Впрочем, Николай Евгеньевич вообще очень переменился. Нелюдимый старик вдруг начал мелькать на самых разных мероприятиях. Создавалось впечатление, что человек то ли восстанавливает старые связи, то ли ищет контакты. Делал он это систематически и целеустремлённо. Он даже приехал на очередной юбилей покойного академика Окада, чего раньше никогда не делал. Там он произнёс прочувствованную речь. Во всяком случае, в памяти Левина она была маркирована как прочувствованная — что он конкретно говорил, Борис то ли не запомнил, то ли не стал нагружать меня. А вот тот факт, что на той встрече присутствовал замдиректора ИАИ, он отметил.
Через полгода после юбилея Антон Константинович Малышев получил приглашение на закрытый семинар в ИАИ, посвящённый проблеме перехода от Средневековья к Возрождению. А ещё через год вступил в Группу Наблюдателей.
День 80
Кажется, у меня с головой что-то не то. Не фатально, но всё-таки.
Короче. Сегодня я проснулся, посмотрел в иллюминатор на звезду класса G, потом полюбовался на планету типа Юпитера, попил кофе из автомата и собирался было съесть шоколадку, как вдруг вспомнил, что кофе кончился чуть не месяц назад, кофейный автомат я раскурочил, а шоколад я уже забыл, когда видел.
Вспомнил всё это — и проснулся. Почему-то было темно, только звезда в иллюминаторе светила. Направился было в хозблок умыться — и сообразил, что никакой звезды я видеть не могу, потому что иллюминатор заклеен. А если бы и видел — она бы не висела неподвижно, а выделывала бы антраша, потому что станция кувыркается.
И только после этого, наконец, я по-настоящему очухался. Хотя сначала сомневался. Но вроде никаких неожиданностей больше не было. Кроме одной: привкуса кофе во рту. Слабенький такой привкус, но неотвязный. Понятно, что это от нервов, а всё-таки как-то беспокоит. Я даже рот полоскал. Не помогло, конечно. Потом само как-то прошло.
Н-да. Нехорошо всё это. Тревожно. Хотя чего я ждал? Я тут сижу взаперти восемьдесят дней. За восемьдесят дней взаперти рехнуться можно. Даже если во дворце сидеть и ни в чём себе не отказывать. А у меня тут биологическая смесь и вода из очистки. Так что я ещё нормально держусь. Но всё-таки неприятно.
Надо отвлечься чем-нибудь. Ну ладно, не чем-нибудь. Писаниной. Нету других занятий у меня, нету.
Так вот про Антона.
Что думало руководство Института, нам точно неизвестно. А что нам известно точно — как это всё видел сам Антон. Левин это узнал от Сноубриджа, который с ним работал. В том числе и с его воспоминаниями.
Так вот. Антон был, в сущности говоря, неплохим парнем. И родителей любил, даром что они на него не обращали особого внимания. Честно пытался заработать одобрение мамы и папы. Видел, что не справляется. Плюс всякие другие внутренние проблемы, которые он изо всех сил загонял в подсознание. В общем, в какой-то момент он махнул на себя рукой. И стал жить по остаточному принципу.
В наше время все эти негативные тенденции отследили бы на ранней стадии. И скорректировали бы. Но это сейчас. А тогда с этим было сложнее, скажем так. Чего-то не знали, чего-то не умели, к чему-то не так относились. Углубляться не буду. Лучше про историю.
Исторической наукой Малышев интересовался не больше, чем математикой. Ну плохо у него было с науками, никак они в него не лезли. Его влекло конкретно Средневековье — как антураж, что ли. Интерес был скорее эскапистским: парень в какой-то момент решил, что именно в эту эпоху такие, как он, были нужны и востребованы. Поскольку нужность и востребованность у него была больной темой, тут его слегка переклинило. Не то чтобы до сноса крыши. То есть не до такой степени, чтобы тратить время, разъезжая по старинным замкам. Или учиться вручную ковать мечи. Но эпоха его влекла, это уж точно.
