Аластер Рейнольдс "Наизнанку"

Я снова склонился над набором инструментов, доставая еще один резак. — Нам нужно освободить их, и это будет намного быстрее, если мы будем работать вместе. Вы можете помочь, Лионель?

— Я могу попробовать.

— Хорошо. Начните снизу и продвигайтесь к верху, разрывая соединения в нескольких сантиметрах от точек входа. Не режьте слишком близко. После обрезки нити сжимаются, поэтому нам лучше оставлять небольшую слабину, чтобы сохранить целостность скафандров.

Его рука сомкнулась на предложенном мной инструменте. Он повернулся к следующей нише. — Я начну с Дюпена.

— Я... разберусь с ним, — сказал я. — У него более запутанные связи, и Аде нужно будет направлять меня. Начните с Брукера. Я поработаю с Топольским, затем мы сможем заняться Мергатройдом и Мортлоком.

Я не сомневался, что он почувствовал мою скрытность. В равной степени я не сомневался и в том, что Рамос понимал, что для каждой моей рекомендации могут быть веские медицинские причины.

Он ничего не сказал, и мы приступили к работе.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Мы занимались этим не более пяти минут, когда Сооружение начало реагировать. Это было похоже на то, как если бы жизненная энергия вернулась в ветви, заставляя их трепетать и ползти, усиливая их власть над оставшимися пленниками. Рамос и я тоже подвергались риску, потому что поросль высовывала щупальца, которые обвивались вокруг наших ботинок и облизывали их, оценивая, представляем ли мы интерес для более крупного организма. Это ощущение медленного, опасного пробуждения распространялось и на более крупные конструкции в комнате, трубы и сосуды, которые до сих пор были не более чем препятствиями. До нас донеслись вибрации и стонущие звуки, и мое периферийное зрение уловило зловещие намеки на более масштабное движение, сужение проходов и мест для возможного сдавливания, пока недостаточное, чтобы серьезно помешать нашему побегу, но угрожающее сделать это, если позволить ему продолжаться.

— Мы даже не приблизились к тому, чтобы освободить их, — сказал я. — Мы должны работать быстрее.

— Нет, — сказала Ада. — Вы принесете больше вреда, чем пользы. Просто продолжайте работать методично, как хорошие хирурги. Я позабочусь о Сооружении.

— Что ты будешь делать?

— Я подготовилась к этому. Через несколько мгновений произойдет событие, которое вызовет сбой в работе машины. Если я правильно рискну, это отключит ее на время, достаточное для того, чтобы вы могли завершить свою работу, настроить их скафандры на сопровождение ваших собственных и начать отход.

— Мне нравится, что она говорит "рискну", Сайлас. Я всегда преисполняюсь уверенности, когда слышу это слово.

— Согласен, Лионель. Но я также верю в Аду. Что у тебя есть для нас?

— Отвлекающий маневр. Выворачивание Сооружения сделало его чрезвычайно восприимчивым к внешним энергетическим воздействиям. Подумайте о математическом преобразовании Дюпена и о том, что оно дало. Мы видели два типа поверхностного рисунка на объекте.

— Гладкие участки и шипастые, — сказал я.

— Да. Теперь верните выворачивание к исходной точке. Когда эта машина была изготовлена, или запущена, или как бы она ни появилась, она, должно быть, имела форму толстостенного корпуса. Анализ Дюпена допускает две возможности: когда-то шипы были полностью снаружи или полностью внутри. Остановимся на последнем варианте. Гладкая поверхность становится внешней оболочкой летающей в космосе машины для сбора информации, а шипастые части — башни и зубчатые стены из ваших ранних видений — должно быть, являются внутренностями, кибернетической нервной системой. Они бы устилали ковром всю внутреннюю часть, ощетиниваясь ближе к середине.

Я кивнул. — А теперь они наполовину внутри, наполовину снаружи.

— Действительно. И представьте, что бы вы чувствовали, если бы половина вашей нервной системы находилась снаружи вашего тела.

