Наконец, выкрикнув — Как в жопе заноза, как в поле сорняк нужна премьер-лиге команда "Спартак" — Штирлиц шагнул вперёд, красно-белые, скандируя "Синебело — ГОЛУБЫЕ!", рванули навстречу, и всё смешалось в доме Обломских, я лишь успевал уворачиваться от ударов и таранов разной упитанности телами, стараясь не споткнуться о тут же повергнутого на плиточный тротуар Колюсика. Впрочем, не удивлюсь, если он сам упал, наткнувшись на кого-то из своих. Сначала не бил, но, пропустив в сутолоке непонятно чей удар коленом по бедру, определённо метивший в дорогую мне как память промежность, и почувствовав, как что-то — не мобила ли? — явственно хрустнуло в набедренном кармане камуфлы, обиделся и тоже принялся душевно прописывать сугубо педагогические свинги по мельтешащим вокруг пьяным харям, совсем ещё юным большей частью с виду, красно-белым по атрибутике, и не только. Побоище только начинало разгораться по полной, как вдруг зашипело, зашкворчало, и над головами дерущихся очень низко, почти впритык пролетело, в бледно-фиолетовом искрении, что-то наподобие метеора, затем сразу и второй, красноватого оттенка, на третьем кто-то истошно завопил — "Катюша, Катюша! Валим! Полундра!", и всё стадо на удивление дружно рвануло к темноте прохода под эстакаду, где всех отчего-то уже ждал построившийся по-боевому ОМОН. Подхватив Колюсика — своих не бросаем, какие бы ни были — рванул по выложенной плиткой дорожке, что шла от площадки эпицентра драки наискосок к основной трассе, в противоположную сторону, успев полюбоваться, как последняя ракета, уклонившись влево, рассыпала оранжевые искры по сине-белой вывеске "СПОРТDЕПО". Как оказалось, ОМОН ждал и там, а убежать от него с неподъёмно тяжёлым Колюсиком, постылым бременем повисшим на шее, представлялось совершенно невозможным, и я, будучи слегка простимулированным демократизаторами по разным частям безропотно страдающего тела, смиренно покорился непреодолимым обстоятельствам форс-мажора. Подумалось, вот если бы с Катрин — тогда б я и от самого Карла Льюиса ушёл. Тут же метнул взгляд туда, где оставил изменщицу коварную — там никого не было уже. Только чуть в стороне отъезжала светлая Тойота-Камри с, как мне показалось, закрывающейся передней пассажирской дверкой. Зря полез. В драку эту дурацкую, то есть. Впрочем, нет ничего глупее и бесполезнее нежели сожалеть о том, что уже содеяно не то произошло.
Загрузили нас, окольцевав, для верности, по двое наручниками — меня с Колюсиком, что нисколько не обрадовало — в один из тех самых тонированных автобусов, что изначально стояли в проулке, откуда спартачи приканали. Как понял, нам крупно не повезло — два автобуса с ОМОНом ехали со стадиона к месту постоянной дислокации и для чего-то остановились по пути. Как началась драка, с одного вызверились теснить, а другой, чуток мотанувшись до трассы и вправо, замкнул своей дружиной кольцо. Рядом запалённо пыхтел ранний тин с мутным взглядом, в серой капющонистой толстовке с изображением красной бородатой головы в шлеме и надписью Win or Die спереди, спросил его — так, сугубо из праздного любопытства — Кто хоть выиграл-то?
— А хрен его знает, — мощным перегарищем отозвался спартач, с трудом сфокусировав глаза в кучку, — какая к херам разница, тля.
Ехали недолго, но затейливо. Судя по множеству поворотов, которые слегка запутали ориентацию даже мне, отделение располагалось совсем недалеко от побоища. Нас выгрузили из автобусов, обшмонали, заполнили какие-то бумажки и мы расписались в них, не успев толком сообразить в чём дело. Впрочем, наша задумчивость как бы и не подразумевалась, ну совершенно, а демократизаторы продолжали неустанно оказывать свои отрезвляющие и умиротворяющие воздействия. После процедур нас быстренько распихали по оказавшимся почти пустыми обезъянникам, двум для мальчиков и одному для девочек.
