куда-то? "Нет. Велел: идите вперед, без меня, я скоро буду". Дакко и Комбу при этом заявляют, что видели Даггада за столом с самого начала. Вот уж в самом деле, не хуже призрака с кладбища: и с вами я, друзья, и словно бы вдали.
А тем временем явились моряки. Или они сидели в той же зале, но тут поднялись из-за стола. На сей счет никто не уверен. В первый день нам было сказано, что матросы прицепились к каким-то словам Даггада, державшего застольную речь. Теперь в больнице картина другая: ребята с "Дулии" полезли приставать "к нашим девушкам". Девица Лунго, похоже, двоилась в их пьяных очах, или принимала еще более множественное обличие. Ибо других девушек, кроме нее, с механиками не было.
В участке воспоминания иные. Еще при первых допросах Комбу упоминал, будто бы кто-то из механиков неудачно пошутил над ли-Сэнти, и корабельные товарищи решили его защитить. Сейчас этот случай напрочь забыт. Осталось только то, что "древлень" бормотал некие непонятные слова. "Может, своим приказ отдавал" Непосредственно перед взрывом? "Ну, да. Или это он заклинание говорил..." С какой бы стати? "А просто так, на ровном месте." То есть никакой драки в это время не было? "Была...".
Общий мой вывод: все механики чем-то отчаянно напуганы. Что-то успело случиться в трактире еще до драки или по ходу ее. Такое, о чем мы не знаем. После этого грянул взрыв. После — значит, по причине этого нам пока не известного события. Дабы скрыть его, уничтожить всех свидетелей разом. Ну, не вышло. "Но если кто-то из нас решится болтать о том деле теперь — нас уж точно убьют." Объясняет подобный страх их вранье? Вроде бы, да.
Но чтобы этак испугаться, надо было действительно видеть или слышать нечто необычное. Может быть, никак не связанное со взрывом, а может, и связанное. Для случайных свидетелей чего бы то ни было эти люди оказались в слишком странном месте. Никак не подходящем для работяг из Мастерских. И слишком невнятно рассказывают, для чего они там засели.
Вопрос: кому и зачем могло потребоваться собрать в тот час и в том здании именно такой, а не иной состав очевидцев?
В одном механики согласны все, как один: не видали они в трактире никого из иноплеменников, помимо матроса Ли. Ни карлов, ни мохноногов, ни орков низкорослых. Гайнатта при втором допросе так и сказал:
— Не было никакого мохнонога!
Сорвался парень. Или сообразил, о ком вполне определенном его спрашивают, и отважился на намек. Беда многих подследственных: ощущение, будто Стража сама уже "знает всё, как было". Словно Бог Всевидящий. И от смертного созданья она якобы не сведений добивается, а Правды. Или Раскаяния, или еще какой чепухи.
А наша беда — что мы пока этого мохнонога не знаем.
Музыкантши не припомнят среди гостей невысокого коренастого существа. И среди сотрудников и соседей "Петрушки" такого нет. Поставщики-мохноноги есть, их придется проверять. Человечьему дитяти или подростку взяться было вроде бы неоткуда.
Что показывают музыкантши. Их трактир был снят на весь вечер, их отпустили, то есть избавили от обязательной работы. Однако разрешили остаться тем, кто надеялся что-то стрясти с посетителей. "Знали бы — ни за что бы..." Первыми явились трое матросов, поднялись наверх. Вскоре подошли семеро механиков: пятеро мужчин и две девушки. По описанию — Комбу, Гайнатта, Дакко, Нагурро, Лунго, и еще "полноватая русая девица" и "рыжий дядька, на вывеску похож: Покупайте Скипидар". Марручи, записавши эти данные, предложил потом: пробежаться, что ли, по городу, всюду под эти картинки наших объявлений насажать — что "разыскивается"? Да уж, заметили ему. Сограждане тебе скипидара сорок бочек принесут.
При себе у русой девицы была большая сумка — но не такая, в каких носят инструменты. Больше похоже на мешок с чем-то мягким внутри. Эти семеро сели вместе с моряками, "музыку" отослали вниз. Заказали чаю, сушек и зачем-то таз теплой воды.
Любопытно: эту вторую девицу напрочь забыли не только коллеги ее, механики, но и моряк. Еще одно привидение?
Сумка для инструментов была у Дакко. Сам он на допросе показал, что никакой поклажи при нем не было. "Что я, дурак — на Башенную с вещами таскаться?" Зато Ламби не отрицал: гармонь его. "Была... Красная, лаковая. Эх, жалко..."
Остальные задержанные тоже отказались от сумки с деньгами. И в лечебнице, и у нас. "Не моя, а чья, не знаю. Может, Даггада?". Смертный ужас стоимостью в девятьсот тысяч королевских ланг?
Позже явились другие рабочие, в том числе Даггад, Ламби и Варрута. Всего в этом отряде было шесть человек. До сих пор не известные — "дюжий со сломанным носом, еще один вроде военного, с волосами длинными в хвостик, и еще третий — в клеенчатых штанах, блестящих, но в своей гильдейской куртке". Эти подтягивались постепенно: Варрута с "военным", Даггад с "дюжим" и "клеенчатым", Ламби — один. Вот что важно: они ждали еще каких-то матросов. "Волновались, всё в окошко выглядывали..." Но те так и не пришли. Музыкантши сидели внизу, слушали, как Ламби играет на гармони, заработать ничего так и не успели. У Даггада тоже была рабочая сумка. Зачем-то он вдруг поднялся на второй этаж, и оттуда послышались крики. Дальше — побоище и взрыв. Кто и что именно взорвал, музыкантши не видели.
Сегодня Варрута заявил: "Почудилось мне, будто всё красно кругом стало. И словно бы ведет что-то. Может, и не меня одного". Пробует сказаться одержимым. Остаточных чар мы не распознали — так что с того? Пламенному Воителю было угодно сражение — а Судии, или Плясунье, а возможно, и Премудрой теперь не желательно, чтобы дело о взрыве расследовала Стража. Поскорее хочется в Охранное. Потому, что там безопаснее?
А возможно, мастер Райлер у нас — не просто подвижник, но еще и пророк. Чуял заранее, что вечером девятнадцатого числа сего месяца в "Петрушке" откроется тайна, чей грозный смысл ему уже был ведом? В участок сдался, движимый тем же страхом, от которого трясутся и механики?
Только чувство убежища у каждого свое. Кого-то тянет на площадь Ликомбо, а Райлер выбрал наш укромный уголок. Тоже лестно по-своему.
* * *
54.
Двадцать первое число месяца Целительницы, четыре часа пополудни.
Западный берег, Училищная часть. Первая Ларбарская городская лечебница.
Мастер Лингарраи Чангаданг, дневной ординатор Первого хирургического отделения
Тагайчи Ягукко, школярка пятого года обучения отделения Врачевания Ларбарского Университета, стажерка
Сотник Мэнгри Барданг, начальник сыскного отдела Старо-гаванского участка Королевской стражи
