— Что вы собираетесь делать?
— Собираюсь отвезти Грина обратно в машину на грани. Затем вернусь сюда и...
Пол почувствовал, что его дыхание участилось. — И что?
Не отвечая, Тафт отвернулся и шагнул в шлюз; мембрана закрылась за обутыми в ботинки ногами Грина.
Пол сидел так в течение долгих минут. Единственным звуком было жужжание приборов в машине. За окнами виднелись силуэты Тафта и Грина на фоне светящейся грани, они были похожи на одно борющееся насекомое.
Пол представил себе возвращение Тафта, эти окровавленные руки в перчатках скафандра, тянущиеся к нему, как они тянулись к Грину...
В передней части машины был джойстик.
Он поднялся с сиденья и стоял, покачиваясь. Он осторожно двинулся по узкому проходу, не глядя ни налево, ни направо.
Он нервно нажал на джойстик. Машина проехала несколько ярдов; Пол отшатнулся, схватившись за подлокотник ближайшего кресла. Он почувствовал, как по его лицу расползается улыбка. Ожидал ли Тафт, что он будет терпеливо сидеть и ждать смерти? Он нажал на джойстик еще раз. Моторы зажужжали, и машина заскользила по краю.
Тафт сбросил неподвижное тело Грина и, барахтаясь, стал подниматься обратно по склону — игрушечная фигурка, жестикулирующая в крошечном расстройстве.
Пол устроился на сиденье и позволил удовлетворению от маленькой победы овладеть им. Позже у него будет достаточно времени, чтобы подумать о будущем... когда машина достигнет Угловой горы, дальше ехать будет некуда.
Машина терпеливо взбиралась по краю со все увеличивающейся крутизной. Яркость поверхности продолжала увеличиваться; наконец нижние стекла машины автоматически затуманились.
Пол мог видеть, как Тафт следует за ним, кукла в серебристом костюме, катающаяся на открытой ремонтной тележке вверх по головокружительным склонам края. Первые несколько часов Пол позволял Тафту говорить с ним. Когда полурациональные аргументы превратились в рыдающие мольбы о понимании, Пол выключил радио.
Угловая гора стала видна как острый угол на фоне звезд. Машина замедлила ход и остановилась, накренившись примерно на тридцать пять градусов.
Пол надел шлем и шагнул в шлюз. Его шаги были легкими, воздушными; Грин сказал ему, что на таком расстоянии от центра масс Глыбы сила тяжести будет на треть ниже, чем в городе. Блеск грани поразил его мягким ударом. Тепло проникало сквозь подошвы его ботинок. Со странным чувством спокойствия он поднимался по склону к вершине, ставя ноги на наклонные поверхности по обе стороны от края.
Наконец он неуверенно встал на самой вершине, обхватив ногами острие, вытянув руки для равновесия. Вертикаль закачалась вокруг него, когда его внутреннее ухо нашло путь к центру массы Рафинадной Глыбы.
Тафт бросил свою машину и карабкался вверх по ослепительному гребню. Пол почувствовал огромное умиротворение, как будто он снова оказался на метафорической ладони антиксили. Он медленно повернулся, огибая вершину ногами. Три квадратных грани шириной с Землю имели общие углы в том месте, где он стоял; он видел, как края исчезают в бесконечности, наблюдал, как лица превращаются в светящиеся линии абстракции.
Рафинадная Глыба. Край. Угловая гора. Он поймал себя на том, что смеется. Безобидные слова, используемые для того, чтобы оградить людей от удивительной правды о мире, имеющем форму куба, о созданном предмете, вращающемся и сверкающем в пространстве.
Тафт стоял перед ним. Свет показал, что он был машиной из шкивов, кабелей и шестеренок; квантовые функции незаметно сверкали вокруг его глаз и пальцев.
Пол улыбнулся. И отпрыгнул назад.
Тафт, спотыкаясь, шагнул вперед, протягивая руку. Затем он исчез, заслоненный краем.
