Несколько минут — и она неспешным шагом направляется к трапам, ведущим на берег. Набережная была излюбленным местом её прогулок — когда утренних, когда вечерних, когда ночных. Дэйна не спешила, не торопилась завязывать знакомства, хотя, может быть, чувствовала, что Честер станет для неё привычным местом обитания надолго...
Остановившись на самом краю набережной, Дэйна смотрела на воду, на своё отражение. Нет, она не спешила поправить причёску или одежду, не спешила изменить выражение лица. Она смотрела, расслаблялась. Она жила в эти мгновения может быть гораздо более полной и привычной для себя, внутренней, жизнью, чем где-либо ещё.
Поднимаясь по каменным, металлическим, деревянным ступеням лестниц, уходя от набережной, Дэйна изредка касалась рукой поручней. Не потому, что чувствовала свою физическую, пусть даже временную слабость. А потому, что хотела жить полной жизнью, чувствовать окружающий мир во всей его доступной полноте.
Одно-двух, максимум трёхэтажные дома. Никто здесь, в Честере, не стремился к тому, чтобы жить далеко от земли. Никто не стремился превратить небольшой и потому очень уютный городок в очередной перенаселённый мегаполис.
Множество пешеходных, совершенно недоступных для машин всех марок и размеров улиц, толпы людей — местные жители, приезжие, туристы. Спокойная, размеренная, где-то даже сонная жизнь.
Уходя от набережных, Джон и Дэйна, взявшись за руки, привычно окунались в лабиринты этих пешеходных, совсем не таких уж и узких улочек и смотрели по сторонам. Привычная жизнь.
Да, бывало, Дэйну узнавали, подходили, просили автограф, спрашивали. Она не отказывала, охотно отвечала на вопросы. Не на все, конечно. Чётко умела определить, кто задал ей вопрос — обычный человек или журналист. С последними она общаться не любила, хотя и понимала, что они — прежде всего на работе. И им нужно добыть непременно интересный, острый материал. Рутины вокруг и так хватало, но если человек платил деньги за файл, за ридер с газетным выпуском, то он хотел получить не очередную порцию повседневности, а что-то такое, что затронет его душу, а возможно — и сердце. Правда, как понимал Шепард, далеко не всегда этих 'остреньких' моментов хватало на всех. Кому, как говорится, как. Для кого-то — острое может показаться самым пресным.
Присутствие рядом спутника в такие моменты общения с жителями, гостями Честера, как чувствовал Джон, очень помогало Дэйне. Одинокая девушка... Да, при всей замкнутости и холодности британцев, она всё же воспринималась как что-то удивительное. А вот когда рядом с девушкой — видный юноша с военной офицерской выправкой — дело другое. Меньше возможностей проявить вполне понятную, но от этого не менее недопустимую вольность. А корреспонденты и журналисты — народ, по большей части лишённый многих тормозов и рамок. Профессия обязывает быть пронырливыми и настойчивыми. Иначе не достанешь нужный редакции материал. А значит — не будет рейтинга, не будет зарплаты.
Хорошо, что репортёры в Честере не слишком часто 'доставали' Дэйну. О Шепарде они вообще мало что знали, так, разве что в самых общих чертах. Потому удавалось ускользать от слишком рьяных и навязчивых собеседников, набивавшихся с потрясающей регулярностью в попутчики.
Дэйна любила остановиться на перекрёстке старинных улиц и внимательно посмотреть направо, налево, назад и вперёд. Она не спешила избирать направление движения, не спешила непременно зайти в очередной небольшой магазин или тем более — в кафе или ресторан. Шепарду нравилась неторопливость Дэйны, её способность уделить должное внимание простым, казалось бы, деталям окружающего мира.
Светло-коричневые каменные, часто плиточные тротуары с непременными рекламными щитами, где-то навязчиво, где-то ненавязчиво приглашающими посетить, попробовать, купить. Белые, коричневые, чистые фасады домов, тщательно отреставрированных, восстановленных и подновляемых. Разноцветные вывески всевозможных заведений. Шелестение двигателей и катков машин, идущих по узким асфальтированным полосам. Редкие остановки общественного транспорта — бусов. Встречались, конечно, древние кареты, запряжённые лошадьми, которыми, кстати, активно пользовались не только туристы, но и местные жители. Старинные, древние здания и дома из новомодных материалов, тщательно замаскированные 'под старину', чтобы не выбиваться из общей строго рассчитанной гаммы.