— Немного чувствительным.

— Каким бы ни было расположение Сооружения — снаружи или наизнанку, — оно будет казаться неправильным, очень неправильным. И будет очень восприимчивым к внешним раздражителям.

— Я так понимаю, у тебя что-то на уме.

— Да. — Я заметил, что Ада изо всех сил старалась не выдать своего недовольства. — Я обнаружила, что небольшие термоядерные взрывы довольно эффективно парализуют машины. Представь, что ты бьешь электрошокером по осьминогу. Очень похоже.

— Тогда жаль, что мы не захватили с собой никаких небольших термоядерных устройств.

— Мы так и сделали, — сказал Рамос, опередив меня. — И "Европа" тоже. Конечно, у обоих кораблей есть основной двигатель. Но также есть служебные дроны и вспомогательные бустеры. Они являются общими для обоих типов миссий. Дроны содержат ячейки термоядерного синтеза, как и бустеры. Можно ли их использовать для ваших целей, Ада?

— Можно, коронель. Я знаю, потому что уже использовала их.

Топольский был свободен от своих пут. Рамос почти закончил с Брукером. Довольный тем, что он может продолжать работу без присмотра, я перешел к Мортлоку, начав тот же медленный, но тщательный процесс обрезки инопланетной поросли.

— Ты генерировала ядерные взрывы? — спросил я.

— Относительно небольшие события, но их достаточно, чтобы продемонстрировать эффективность метода. Я установила контроль над беспилотниками и использовала их для буксировки бустеров на различные пробные позиции вблизи объекта, а затем приводила их в действие дистанционно. У этих мер было две возможные выгоды: я надеялась повлиять на Сооружение и также надеялась, что взрывы могут быть обнаружены с орбиты, что предупредит Ван Вут о том факте, что здесь, внизу, все еще есть выжившие.

— Полагаю, эта часть не сработала, — сказал я.

— Двадцать километров льда — неплохая защита, если только корабль не проходит прямо над местом взрыва. Боюсь, я не смогла спланировать этого. Орбитальному аппарату пришлось много раз менять траекторию полета с тех пор, как мы спустились.

— А первая часть? Ты не боялась, что взорвется вся машина?

— Это вызывало беспокойство, но я знала, что окружающая вода будет действовать как очень эффективный ограничитель мощности, ослабляя амплитуду любых ударных волн. К счастью, электромагнитные импульсы все еще были мне полезны. На самом деле, это было единственное, что имело значение: взрывы были всего лишь досадным побочным эффектом.

— Молния была всегда, — удивился я, наконец-то осознав это.

Теперь я мог ее видеть, она отражалась от оконных стекол плывущего корабля, беззвучная и далекая.

— Мои контрольные мероприятия, — с гордостью сказала она. — Они были достаточно интенсивными, чтобы пробиться сквозь слои отрицания и метафор, которые ты прятал внутри, Сайлас. Ты их видел — просто не позволял себе их понять.

— Лучше поздно, чем никогда.

— Вы сохранили часть этих бустеров и дронов? — спросил Рамос.

— Нет, они все израсходованы.

— Тогда, похоже, у нас возникли трудности.

— Остался только один мощный, коронель. У нас все еще есть "Европа". Так же, как я смогла установить контроль над ее скафандрами и беспилотниками, у меня есть полный доступ к двигательной установке. На самом деле, термоядерный реактор вот-вот выйдет за безопасные пределы... Мальчики?

— Да? — спросили мы.

— Возможно, вы захотите закрыть глаза.

У меня не было глаз, которые можно было бы закрыть, и Ада знала это, но я все равно приготовился к тому, что должно было произойти. Белая вспышка осветила комнату, и едва различимое мгновение спустя раздался грохот, как от небольшого землетрясения, и помещение ощутимо покачнулось. Все Сооружение содрогнулось от взрыва, может быть, даже сдвинулось внутри своего ледяного свода. Возможно, даже лед над нами прогнулся, приподнимаясь и расслабляясь, когда энергия взрыва прошла сквозь него.