Пол позволил своим конечностям болтаться. Военные корабли-сплайны проплывали перед его глазами, как взволнованные рыбы.
Он приближался к светящейся грани. Что дальше? Ударится ли он, отскочит ли в сторону, продолжит ли прыгать и скользить? Сокрушат ли удары его кости? Проникнет ли тепло поверхности сквозь скафандр и вскипит ли его плоть?
Уверенность в его смерти была нереальной, неосязаемой, ничем не угрожающей.
Итак, почему так должно быть? Должна ли его смерть быть такой же великой тайной, как и его происхождение? Умрет ли он, не зная ответов на оба главных вопроса своего существования — откуда я взялся? и куда я направляюсь?
Или, возможно, эти два ответа были каким-то образом связаны...
Он обнаружил, что надеется на выживание Тафта и Грина.
Грань бросилась на него. Волновые функции колыхались, как трава на ветру.
Сложенные корабли вились вокруг него, как мотыльки.
Было ощущение движения, где-то гудели огромные двигатели; как будто Рафинадная Глыба и ее содержимое были огромным лайнером, плывущим по какому-то безбрежному морю.
Антиксили баюкал его. Он изучал его бесстрастно, огромный и холодный. Пол почувствовал, как его захлестывает знание, и постепенно понимание росло.
Планета-куб была создана в тот момент — в далеком будущем человечества — когда ксили достигли своей полной славы. И были готовы улететь.
(Улететь? Куда? Почему? Ответы были — потрясающими; за пределами его понимания.)
По завершении строительства куб — вместе со своим хранителем, антиксили, и миллионом других — был отправлен в невозможное путешествие, возвращаясь сквозь разворачивающиеся эпохи ко времени рождения самих ксили. Ксили полностью сформировались бы из кубов, расправив крылья своих прекрасных космических кораблей и готовые к осуществлению своих грандиозных проектов. Пол искал человеческие слова, чтобы передать обширные концепции, витающие вокруг него. Вакуумные диаграммы! Кубические миры были античастицами, движущимися назад во времени, чтобы начать свое собственное творение. Вся история ксили представляла собой единую, обширную вакуумную диаграмму, замкнутую и завершенную саму по себе.
Но... что со мной?
Теперь Пол почувствовал чудовищное веселье. Он был заключен в гигантские ладони на неизмеримый период; двигатели времени неуклонно устремлялись в прошлое...
А потом его подняли и отпустили, как пойманную птицу.
Он посмотрел вниз. Он был за пределами Рафинадной Глыбы, падая к ней. Корабли-сплайны сходились. Там был город, все еще живой надеждами Тафта и остальных, распростертый над обломками метеорита. На краю обломков виднелась упавшая фигура, молодой человек в грязном скафандре, лежащий лицом вниз на светящейся поверхности.
Наконец пришло понимание.
У меня нет начала. У меня нет конца. Моя линия жизни зацепилась за обширную экспедицию ксили в прошлое. Я тоже вакуумная диаграмма, замкнутая на себя. Он вспомнил абсурдный припев: — Мы здесь, потому что мы здесь, потому что мы здесь...
Он врезался в голову упавшего человека. Темнота в черепе ударила его, как физический шок, и он почувствовал, как осколки его понимания разлетаются вдребезги, как разбитый сосуд, его воспоминания утекают прочь.
В конце концов, у него осталось только огромное удовольствие. Затем даже оно исчезло.
Пол открыл глаза.
Его тело болело. Он лежал лицом вниз на поверхности, которая светилась белым светом. Трава или тонкие волосы покрывали поверхность.
Что это за место? Как я сюда попал? И...
Как меня зовут?
Его лицо стало скользким от пота, дыхание вырывалось изо рта. Он воспринимал очертания ответов, как фигуры, видимые сквозь туман. Он корчился на блестящей земле.
Ответы уплывали прочь.
Бессмысленный звон пронесся в его голове: — Мы здесь, потому что мы здесь, потому что мы здесь, потому что мы здесь...