Шепард помнил, что по этим улицам Честера он с Дэйной ходил часами — тоже днём, утром, вечером и ночью. Тёплый, желтоватый свет лился из плафонов старинных фонарей, казалось, сверхчётко отделявших проезжую часть улицы от тротуарной полосы. Дэйна шла всегда неспешно, не торопилась никуда, но и не медлила, не стремилась непременно зайти в очередной магазин, не смотрела жадным взглядом по вывескам. Не любила она часто предаваться шопингам, хотя умела и любила уделять процессу выбора и покупки не только часы, но и дни. Не тогда, конечно, когда рядом с ней был Джон.
Любила она кормить голубей. Покупала для них корм в ближайшей лавке и десятки минут ждала, когда к рассыпанным крошкам слетятся птицы. Не только голуби — любые. Смотрела, как они склёвывают корм, как перелетают с места на место. Да, она знала прекрасно, что, может быть, городским властям и не нравится стремление людей — хоть туристов, хоть местных жителей — непременно покормить птиц, но... традиции, обычаи сильнее чиновничьих установлений. А птицы... птицы жили рядом с Честером и в самом городе всегда. И даже раньше образования самого первого — более-менее значительного по размерам поселения.
Джон охотно принимал участие в кормлении птиц. И Дэйне это очень нравилось. Она улыбалась, спокойно и едва заметно, но довольно. Улыбалась и молчала.
Молчание в их общении стало занимать очень значительное и приятное место. Слова часто не нужны, важно понимание, глубина осознания. А слова — слишком слабая форма.
Ночные прогулки были не только пешими — Честер далеко не всегда быстро затихал, когда время приближалось к полуночи. Иногда, под настроение, Дэйна предлагала Джону проехаться на старинном двухэтажном автобусе. Да, возможно, это был туристский аттракцион. Но фактом оставалось и то, что этим автобусом, ходившим по жёстко определённым маршрутам (машин было, кстати, несколько, так что маршруты охватывали почти весь Честер, в основном, конечно же, его старые и древние части) пользовались весьма активно и многие местные жители.
Дэйна, как помнил Шепард, любила ездить на этом автобусе, благо билеты были достаточно дешёвыми и особой толкотни ни на первом — закрытом, ни на втором — открытом этажах машины не было. Можно было спокойно выбрать себе место у окна и смотреть на огни вечернего и ночного города, думать, вспоминать. А можно было подняться по неширокой витой лестнице на второй этаж, сесть на лавку, опереться о поручень и смотреть на город с высоты нескольких метров, иногда даже вскользь заглядывая в окна близлежащих домов.
Джон помнил, что Дэйна старалась чередовать — один маршрут они проезжали на первом этаже, второй — уже на втором этаже. Часто Дэйна предлагала Джону сойти. И они продолжали свой путь уже пешком, а автобус мягко и почти бесшумно исчезал за поворотом узкой улочки.
Несколько раз на этом экскурсионном автобусе Дэйна и Джон доезжали до домов, в которых снимали квартиры. Да, к огромному сожалению, тогда они не стремились форсировать отношения и съезжаться. Но может быть, это было и хорошо? Неспешность, последовательность, не дают, в общем-то, развиться многим опасным сценариям.
Кто же знал, что война со Жнецами так быстро станет не возможностью, а реальностью? Кто же знал... Да мало кто знал, а ещё меньше было тех разумных органиков, кто в эту реальность верил и делал хотя бы что-нибудь для того, чтобы эта реальность подольше оставалась в близком, но всё же будущем.
Тессия. Матриарх Этита. Известие о Бенезии. Раздумья
Матриарх Этита вошла в свою комнату, спрятала в карман карточку-ключ и, оглядевшись, надавила пальцем сенсор включения софитов на потолке. Снова, как всегда, вполнакала. Ей не нравился яркий свет потолочных светильников. Давно не нравился. С тех самых пор, как она узнала сначала об исчезновении дочери, а потом — об исчезновении своей жены — Бенезии. Сегодня ей снова вспомнились многие события, связанные с этими двумя фактами. И сейчас матриарх пребывала далеко не в лучшем расположении духа.