Да, кстати. Кроме Средних Веков, была у него ещё одна страстишка, совсем смешная — беллетристика. Графоманом он, опять же, не был, но время от времени пытался что-то писать. В основном всё про то же самое Средневековье. Правда, таланта к этому делу у него было примерно как у меня. А то и меньше. Чтобы это как-то компенсировать, он пользовался программами, а это блокировало ему выход на литконкурсы. Одно сочинение он, правда, попытался сделать чисто руками — романчик про путешественника во времени, которого случайно занесло в европейский XIV век. Первую часть своего опуса он даже выставил на какой-то фанатский конкурс, но её отфильтровал компьютер — из-за того, что в БВИ нашлось около восьми тысяч произведений с полностью аналогичным сюжетом... Больше он за это дело не брался.
По поводу спорта. Это единственное, что у Антона получалось. Тело было, что называется, талантливое. Если бы он пошёл по этой части, то, может, чего и добился бы. Но вот беда: дрыгоножество и рукомашество его не заводило. Да, в зал он ходил — подкачаться, отточить движения, потом полюбоваться собой в зеркале. Но всерьёз заниматься тренировками и идти на рекорды — нет, это его не привлекало.
В Норильском универе Малышеву было сначала скучно, потом тоскливо, а на пятом курсе, он уже волком выл. Дочка профессорская его тоже не радовала. Спутался он с ней, чтобы себе доказать, что он мужчина. Ничем хорошим такие доказательства, понятное дело, не заканчиваются. И девушку сделал несчастной, и себя. В общем, у парня был тяжёлый кризис.
Вот тут-то к нему и заявился отчим. Которого Антон не видел годами, но очень уважал. Хотя бы потому, что мама — с которой он общался больше — хорошо потрудилась над созданием героического образа Званцева. Благо, вечно отсутствующий кумир этому практически не мешал.
На сей раз отчим удостоил пасынка долгим, продолжительным общением, закончившимся серьёзным разговором о жизни и призвании. По ходу которого довёл пасынка до слёз. И прочувствованной речи о собственной никчёмности, которую пасынок закончил словами — "мне надо было родиться в пятнадцатом веке, а сейчас я никому не нужен".
И тогда отчим рассказал ему про гуманоидные цивилизации и планету Аврора, на которой царит что-то вроде земного пятнадцатого века. А также про Институт и Группу Наблюдателей.
Рассказывал он об этом минут десять. За эти десять минут жизнь Антона Малышева приобрела цель и смысл.
День 81
Всё-таки поспал. И опять какие-то странные сны. Например, снилось, что я сижу в какой-то беседке и курю сигару из мороженого. Дым от неё был прохладный и сладкий, ну вот буквально со вкусом мороженого... даже не знаю, как описать. Потом снился кофе — не из автомата, а крепкий, горький. С корицей и апельсиновой корочкой. Проснулся — пахнет кофе. Прямо вот чувствую — пахнет. Кофе. Кажется, даже с корицей. Встал, посмотрел: может, что случилось, протечка какая-то или ещё что. Нет, вроде всё нормально.
Потом снова заснул, тоже снилось всякое разное. Даже в молодости не припомню, чтобы во сне что-то такое было — а тут вдруг сейчас. Как-то даже стыдновато.
Зато когда проснулся — всё как обычно. Вроде бы. Скажем так — хотелось бы надеяться.
Снова начал переслушивать Баха. Опять к нему изменил отношение. Да, музыка великая, но есть в ней что-то такое, нечеловеческое, что ли. Не холодное, как у Генделя, а в другом каком-то смысле. Не знаю, как объяснить. И надо ли.
Лучше вернёмся к Антону.
Итак, он узнал про Арканар. То есть про живое, реальное Средневековье. Где люди воюют, дерутся на дуэлях, интригуют, предают, подкупают, строят козни соперникам и вообще ни в чём себе не отказывают. И в этой жизни — тяжёлой, опасной, но захватывающе интересной — можно принять непосредственное участие. Не абы зачем, а ради высокой цели: помочь отстающей цивилизации выйти из глухой тьмы и запустить прогресс. Что делает морально оправданным очень многое.