Трава исчезла. Он ждал, опустошенный.
Сотня героев, сотня фрагментов — но понимание так и не пришло: какова была цель ксили? Почему они пытались перестроить свою собственную историю?
И в чем было значение Кольца Болдера? — почему ксили пытались сбежать из самой Вселенной?
Столетия опадали, как листья. Рост могущества и влияния человечества рос в геометрической прогрессии. Но легенда о достижениях ксили — манипулировании пространством и временем, о самом Кольце — превратилась в глубоко укоренившуюся мифологию.
В конце концов, только сами ксили были могущественнее человечества...
Люди восстали против тирании Небес.
Было написано еще больше легенд, когда волны человеческих нападений обрушились на великие места ксили. Это было далекое, бесчеловечное время. Я наблюдал, испытывая отвращение, ужас.
ЧАСТЬ 5
ЭПОХА: Война за прекращение войн
Фрагменты. Осколки...
Люди даже добрались до главного радианта ксили.
Здесь был военный корабль с пылающим двигателем, падающий сквозь Кольцо Болдера — в новую Вселенную.
Корабль взорвался и превратился в компактную светящуюся туманность. Члены экипажа спешили по коридорам своего падающего корабля; дым заполнил проходы, а зловещее пламя опалило воздух. Корпус был пробит; сырой воздух туманности проникал в каюты, и сквозь щели в серебристых стенах команда видела летающие деревья и огромных облачных китов, совершенно не похожих ни на что из того, что им приходилось видеть...
Постепенно они пришли к пониманию. Гравитация была ключом к абсурдному месту, в котором они оказались. Гравитация здесь была в миллиард раз сильнее, чем во Вселенной, из которой они пришли. Здесь их родная планета имела бы поверхностную гравитацию в миллиард g — если бы не взорвалась в одно мгновение.
Экипаж адаптировался и выжил. Постепенно люди распространились по туманности...
БЕЗБИЛЕТНИК
104 858 год н. э.
Это был конец рабочей смены Риса. Он устало протиснулся через дверь литейного цеха. Прохладный воздух высушил пот у него на лбу.
Он подтягивался по канатам и крышам к своей хижине, с некоторым интересом осматривая свои кисти. Когда один из пожилых рабочих уронил ковш с чугуном, Рис едва увернулся от града расплавленного металла; крошечные капельки попали в его плоть, выжигая маленькие кратеры, которые...
Огромная тень скользнула по Поясу. Воздух обдал его спину. Он посмотрел вверх, и удивление поселилось у основания его черепа.
Дерево представляло собой колесо из древесины и листвы диаметром в пятьдесят ярдов, великолепное на фоне багрового неба. Его дюжина радиальных ветвей и покрывало из листьев поворачивались со спокойной властностью; ствол был похож на могучий деревянный череп, который пристально вглядывался в океан багрового воздуха.
Замедляя вращение, дерево неохотно опустилось в гравитационный колодец ядра звезды.
Паллис, древесный пилот, висел под узловатым стволом дерева, уцепившись руками и ногами. Звездное ядро и его бурлящая шахта Пояса были у него за спиной. Сам Пояс представлял собой круг шириной в восемьсот ярдов, цепочку полуразрушенных жилищ и рабочих мест, соединенных канатами и трубами. В центре Пояса находилась сама шахта к остывшему ядру звезды диаметром в сотню ярдов; подъемные тросы свисали с Пояса к поверхности ядра звезды, царапая ржавый мениск со скоростью несколько футов в секунду. Тут и там к стенам и крышам Пояса были прикреплены массивные жерла реактивных двигателей из белого металла; каждые несколько минут из одного из этих жерл вырывалось облачко пара, и двигатель чуть быстрее тянул за собой Пояс, компенсируя замедляющий эффект трения воздуха...
Это было захватывающее зрелище, но Паллиса оно мало интересовало.
