— Сэр, они умудрились эвакуировать Новую Британию. Там пусто, сэр. Никого нет, за исключением отрядов смертников, которые и водили нас за нос. Мы очень виноваты, сэр. Я виноват.

— Да, это серьезный просчет. Но не расстраивайся слишком сильно. Зато теперь их не надо будет выковыривать с островов. Мы достанем их в море, моряк. И не думай, что ты меня удивил. Они эвакуируют и Пелелеу. Тут мы не прозевали, но и сделать ничего существенного не успеваем. Ничего. Переход долгий, а скорость караванов невелика. Они показали нам хвост, — что ж. Мы вцепимся в него так, что выдерем с корнем. Поздравляю, парни. Работка предстоит веселая, как в аду, поиск и драки посередине открытого моря. Но это куда веселее, чем ползать под пулями по гребаным пляжам. Чем выковыривать япошек из гребаных нор на гребаных островах. Гарантирую, что спины у нас будут постоянно мокрыми, моряк. И подштанники тоже. Но это хотя бы продлится недолго.

— Можно вопрос, сэр?

— Валяй. Только быстрее, потому что я вот-вот буду крепко занят. И надолго.

— Чего это они вдруг, сэр?

— Пока могу только предположить, моряк. Русские так припекли им бока, что теперь их гребаный флот куда больше нужен уже там. У гребаных берегов их собственных островов. И запомни, сынок, что нам никак нельзя отстать от этих гребаных русских. Иначе, лет через пять, мой сын будет вправе задать мне несколько неприятных вопросов. У тебя-то как, — дети есть?

— Да, сэр.

— Тогда и тебе. Пойми, что я сказал. Я хочу, чтобы не только ты, а последний гребаный черномазый гальюнщик во флоте понял это.

Сила Объединенной армии значительно превосходила возможности Квантунской группировки изначально. Кроме того, ей не пришлось иметь дела с отработанным механизмом блицкрига в исполнении самой боеспособной армии мира. Как образно сказал Василевский: "Отсиделась за обрезом карты", не будучи изначально включена в оперативные планы наступательной операции. Все это время она занималась рутинным, тяжелым, но привычным делом: лупила четырехмиллионную армию Гоминьдана и примерно полумиллионную группировку китайских коммунистов. Это у них, в общем, получалось, но, однако же, противостоящая им сила обладала чертами многоголовой гидры, у которой на месте отрубленной головы отрастает новая. Или две. Или три. Или хвост. Мы не осознаем этого, а война в Китае велась Императорской армией с жестокостью, никак не уступавшей зверствам гитлеровцев в Белоруссии или России. Как бы ни наоборот. В отличие от немцев, которым с самого начала было, в общем, недосуг, японцы полностью зачищали целые уезды. По крайней мере, — старались это сделать. Но сплошь и рядом в очищенной от населения, опустошенной местности, в тылах ушедшей армии тут же, откуда ни возьмись, появлялись новые вооруженные формирования, которые вредили, гадили, при случае убивали храбрых японских воинов. Парадокс, но разбитые китайские дивизии не удавалось истребить именно в силу их невысокой стойкости: при серьезном столкновении они разбегались. И тут же, следом, неизменно, объединялись заново, срастаясь, как разрубленное тело Протея, и их приходилось бить практически с самого начала. Но, повторяем: это было привычной и достаточно успешно выполняемой работой. Казалось бы, — им и карты в руки.

После освобождения Маньчжурии, захвата Гензина, выхода на непосредственные подступы к Пекину планомерные действия Советов, в общем, кончались, неизбежно принимая характер импровизации. На первый взгляд, самый подходящий момент собрать силы в кулак и остановить зарвавшихся русских. Но не все было так просто.

— Мы не имеем возможности передвигаться быстрее. Проклятые собакоеды взбунтовались и полностью парализовали работу тыла. На протяжении суток полностью отсутствовало железнодорожное сообщение, и теперь идет с перебоями. Корейцы разбирают и прячут рельсы, а на полноценное воздаяние нет времени, потому что наступление русских продолжается. В довершение всех бед во многих местах начался мятеж, одновременно, как по сигналу.

— Русские любят болтать, — необычайно значительным голосом говорил невысокий, улыбчивый кореец по фамилии Ким, — сплошные обещания. А сами норовят собрать вязанку колючего терна нашими руками. Вот пусть они тронут Пхеньян. Пусть хотя бы только прикоснутся, — тогда и начнем действовать. Тогда и посмотрим, что делать дальше и чьим путем следовать...

Кореец, имевший, кстати, звание капитана Красной Армии и неплохое военное образование, говорил это около полугода тому назад. И казался себе при этом необычайно умным, хитрым и прозорливым. Тогда он и представить-то себе не мог, что части 5-й, 39-й, 6-й Танковой и 1-й Краснознаменной Армий наряду с группой Плиева будут находиться в двух десятках километров от Пхеньяна, а он, такой умный и прозорливый, будет стоять навытяжку перед злобным, как цепной пес, генералом армии Пуркаевым. А тот предельно доходчивым языком, процентов на сорок состоящем из мата, будет давать оценку его деятельности, успехов, усердия и умственных способностей, инструктировать его относительно дальнейшего и объяснять, что с ним будет, если он облажается. Они были давними знакомцами, поэтому именно на товарища Второго была возложена миссия взаимодействия с корейской стороной. Так что товарищ Ким все понял. В том числе и необходимость спешить, чтобы остаться наверху, а не в подчинении у кого-то более расторопного. Да и готовился он, неплохо готовился, без дела не сидел...