Второй раз за день в околоток загреметь — эт малёха чересчур получилось, на мой вкус. Беспокоило также отсутствие Катрин, и отнюдь не радовало наличие Колюсика. Его, впрочем, извлекли первым, меня же — совсем вскоре после. Как зашёл подконвойно в лягавскую — небольшую прокуренную комнатёнку с окном, сейфами и четвернёю канцелярских столов цугом, за тремя из которых на тот момент пытливо добывалась истина, четвёртый же ждал только меня — действо развернулось уже полным ходом, и на левой щеке Колюсика, строго симметрично уже имеющемуся, стремительно наливался фиолетовым свежий синяк, тот же пьяно вопил что-то насчёт дяди, который прокурором в Питере и быстро сделает капитана сержантом или даже рядовым, и это как минимум, но возможно и сгноение там куда неведомый Макар неизвестно почему телят не гонял, на что сидевший против него старлей немного устало, но, на мой взгляд, вполне резонно возражал, что здесь таки пользуемая натуралом Москва, а не склонный к пассивному гомосекусализму Пидер, и на хрен никому здесь не нужного нехорошего такого дядю того можно хоть в заднепроходное, оно же анальное отверстие засунуть, вкупе с основательно проэксплуатированной с избыточно широким использованием методик Кама-Сутры тётей и прочими изумительно одарёнными как в оральном, так и в анальном сексе с разнообразнейшими видами млекопитающих, птиц и даже рыб обоих полов племянниками вместе с племнницами, включая внучатых и прочих, а позвонить домой к херам он ему тоже хрена в разработанную ротовую полость даст, равно как и весьма альтернативно ориентированному в половой сфере адвокату, поскольку предмету мужской интимной гигиены, с сугубо половой точки зрения активно, но нетрадиционно уклоняющемуся от исполнения перанально священного воинского долга перед нашей сексуально привлекательной Родиной мать её такого права не положено, а вот является ли Колюсик отменно преуспевшим в пассивном скотоложестве уклонистом на самом анально оприходованном деле или нет — это уж как превесьма изобретательный в области половых и прочих сношений военком решит.
Под этот гнилой базар выделенный мне судьбою пожилой старшина выкладывал на протокол об изъятии у меня личных вещей паспорт, военный билет, бумажник, мобильник и ключи с брелком-мультитулом. Тут же рядышком и рюкзачок мой валялся.
— Всё на месте? — явно для проформы спросил ментозавр.
— Вроде всё.
— На, распишись.
Взяв уже ручку, я, однако же, обнаглел полюбопытствовать в бумажник, ожидаемо обнаружив там полное отсутствие бумажных денег, лишь горстка мелочи бренчала в отделении для монет.
— А где деньги?
— Какие деньги?
— Ну как же... Там больше двадцати пяти тыщ было!
— Точно было? А вон, смотри, в протоколе у нас написано — бумажник с сорока семью рублями тридцатью копейками. Видишь?
— Ну вижу...
— Или что, папа у тебя, навроде как у грёбаного приятеля твоего, какой-нибудь в жопу трахнутый президент не то педофилическими изращениями озабоченный олигарх, не иначе? А за клевету на органы — как насчёт посидеть?
Говорил он всё это спокойно и вроде как даже вежливо, без малейшей угрозы в голосе, но спорить с ним отчего-то не хотелось ну совершенно, а инстинкт самосохранения буквально визжал, аж уши закладывало — вали отсюда, мудак, покуда цел и — что совершенно замечательно и вдрызг расчудесно — ещё и здоров! Да к тому же и ни по какому до оскомины кислому делу не проходишь. Пока. Да... Столь безапелляционно выраженная интуиция подводит исчезающе редко...
Однако спросил — А что с ним-то будет — мотнув головой в сторону Колюсика.
— С кем, с этим? — безразлично отозвался старшина, — в армию загребут, скорее всего. Не похож он на негодника. Типичный уклонист, мать его нехорошую женщину в рот, оба уха и прочие места, как подходщие, так и подходящие не очень. Впрочем, и в совсем не подходящие — тоже..