Сначала я не понял смысла света, потому что в помещении не было окон, а до того места, где группа "Деметры" вошла внутрь, должно быть, было много десятков или даже сотен метров — огромный лабиринт узких пространств и извилистых переходов. Но, конечно, свет проникал через нервную систему, а вывернутые внутренности действовали как своего рода волоконно-оптический передатчик. Половина нервной системы находилась снаружи, и взрыв Ады подействовал на какую-то значительную ее часть, связанную со всеми остальными частями Сооружения.

Движения, которые я наблюдал раньше, теперь прекратились.

— Ада?

— Это даст нам пятнадцать-двадцать минут, Сайлас, надеюсь, этого хватит, чтобы довести всех до воды и благополучно добраться до "Деметры". Используй эти минуты с пользой.

Рамос кивнул мне, и я кивнул в ответ. Слов больше не было. Нам просто нужно было работать как дьяволы, освобождая остальных. Или, подумал я про себя, по крайней мере, тех, кого имело смысл освобождать.

Брукер, Топольский, Мортлок и Мергатройд вскоре были освобождены от своих привязей. Во время этого процесса ни один из их биометрических показателей не изменился, что указывало на то, что они все еще находились на том же уровне коматозной мозговой активности, как и в момент моего прибытия. Ничто в телеметрии их скафандров не указывало на то, что у них возникнут какие-либо трудности с выполнением внешних команд, когда придет время выдвигаться. Пока Рамос шел впереди, они могли плестись за ним, как цепочка лунатиков.

— Теперь Дюпен, Сайлас, — нетерпеливо сказал Рамос. — Мы можем поработать над ним сообща. Если среди нас и есть кто-то, кто заслуживает освобождения из этого адского места, так это он.

Он приготовился начать процесс резки. Я дотронулся до его запястья и осторожно опустил его руку.

— Простите, — тихо сказал я. — Но он должен остаться.

Его голос дрогнул от волнения. — Вы сказали, что все выжили!

— Это не было ложью. Но с Дюпеном есть проблема. На самом деле, это двойная проблема.

Он все равно решил возобновить работу, и я использовал всю мощь своей тринадцатой модели, чтобы противостоять его усилиям, какими бы благими намерениями они ни диктовались.

— Сайлас! Это на вас не похоже!

— Мы не можем его спасти, — сказал я, вздыхая от собственной безнадежности. — Его скафандр поврежден. Системы жизнеобеспечения были переведены в режим перегрузки — экстренная мера ради выживания. Он не предназначен для такого использования в течение длительного времени, и напряжение вызвало целый каскад сбоев во всем скафандре, включая его двигательные способности. Он не может двигаться, а если бы и мог, то не смог бы сохранить ему жизнь.

Рамос зарычал. — Сейчас он жив!

— Едва-едва. Его мозг также очень серьезно поврежден. В скафандре осталось немного функциональности, чтобы обеспечить минимальную жизнеобеспечивающую функцию всего на несколько часов.

— Тогда мы заберем скафандр, а не попросим его передвигаться самому. Мы можем нести его вдвоем!

— Это не имеет значения, Лионель. Дюпену уже ничем нельзя помочь ни на борту "Деметры", ни где-либо еще, если уж на то пошло.

— Сооружение сделало это с ним?

— Нет, Лионель. Это сделали мы.

Он уставился на меня, и его запавшие глаза наполнились смятением и яростью, которых я не замечал в нем до этого момента. — Мы, Сайлас?

— Не вы, друг.

— Вам лучше объяснить. Не знаю, сможете ли, но, думаю, вам лучше попытаться.

— Мы должны уйти. Последствия этого удара не будут длиться вечно.

— Мы не уйдем без мальчика.