Походная колонна из состава 87-й дивизии двигалась по шоссе на север, пока не достигла какой-то ничем не примечательной точки, после чего ее головную часть буквально вынесло цепью взрывов, протянувшихся метров на двести. Противопехотные фугасы оказались настолько хорошо замаскированы, что заметить их оказалось невозможно. С пронзительным визгом и змеиным шипением в колонну вонзились тяжелые РС. При взрыве они давали черно-багровое шаровидное облако, расплескивая вокруг себя тяжелый, липкий огонь, прожигавший тело до кости. Погасить его казалось невозможным. Под шумок на землю повалилось несколько офицеров, сраженных снайперским выстрелами издали, ударило несколько очередей из чего-то вроде легких пулеметов. Колонна развернулась к бою, по обочинам был открыт шквальный огонь, но при попытке преследования кустарник вспыхнул, словно его заранее полили какой-то горючей смесью. Хотя почему — "как будто"? Именно что полили. Чуть позже обнаружили трупы налетчиков, с виду, — обычных корейских крестьян, и еще — несколько самодельных керамических лотков, с которых и были запущены несколько "РС — 130".

Деревни стояли пустые, хижины оказывались заминированы достаточно хитроумными способами, включая доселе не виданные японскими саперами "растяжки" из ручных гранат. Инсургенты вообще оказались неожиданно хорошо вооружены: многие из них имели ППШ, "дули", исключительно подходившие для одиночных подрывов грузовиков, реактивные снаряды. Два раза по колоннам применялись даже "теремки", с совершенно убийственным эффектом, когда на четверть километра не оставалось никого живых. Самым частым вариантом являлся минометный обстрел 82-мм минами из хорошо скрытых засад, или снайперский огонь по офицерам и водителям.

Корея не то, что вспыхнула, а буквально взорвалась вся разом, как только Красная Армия "прикоснулась" к Пхеньяну. Те, кто еще вчера был олицетворением тупой покорности, лизоблюдства, самой позорной трусости, низкой сервильности, сегодня потеряли всякий страх вообще и, казалось, вовсе перестали дорожить своей жизнью. Такая вот особенность дальневосточного менталитета, неизменно удивлявшая посторонних, и, порой, становящаяся для них неприятным сюрпризом*. Дороги Кореи внезапно, в один день превратились для Императорской Армии в истинные огненные тоннели, а на то, чтобы раздавить повстанцев, категорически не хватало времени, потому что, импровизация или не импровизация, а русские, подтянув тылы и приведя в порядок уставшие после тысячекилометровых походов войска, еще и получили возможность собрать доселе разрозненные группировки в один сверхмощный кулак и двинулись дальше, на пылающий юг. Мало того, теперь, помимо всего прочего, они собрали еще и грандиозную артиллерийскую группировку. Доселе наступающие обходились без массированного артогня, но теперь Командование решило по-другому. Теперь, когда дальнейшее использование эффекта внезапности становится сомнительным, без артиллерии обойтись будет сложно. Так что воняющих чесноком собакоедов пока что приходилось, скрепя сердце, оставить безнаказанными.

Есть народы, испытывающие друг к другу особую взаимную симпатию. Французы и немцы. Французы и англичане. Поляки и русские. Да мало ли кто. Так вот это все — мелочи, детская игра в крысу по сравнению с отношениями народов на далеком Востоке.

Среди них японцы обладали, пожалуй, совершенно особым талантом внушить к себе любовь соседей. То есть на КАЖДОМ берегу, лежащем напротив берегов Страны Восходящего Солнца, какая бы безмерная водная гладь их ни разделяла, имеются веские основания питать к ним самые нежные чувства. Они отметились в России, Китае, Камбодже, Бирме, Таиланде, в Индонезии и на Филиппинах, на Тайване, в Малайзии, в Австралии и Соединенных Штатах Америки. Согласен, — в последнем случае они несколько погорячились.

Двумя досадными исключениями является Канада и Антарктида, но зато как они отметились в Корее! За что корейцы испытывают к ним совершенно особую любовь, которая не померкла даже по истечении шестидесяти лет. Сравнить ее можно только с любовью армян к туркам, и арабов — к израильтянам, — но у корейцев она все-таки как-то глубже. Более надежная и верная. Еще есть Нанкин, Шанхай, и все китайцы, сколько их есть на белом свете, но это особая тема. Запертая на Корейском полуострове группировка японских войск погибала. Шансы были только у тех, кто успеет вовремя сдаться в плен к советским войскам. Всех прочих ждала страшная смерть.