Правда, чтобы попасть в этот дивный мир, нужно учиться. Но учиться придётся вещам приятным и интересным, а главное — именно тем, которые ему, Антону, даются относительно легко. Во всяком случае, никакой зубодробительной математикой заниматься не придётся, анализом исторических тенденций тоже. К тому же добрый — точнее, внезапно подобревший, но Антон тогда об этом не задумывался — отчим обещал помочь. И советом, и знакомством, и протекцией. В общем, в его жизни появилась перспектива, и теперь всё зависит только от него самого.
Сказать, что Антон был воодушевлён — значит ничего не сказать. Он едва поверил свалившемуся на него счастью. А когда поверил, рванул с места галопом.
Институт он, естественно, бросил. Хотя Званцев советовал ему хотя бы получить диплом. Пасынок честно признался, что учёбу ненавидит и хочет смыться от профессорской дочки. Николай Евгеньевич сына понял, навёл справки и предложил ему попытать счастья в Новоалтайске. Предупредив, правда, что экзамены там достаточно сложные, и в текущем году он вряд ли поступит. Пасынок заявил, что как-нибудь справится. Следующие четыре месяца он прожил на кофе и спорамине, вбивая в себя знания. И успешно поступил в Институт Средневековой Культуры, обойдя конкурентов по сумме баллов. Несмотря на вполне ожидаемую тройку по математике.
Впрочем, других встреч с этой малоприятной наукой у Антона не случилось. Потому что сразу после поступления его перевели сразу на третий курс — зачли обучение в Норильском универе. Причём без его просьбы, сами. Малышев, разумеется, понял, что без родительской помощи тут не обошлось, но значения этому не придал. Он знал свою цель, а математику, физику и всё такое прочее считал потерей времени.
Зато спорт потерей времени быть перестал. Малышев вовсю занялся дисциплинами, приличествующими средневековому дворянину — фехтованием, кулачным боем, и прочим в том же духе. Единственно, на что он отвлёкся — так это на краткий курс пилотирования космической техникой и получения пилотского свидетельства. Для чего ему даже пришлось сходить в несколько рейсов пилотом-сменщиком. Сходил удачно, к обязанностям отнёсся серьёзно. Так что свидетельство ему выписали без проволочек и с хорошим сопроводительным листом.
Судя по всему, Антон ожидал приглашения в Группу сразу после окончания Института. Этого не случилось, пёс его знает почему. Вместо этого Званцев отправил его в Упсалу и посоветовал больше внимания уделить физическому развитию. Пасынок внял, поехал в Упсалу и там занимался шпажным боем и средневековыми обычаями. На Европейском турнире он взял третье место по эстоку и первое — по рапирному бою с дагой. Результат более чем достойный.
Когда же его, наконец, пригласили на мероприятие в ИАИ, он был на седьмом небе.
День 82
Кофе сегодня пил без всякого удовольствия. Нет, я помню, что никакого кофе нет. Но для того, чтобы пить кофе, необязательно, чтобы он был. Можно выпить кофе, которого нет, просто это не особо приятно. Ни вкуса, ни запаха.
Шучу, шучу. Всё со мной в порядке. Кофе нет, иллюминатор заклеен, все концы сведены с концами, так? Вы уж там не беспокойтесь. Но и за дурака-то меня тоже держать не надо. Думаете, я ничего не понимаю? Да всё я уже давно понял.
Ладно-ладно, не будем портить вашу работу. Вам ведь текст нужен? Пожалуйста, вот ещё кусочек.