Я сильнее схватил его за руку, заставив выронить инструменты. Неважно, теперь они нам были не нужны. — Раймон Дюпен должен был умереть, чтобы вы все остались живы. Все очень просто. Я заблудился в этом Сооружении. Я смог найти вас, только когда Дюпен рассчитал геометрию этого места. Ему пришлось решить проблему с выворачиванием, чтобы кто-нибудь из вас смог выбраться. Он сделал это блестяще. Но за это пришлось заплатить. Работу его мозга приходилось улучшать дистанционно, и каждый раз, когда мы это делали, это отнимало у него немного больше сил.

— Нет, — сказал Рамос. — Вы не могли просить его об этом.

— Мы должны были, — сказала Ада. — Вас там не было, Лионель, а мы были. Это была наша дилемма, наше решение. Другого выхода не было. Если бы Дюпен не согласился на это, вы бы все еще умирали здесь.

— Лучше умереть, чем относиться к другому человеку как к чему-то, что можно сжечь и выбросить!

— Лионель, — сказал я. — Мы должны двигаться. Добровольно или как-то иначе.

В его ответе прозвучала угроза. — И как иначе, Сайлас?

— Я могу заставить вас. Если другие скафандры можно повести за вашим, то и ваш можно повести за тринадцатым.

— Вы не станете делать из меня марионетку, Сайлас. Вы выше этого. — Он посмотрел на меня, медленно покачав головой за стеклом. — По крайней мере, я так думал. Теперь вижу, что ошибался. И вижу холодность, которая всегда была в нем, но которую принимал за теплоту. Вы просто еще одна машина, несмотря ни на что. Вы так же плохи, как и она!

— Теперь его скафандр привязан к вашему, как у остальных, — сказала Ада. — У нас нет на это времени. Ни у кого из них нет на это времени.

— Лионель, — сказал я, начиная двигаться по пути, который должен был вывести нас всех из камеры. — Вы возненавидите меня за это, и я это понимаю. Но если я хочу спасти хотя бы одну человеческую жизнь, Дюпен должен остаться здесь.

— Жизнь — это не математический расчет, бессердечный вы человек. ... алгоритм.

— Жизнь, возможно, и не такая, — сказал я, преодолевая его враждебность. — Но в медицине мы тратим наши силы на то, чтобы помочь тем, кому можем, а не тем, кому не можем.

— Вы убили его.

— Дюпен решил спасти вас всех. Он согласился. Ненавидьте меня, во что бы то ни стало. Но если вы хотите почтить память этого мальчика, вы сделаете это, спасая свою шкуру.

Тогда Ада оказала мне услугу: она отключила голосовую связь с коронелем Рамосом. Он последовал за мной в безропотном молчании, а за ним последовали другие лунатики, которых я намеревался вернуть к безопасности и жизни.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

На первом этапе нашего исхода были две важные части: найти выход из Сооружения и вернуться к "Деметре" по черным водам. Я ничего не мог сделать, чтобы повысить наши шансы в обоих отношениях, кроме как двигаться с максимальной поспешностью. Я предпринял все необходимые меры предосторожности, освобождая скафандры из их заточения, и ни один из телеметрических сигналов не указывал на серьезные системные сбои или нарушения целостности. Скафандры были в удивительно хорошем состоянии, учитывая все обстоятельства. Инопланетная машина не разобрала их, и их функционирование было либо достаточно прозрачным, либо не относящимся к делу, чтобы она больше не проявляла к ним интереса. Ее внимание привлекали теплые, мягкие, мясистые предметы внутри них; наши корабли и скафандры интересовали только в плане материалов и немногого другого.

Мы добрались до воды, тарельчатый шлюз сработал идеально. Скафандры распознали переход в жидкую среду и соответствующим образом скорректировали свой тепловой баланс, регулирование плавучести и двигательные функции. Мы поплыли обратно под ледяным сводом, двигаясь с громоздкой, неторопливой грацией белух. "Деметра" все еще была там: беспокоиться об этом не было нужды. Если бы она была сильно повреждена или уничтожена в результате взрыва, в ее компьютерных системах не осталось бы "меня", которого можно было бы использовать.