*Это с цивилизованными европейцами все ясно: они либо дерутся, как свихнувшиеся бультерьеры, либо "подчиняются грубому насилию", и никак иначе. Зато невозможно предсказать заранее, кто какой вариант выберет.

/Пятнадцатый день войны на континенте, второй день конференции в Рапалло. Разговор ведется через переводчиков./

Рузвельт. Господин премьер-министр, сегодня утром получено сообщение, что, цитирую: "Советские войска комбинированной атакой с моря, суши и воздуха захватили и взяли под полный контроль город и порт Пусан...". Каким образом это согласуется с предварительными договоренностями о разграничении зон влияния на полуострове линией по 38-й параллели?

Сталин. Господин президент, военные действия, как известно, продолжаются, и точный срок их прекращения неизвестен. Захват Пусана, последнего крупного порта на Восточном побережье Корейского полуострова продиктован исключительно военными соображениями. В том числе, в немалой степени, обязательствами по выполнению союзнического долга. Размещение крупной группировки бомбардировочной авиации, включая стратегические бомбардировщики, в Пусане, на кратчайшем расстоянии до островов группы Рюкю, в том числе Окинавы, позволит полностью парализовать всякое противодействие десантным операциям Объединенных Наций. Близость к базовым островам Японского архипелага позволит серьезно воздействовать на военные, промышленные и транспортные объекты в Японии, так как позволяет использовать также и средние бомбардировщики. В том числе трудно уязвимые для ПВО реактивные машины. После безоговорочной капитуляции Японской Империи любые вооруженные формирования СССР будут немедленно выведены за 38-ю параллель. В полном соответствии с договоренностями.

Разумеется, он не стал уточнять, что Пусан, вообще говоря, сами корейцы относят к южному побережью. А также и то, что эти самые корейцы, сами по себе, ни о чем таком с союзниками не договаривались и могут иметь свое мнение. А часть вооружения: поломанного, списанного, утерянного, просто ставшего лишним в связи с окончанием войны, запросто может остаться на Юге и после ухода советских войск. Сейчас его куда больше волновал телефонный разговор с Кузнецовым, состоявшийся аж позавчера, как раз перед штурмом.

Адмирал был категорически против поспешного захвата. Он утверждал, что между установлением надежного контроля над городом и созданием там авиационной группировки достаточной мощи возникает опаснейший зазор. Промежуток времени, когда ничтожное расстояние от Пусана до Японии из вожделенного преимущества становится очень опасной слабостью. Флот Метрополии, даже базирующийся на порты Внутреннего Моря, может достигнуть Пусана за несколько часов и наделает тогда страшной беды. Тем не менее, то, что сделано, было сделано, отказываться от ключевого пункта на материке тоже стало бы глупостью и ошибкой. Теперь, с учетом мнения умного моряка, оставалось только принять надлежащие меры. И смотреть, окажутся ли они достаточными.

В войне явно назревал первый кризис, военачальник с двухлетним военным опытом просто не мог этого не почувствовать. Помимо обоснованных совершенно конкретными обстоятельствами рассуждений хорошего военного моряка, его просто не могло не быть. Любое наступление рано или поздно останавливается. Под воздействием противника, истощения, или просто из-за того, что прежние задачи выполнены, а новые пока не определены. Если слишком долго все идет слишком гладко, у профессионального военачальника начинало щемить сердце. Прошло как раз подходящее время, чтобы хоть где-нибудь — да рвануло.

Ноготь среднего пальца

— Ну, слава Богу. В небе полным-полно "юнкерсов", наших — две дежурных пары и в ближайший час больше не предвидится. Наконец-то все, как положено. Я спокоен.

— Это не "юнкерсы", товарищ вице-адмирал.

— Да какая разница? Зато эти вот "вэлы" специально заточены топить корабли... Катера — в море, а фрегаты со сторожевиками пусть отбиваются, все равно не успеют...

Фрегаты, подняв стволы главного калибра на максимальное возвышение, лупили во что-то невидимое, в горизонт, гранаты рвались среди накатывающегося строя самолетов, и операторы непрерывно вводили поправки. Спасибо хоть опытным ребятам-союзникам. Снабдили радиовзрывателями, специально под 130 мм сделали. Наши, за всем прочим, как-то упустили из виду освоить выпуск еще и этих полезных изделий. Теперь в строю японцев то и дело, часто-часто вспыхивали жирные кляксы разрывов, но какой конкретный урон при этом нес враг, на таком расстоянии было не разобрать.

Они видели, как четыре "яковлева" без колебаний повернули навстречу накатывающему с востока валу самолетов и канули в нем, как камешек в набегающей волне, стремясь встретить врага как можно дальше от порта и своих кораблей. Крутясь в немыслимых финтах, стараясь как можно меньше обращать внимания на легкие "зеро", четыре истребителя сосредоточили все свое внимание на пикировщиках, стараясь разбить как можно больше звеньев, сорвать японцам атаку. У них получалось неплохо, у этих ребят, сказывался опыт и превосходные машины, пять бомбардировщиков, оставляя дымный след, канули в воду Пролива, прежде, чем первый советский пилот уронил голову на залитый кровью штурвал.