Присев за стол, Этита пододвинула к себе рамку, надавила сенсор, взглянула на снимок. Лиара. Её единственная чистокровная дочь. Стопроцентная азари. Появившаяся на свет благодаря мудрому решению Бенезии, согласившейся зачать ребёнка за несколько месяцев до наступления так называемой 'паузы', намертво блокирующей детородную функцию у пожилых азари.
Последний, поздний ребёнок. Этита уже давно не могла иметь детей, а вот Бенезия... Она согласилась и Лиара стала не просто чистокровной азари. Её можно было бы назвать венцом жизни обеих азари. Достаточно давно Лиара исчезла. Ушла от Бенезии, затем разорвала все взаимоотношения с Этитой.
Скрыться полностью Лиаре не удалось — Этита могла отслеживать её перемещения, но... Уважая право дочери на самостоятельную жизнь, матриарх не стремилась давать понять младшей Т'Сони, что скрыться ей так и не удалось. Если она решила уйти — то почему бы и нет? Это — её жизнь, её судьба, её решение. Чем бы оно ни было вызвано — мать и отец должны уважать мнение своего ребёнка. Тем более что азари никогда особо и не опекали своих подрастающих детей. Какими бы они, эти дети, ни были.
Этита долго смотрела на снимок. Думала. Вспоминала. Размышляла о том, что ей самой следует сделать в самое ближайшее время. Она, дочь крогана и азари, всегда была самостоятельной в своих суждениях и поступках. Так воспитали её родители. Свобода действий и мыслей приучила Этиту к мобильности и сейчас она планировала в самом скором времени улететь на Иллиум к своей хорошей знакомой. Там предстояло поработать в мегаполисе Нос-Астра в клубе 'Вечность'. Это только в детстве можно уверовать, что тебе всё по плечу, что всё возможно. А вот на закате жизни... К тебе начинают относиться, мягко выражаясь, как к 'отработанному материалу'. И все твои личностные особенности, когда-то приводившие окружающих в восторг, теперь воспринимаются ими же совершенно по-иному. Временами — резко отрицательно.
Наверное, будущие клиенты клуба, в баре которого она собирается работать, сочтут её чересчур эксцентричной. Им, конечно, такая линия поведения малопонятна и потому будет раздражать. Не являясь любительницей дутых рамок, Этита не стесняется в выражениях. Уже сейчас она понимала, что совмещение 'матриарх азари и бармен' даже для её соплеменниц — что-то уж очень далеко выходящее за рамки. Что поделать, разумные в своём подавляющем большинстве привыкли, что матриархи азари становятся уважаемыми советниками. Этим другим разумным трудно каждый раз вникать в детали, обращать пристальное внимание на взаимосвязи. Ответ на такое недоумение у Этиты заготовлен давно: 'никто не хотел слушать моих мудрых советов, когда я была на Тессии, поэтому я переехала на Иллиум'.
Много разных отговорок может придумать азари, приближающаяся к своему тысячелетнему юбилею. Очень много. Понятных, малопонятных, непонятных, но — отговорок.
Взгляд расфокусировался, снимок потерял чёткость. Вспомнились отец и мать. Отец Этиты был кроганом, сражавшимся против рахни. Мать — азари, воевала во время восстания кроганов. С кем она воевала — она не любила рассказывать, поскольку служила в разведке. Секретность, ограничение доступа посторонних к информации. Маленькая Этита всегда понимала очень остро, что обоим родителям многое пришлось повидать. Ей рано пришлось понять, что она — нечистокровная азари и это далеко не всегда будет оценено окружающими разумными органиками только положительно. В наследство от отца Этите достался чешуйчатый узор на щеках — точный признак примеси другой расы. Нечистокровная азари. Когда-то это служило надёжной 'охранной грамотой' — был в истории азарийской расы период, когда нечистокровность ценилась выше, намного выше.