В ИАИ Антону понравилось. Прежде всего — атмосфера. Наукой, как её привык воспринимать Малышев, там и не пахло. То есть нет, не так. Учёных там было больше, чем в десяти Норильсках. Но они там были на вторых ролях, то есть на правах интеллектуальной обслуги. В центре всего была Группа Наблюдателей и её штаб. Который, находясь на прямой связи со всеми членами Группы, планировал и контролировал внедрения-продвижения, собирал и анализировал информацию, просчитывал последствия тех или иных действий или отсутствия таковых, и так далее. Причём уже всем было понятно, что готовится нечто значительное, вот только никто не знал, что именно.
Тут мне придётся заткнуть дырку в рассказе собственными соображениями. Потому что ни Антон, ни Сноубридж, ни Левин не понимали административной логики. А вот я её как раз понимаю. Если бы мне дали порыться в тех документах, которые были у Левина, я бы точно всё расковырял. А так придётся ограничиться догадками. Если наговорю глупостей — уж извините. К тому же я, наверное, несколько не в том состоянии, чтобы радовать гениальными прозрениями. Хотя — кто знает... Может быть и наоборот. Может, в таких случаях особая мудрость пробуждается? Что скажете?
В общем, вот какие у меня мысли на этот счёт.
Когда нашли первые гуманоидные цивилизации, то никто не понимал, что с ними делать. В ИАИ, я так думаю, меньше всего. Они тогда занимались именно что альтернативными вариантами развития земной цивилизации, то есть чистой теорией. Не от хорошей жизни, конечно. Просто после Гудбая никаких реальных исторических альтернатив не осталось, а закрывать учреждение было не с руки — люди там были ну очень уважаемые. Но прошло время, и вопрос мог встать остро: лавочку рано или поздно кто-нибудь схарчил бы. Так что гуманоиды были последним шансом Института. И он за него уцепился. Застолбив, так сказать, тему.
При этом в затылок Институту дышали очень серьёзные конторы. Не могли не дышать. Например, КОМКОН-1, в смысле — "Комиссия по контактам с иными цивилизациями". Есть такая контора, к нам отношения не имеющая. Сейчас это просто филиал ДГБ, но в те времена она претендовала на большее. Вряд ли она не попыталась бы наложить на гуманоидов свою лапу. С другой стороны, гуманоидными цивилизациями наверняка заинтересовалась служба безопасности Космофлота, то бишь военная разведка. Эти постоянно суются во все щели, потому что хотят вырасти в "третью силу" рядом с КОМКОНом и ДГБ. Не сомневаюсь, что они и раньше действовали в том же духе. Были несколько контор помельче, сейчас уже расформированных или поглощённых другими, но тогда ещё трепыхавшихся. Плюс общественность. Которая, как только сведения о гуманоидах просочились в её нестройные ряды, подняла по этому поводу страшный кипеш.
Тем не менее, ИАИ со своим проектом Группы Наблюдателей успел раньше всех. И только успев и застолбив за собой поляну, начал чесать потылицу на тему того, а что, собственно, делать-то.
Обычно, когда начинается какое-то новое дело, администраторов, за него отвечающих, волнуют два момента. Первый — как бы чего не вышло, как бы не случилось какого-нибудь безобразия. Второй — нужен какой-то результат. Если дело совсем новое, то оба эти параметра предельно неконкретны. То есть, с одной стороны, не совсем понятно, что считать безобразием. С другой — ещё менее понятно, что считать результатом. И то и другое нащупывается методом проб и ошибок. Причём сначала думают о первом, а потом уже о втором. Ну а как ещё-то? Вот то-то и оно.
Когда ИАИ только начал действовать на Авроре, всех волновало, кабы чего не вышло. Поэтому перед первыми членами Группы Наблюдателей была поставлена следующая задача — собирать любые сведения, при этом постаравшись не дать себя убить и ни в коем случае ни во что не втягиваться. А там видно будет.
Поэтому первый состав Группы был сформирован из людей максимально осторожных и ответственных. Которые приняли требование "только наблюдать" всерьёз. Прибыв на Аврору и легализовавшись, они и принялись за наблюдения. Честно живя местной жизнью, всячески сливаясь с фоном, не отсвечивая и т.п.