В общем, подписал я всё по-быстренькому, да и выпростался пробкой из зловонного вертепа того на совсем немногим менее вонючий московский воздух, без особого успеха пытающийся притвориться свежим. Прошёл от синей трёхэтажки утилитарного облика к КПП и — вот она, свобода! Катрин возле отделения не было. Достал мобильник — не работает. Сонька эриксонутая... Впрочем, будь хоть Nokia самая что ни на есть бетонобойная, а от такого удара что угодно накроется. Сразу понял, полная хана гаджету. Вскрыл под фонарём у входа — действительно, плата крякнулась. Симка, однако, цела, можно бы и новый прикупить — да где ж деньги-то? Тут не знаешь, как до дома добраться. Москва, как понял, город жёсткий, не Валдай и не Питер даже. К чужим, разумеется. Москвичи же не показались особо крутыми ребятами. Фрики отстойные, в основной массе футбольных фанатов, разумеется, поскольку прочих повидать не удалось, не говоря уже о пообщаться. Менты же — ваще отстой.
Впереди оказалась белая церкувушка с тёмным, без позолоты куполом, слева же шумела множеством машин трасса, похоже, то самое третье кольцо, из под которого мы совсем недавно ещё так удачно вынырнули насчёт повеселиться. И действительно, спустившись вниз, оказался на той самой площадке, где дрались, о чём напоминали лишь какие-то подозрительного вида пятна на безмерно обожаемой московским мэром брусчатке, разбитые бутылки, пара шарфиков с кепочками, подранных и не очень, прочий мелкий мусор... Катрин не было и здесь, впрочем, и не надеялся. Свою зенитистую бейсболку искать не стал — ну её на хрен.
Как вспомнилось, до Сокольников мы ехали не долго, да потом ещё и прошлись прилично, причём именно что в сторону трёх вокзалов. И действительно, не пройдя и полукилометра, оказался у симпатичного такого павильончика совершенно футуристического облика со складывающейся из крупных прописных букв светящейся надписью МЕТРО поверху. Красносельская, понимаю так. Денег, впрочем, даже на метро не хватало. Одна поездка шестьдесят рябчиков. Оборзел вконец Собянин этот ихний, козляра непотребная. Впрочем, как тут же выяснилось, Площать Трёх Вокзалов вдалеке различалась преотличнейше невооружённым даже взглядом. Двинул туда. Улица прилично упорядочилась, дома стали постройней, поухоженней и покруче. Метрах в трёхстах как шарахнуло справа красно-белым SPARTAK STORE, со знакомым уже отморозком в шлеме и Win or Die на уровне чуть выше моего плеча. Сдавленно матюкнувшись — что вообще-то мне не свойственно — от греха сбросил в ближайшую урну зенитовский шарфик, пусть даже и подаренный Катрин. На сегодня проблем и без клубных разборок более чем вполне уже, так ведь надо ещё и как-то до дому добираться.
Вспомнив, как смотрел по и-нету про зацеперов, решил попытать счастья — а что мне ещё оставалось? Не устраиваться ж здесь на работу... В Питер вот так, запросто — и то соваться крайне чревато, а уж Москва-то — сожрёт, и не заметит даже, как.
А площадь эта самая, ну, Трёх Вокзалов, ничего себе оказалась с виду. Особенно ночью, вся в огнях, шпили, высотки, подсветочка... Впрочем, не до красот. Всю дорогу искал кусты или ещё что в этом роде, на предмет отлить — как назло, ничего подходящего не попалось, и народу по этим улицам отчего-то болталось до хрена даже и по вечернему уже времени. Зашёл на вокзал, а там — в рамку, что явственно пипискнула на меня, ну ещё бы, одна колюсикова недокираса чего стоит, плюс мобила раздолбанная — только что её с симкой для полного счастья утратить не хватало — ключи, мультитул, мелочь и так далее, на что, впрочем, никто и никак не прореагировал.