Критическим взглядом он всмотрелся сквозь листву в дым, который неровно висел над верхними ветвями. Слой дыма был недостаточно толстым: он ясно видел, как сквозь него пробивается звездный свет, омывающий круглые листья дерева. Он провел руками по ближайшей ветке, почувствовал неуверенное подрагивание тонкой древесной пластинки. Даже здесь, у корней ветвей, он чувствовал неспокойную неуверенность дерева.
На дерево воздействовали два императива. Оно стремилось покинуть смертоносный гравитационный колодец звезды — но оно также стремилось избежать тени дымового облака, которое гнало его обратно в колодец. Умелый древесный пилот должен хорошо сбалансировать эти два императива; дерево должно находиться в неустойчивом равновесии на требуемом расстоянии.
Теперь вращающиеся ветви дерева взметнулись в воздух, и оно рванулось вверх на добрый ярд. Паллис чуть было не сорвался с места. Туча скиттеров вылетела из листвы; крошечные существа в форме колесиков жужжали вокруг его лица и рук, пытаясь вернуть безопасность своего родителя.
Черт бы побрал этого мальчишку...
Он протиснулся сквозь листву к верхушке дерева. Рваная пелена дыма и пара висела в нескольких ярдах над его головой, слабо прикрепленная к ветвям нитями дыма. Вскоре он обнаружил, что сырые дрова прогорели по меньшей мере в половине чаш для костров, прикрепленных к веткам. И Говера, его так называемого ученика, нигде не было видно.
— Говер! Клянусь самими Костями, что, по-твоему, ты делаешь?
Над одной из чаш у края дерева появилось худое лицо. Говер выбрался из гнезда из листьев и побежал по платформе из листвы, рюкзак подпрыгивал на его узкой спине. Он прижал тыльную сторону ладони к носу, придавая ноздрям неправильную форму; ладонь стала блестящей. — Я закончил, — пробормотал он.
Паллис ткнул пальцем в рюкзак Говера. — Ты несешь только половину нужного запаса дров. Костры гаснут. И посмотри на состояние дымовой завесы. Дыр больше, чем в твоем чертовом жилете. Из-за тебя мое дерево не знает, приходит оно или уходит. Разве ты не чувствуешь, как оно дрожит? А теперь пошевеливайся.
Стремительным движением Говер подтянулся к ближайшей чаше и начал доставать дрова из своего рюкзака. Вскоре к поредевшему облаку поднялись новые клубы дыма, и дрожь дерева утихла.
С нарастающим раздражением Паллис наблюдал за неловкими движениями мальчика. О, в прошлом у него была своя доля плохих учеников, но в старые времена большинство из них, по крайней мере, были готовы учиться. Пытаться. И постепенно, по мере того, как проходили тяжелые смены, эти молодые люди выросли в ответственных мужчин и женщин, их умы закалялись вместе с телами.
Но не эти люди. Не новое поколение.
Это был его третий полет с мальчиком Говером. И парень был все таким же угрюмым и упрямым, как и тогда, когда его впервые назначили на деревья; когда они вернутся на плот, Паллис будет более чем рад вернуть его науке.
Его беспокойный взгляд блуждал по красному небу.
Воздух Туманности, как всегда, был окрашен в кроваво-красный цвет. Краем сознания он пытался измерить эту красноту — была ли она глубже, чем в прошлую смену? — в то время как его глаза обводили объекты, разбросанные по Туманности над ним и под ним. Облака были похожи на пригоршни сероватой ткани, разбросанные по воздуху на многие мили. Звезды падали среди облаков и сквозь них медленным, бесконечным дождем, который проникал в самую сердцевину. Это было так, как если бы он висел в огромном облаке света; звездные сферы с расстоянием превращались в точки света, так что само небо представляло собой занавес, светящийся красно-желтым. Падающие звезды казались множеством крошечных точек, исчезающих вдалеке; глубины Туманности, далеко внизу, были погружены в темно-малиновый цвет.