Она сейчас, как и прежде, спокойно относится к тому, что очень многие разумные воспринимают азари, прежде всего, как сексуальных партнёров и не видит в этом ничего непонятного или опасного. В конце концов, эволюция, природа — достаточно мощные силы, чтобы повелевать жизнями и судьбами миллиардов разумных существ и раз за разом навязывать этим разумным свои правила и свои приоритеты.
Инстинкт продолжения рода — основной инстинкт для любого разумного органика. Может быть, действительно эволюция и природа заинтересованы, прежде всего, в том, чтобы раз за разом получать новые и новые комбинации генов? Очень даже может быть. Потому для азари секс с инорасовыми партнёрами никогда не являлся сколько-нибудь заметной моральной и нравственной проблемой. Даже сейчас, когда ей самой уже за девятьсот лет, она ещё может составить должную конкуренцию многим молодым девам и матронам. В баре, конечно, придётся тоже заниматься сексом с клиентами и уже сейчас она знает, что так и будет. Она не будет отказывать большинству выгодных клиентов, ей будет дано полное право выбирать себе партнёров. Бар — не бордель, поэтому... выбирать придётся. А выбирать она умеет. И отказывать тоже умеет. Секс она вполне может заменить танцем с клиентом или разговором с ним? Чем плоха такая замена? Да ничем. Главное — уловить соответствие.
В баре с клиентами придётся разговаривать: бармена многие посетители склонны воспринимать и как слушателя — внимательного и уважительного. Этита знает, что для неё это — возможность найти интересных собеседников и повлиять на их мышление и восприятие. Всё же далеко не каждый раз органик может встретить в баре матриарха, которая расположена к непринуждённой беседе. Самый распространённый вопрос, который любят задавать разумные, не принадлежащие к расе азари, конечно же 'каково быть матриархом?'. Раньше она могла бы позволить себе часами рассказывать о том, как действительно она воспринимает себя в этом статусе, а сейчас... Сейчас она просто ответит: так же, как быть кем-то другим. Клиенты — неодинаковы и далеко не с каждым ей следует быть откровенным. В бар ходят расслабиться, а не вести философские беседы о смысле и содержании жизни — своей или чужой — всё равно. Потому Этита уже сейчас решила, что будет ссылаться на опыт жизни своих родителей, говорить, что у них быть пожилыми кроганом и азари получалось намного интереснее, чем у неё, их дочери. Женщины любой расы, конечно, более словоохотливы и любопытны, поэтому, конечно же, они будут, прежде всего, интересоваться жизнью матери Этиты, спрашивать о том, как она воевала во время восстания кроганов.
Это восстание... До недавнего времени оно было самым памятным событием в истории рас Галактики. До недавнего времени. Будут интересоваться, будут спрашивать. Только вот отвечать Этите особо нечего — она и сама знала о службе матери мало. По той причине, что мама работала в разведке. Почти и не говорила с дочерью о своей службе. Разведка десанта азари. Вроде бы и элитные части, но... Секретность. Некая избранность. Мало информации, очень мало. Кое-о-чём она дочери, конечно, рассказала, но маленькая Этита со временем поняла — это нельзя рассказывать другим разумным в неизменном виде. А с возрастом ей, взрослеющей пришлось научиться лгать другим разумным. И она будет лгать, потому что бар — не место для слишком уж откровенных разговоров о жизни. Клиенты меняются, а она — бармен, остаётся прежней. И нечего всем и каждому знать подлинную историю — как самой Этиты, так и её семьи. Незачем им это знать! Потому она приукрасит, сделает из правды легенду. В которой — слишком мало правды и много истины. Той истины, какая понятна далеко не сразу. Этита будет говорить клиентам, что её мать, возможно, убила, как и полагается на войне, нескольких разумных, а может быть и подорвала несколько космических станций, что на самом деле является не подвигом, не выдающимся поступком, а самой обычной работой воина. Её мать, как и её отец, были, прежде всего, воинами и потому они хорошо понимали друг друга вне войны. В обычной жизни. Мать Этиты была молодой и подвижной азари, у неё была впереди большая и длинная, содержательная сложная жизнь. Была бы. Если бы не соперничество, вылившееся в гибель. Гибель обоих родителей Этиты.