Зачем их вообще понаставили, ума не приложу. Разве что манюшки попилить чтоб, не иначе. Впрочем, не моё дело, своих проблем хватает, собственнодурьно обретённых. В туалет пришлось идти вокзальный, не то чтобы очень уж подпирало, но в свете предстоящего полный мочевой пузырь категорически противопоказан был, причём в долгосрочной перспективе. Пожилая грабительница за конторкой содрала с меня — вот ужас-то кошмарный — последний полтинник мелочью. Как они вообще здесь в Москвабаде своём выживать-то умудряются?
На подходе к перрону ещё одна рамка снова напомнила про колюсиков куртец, вытащил из рюкзачка, примерил. В плечах оказался лишь совсем чуток тесноват, на пузе некоторый избыток, но это и к лучшему, рюкзачок под ягодицы поместится, не сверху ж ему болтаться, опасно, прихватит какая такая хрень — и кончится мой зацепинг... Трагически. Выбросил бы его к чертям собачьим, рюкзачок-то, но там ещё и курточка Катрин. Любимая, вроде как. В длину же получилось почти нормально, выше колен. Так-то она чтоб на бёдрах планировалась, но стать у нас с Колюсиком сильно разная. Зато рукава аккурат впору по длине, что сильно обнадёжило в смысл общей небезуспешности предприятия. Видок, конечно, тот ещё, но в Москве каких только в попу грёбаных стиллистов разных не шатается повсюду... Пить хотелось не так чтобы очень, решил — перетерплю.
Прошёл к перронам. Там четыре поезда стояло, три из них убывающие. Выбрал ближайший, на 0:43. Посмотрел остановки — Тверь и Чудово. То что надо. По перрону прошёлся, на предмет вагона подходящего, а то не у всех межвагонье одинаково удобное. Или одинаково неудобное — это уж кому как. Вагоны все одинаковые были, тверского производства, с раскладной лесенкой и парой скоб на стороне, противоположной ныне "парадному" входу. Потом прошёл на соседний перрон, где прибывший поезд стоял, с которого народ уже схлынул и проводники внутрь убрались, а напротив убывающий, но, похоже, нескоро, расположился, даже проводники ещё не везде у дверей торчали, трепясь промежь собой, без внимания к окружающему вообще и мне, такому всему из себя красивому и замечательному, в частности. Погукал насчёт камер — оказалась одна всего и с обширной мёртвой зоной как раз в нужном мне месте. Послонялся чуток туда-сюда, без суеты огляделся по сторонам, да и скользнул скоренько в межвагонье к путям. Нагнувшись, пролез под буферами, слегка приложившись затылком о сцепку — и вот я уже у нужного мне поезда на не наблюдаемой с перрона стороне. Обслуга, надо думать, уже прошла, обстучав буксы, и я не стал дожидаться отправления, тут же угнездившись в межвагонье. Там неплохо всё у этой модели устроено, и зацепиться есть где, и лесенка, чтоб наверх, и гармошка эта резиновая на вид не так чтобы очень жёсткая. Не самый новый вагон. Наверх лезть поостерёгся, камеры ещё есть, да и пипл железнодорожный, кто знает, что они на отходящих поездах контролируют, вдруг да заметят, сообщат в Тверь, будут там встречать с полицаями — зачем?
Едва успел заскучать, как соседний поезд двинулся, испугался — думаю, вот ведь заметят же сейчас, с перрона-то, откуда сюда пролезал, и тут с превеликим облегчением понял, что на самом деле тронулся наш поезд, да до того плавно и мягко, что я даже и не просёк сразу эту самую фишку. Как с вокзала окончательно выехали и чуток скорость набрали, перебрался наверх — там комфортнее всего показалось. Так до Твери и пролетели, не заметил как. Только лишь опять на противоположную сторону перелез, как вокзал тверской вдали обозначился и притормаживать начали — чтоб с перона не спалиться. Стояли там две минуты, а как тронулись, слышу — голоса. Чуть отъехали, поднимаюсь к своему лежбищу — оба-на. Навстречу морда. Парень. Собственно, пацан. Белобрысенький такой весь из себя, большеглазенький, глупенький — это тоже отчего-то сразу видно было. Весь в чёрном, шапочка-презерватив на глаза надвинута, перчатки фирменные — без пальцев. Ниньзюка, блин. Экипированный. Как залез — хрен разберёт. Бывалый, наверное, знает, что, как и почём.
