Главы 1 -20. Вивусзеро живое начало.

Правда, появились не состыковки с тем, что я слышал ранее. Ковальский говорил об отправке на арену опытных бойцов, которые должны были поддерживать молодых, увеличивая общие шансы. Хошемин же ничего об этом не знал, сам он все три раза вытащил белый шарик.

Мужчины и женщины распределялись по подразделениям. Сильный пол по боевым, слабый по тыловым. В общем, Вавилон превратился военную базу на самообеспечении. Собранное в рейдах живое в основном тратилось на хозяйственный нужды: еду, патроны медикаменты, технику. В этом плане колония имела преимущества перед тем же Калдроном. Здесь было больше пулеметов, больше ховеров, больше шансов выжить в рейдах. В Вавилоне руководство не питали иллюзий по поводу возвращения домой и старалось сохранить жизни здесь, а не стараться отправить людей в неизвестность.

Именно по этому поводу Хошемени особенно негодовал, восклицая, что вояки забрали у людей самое главное в жизни — надежду. Многим в Вавилоне такие порядки не нравились с самого начала, именно для этого здесь и была построена тюрьма. Заключенные или, как их еще здесь называли проштрафившиеся, в жеребьевке не участвовали, а первым же рейсом отправлялись на арену. В основном ряды проштрафившихся пополняли всевозможные маргинальные личности, совершившие кражу, или избившие человека. Существовали осужденные, попавшие в камеру и за более серьезные преступления. Таковыми являлись: оставление товарищей в опасности, убийства, изнасилования, должностные преступления — всё каралось одним наказанием — ареной. В этом Вавилон был солидарен с Калдроном, там тоже живущие не "по понятиям" отправлялись обратно в Яму.

После того, как барьеры сняли, вызовы на арены прекратились. От охранников, Хошемин слышал, что заключенных отправляют на какие-то точки, где они должны сидеть безвылазно и что-то охранять. Две партии заключенных туда уже доставили, и бродяги с ускоглазым информатором ждали лишь пополнения, которое не замедлило явиться в в виде нашей троицы. Эти же охранники сообщили, что Вавилон объединился с Полисом Свободы и какой-то частью людей из Серой Крепости.

Уже ранним утром, спустя всего лишь несколько часов, после того, как нас доставили, дверь в камеру отворилась, и всем новеньким приказали выйти. В коридоре нас ждало семь охранников, вооруженных, как банда гоптиноков всевоможными дубинами и самодельными кастетами. Такой отряд говорил о невольном уважении к нашим персонам. Ходить по коридорам не пришлось, повернув за угол, мы вошли в еще одну железную дверь. За ней оказалось небольшое помещение. Его дальний конец перегораживал огромный стол, справа добрую треть комнаты занимала клетка, сваренная из полос металла. Перед клеткой поставили несколько пар скамеек грубого вида. Нам естественно досталась клетка, конвоиры сели на скамейки.

Через несколько минут в зал вошли мужчина средних лет и полная довольно симпатичная женщина с небольшой папкой для бумаг. Вообще бумага на Вивусе редкость, хотя ее и можно заказать у неизвестных, но спросом она не пользовалась. Мне мой блокнот пришлось ждать почти две недели. В банде Стоуна к записям относились настороженно, и больше обходились пометками на стенах. Особенно в этом деле преуспел Дик, который покрыл различными надписями и не тривиальными рисунками все стенки санблоков и отхожих мест.

Мужчина обошел здоровенный стол и плюхнулся на сидение, устало потерев красные глаза, и сладко зевнув. Женщина села рядом и раскрыла папку.

Еще раз зевнув, мужчина скучным отстраненным тоном произнес:

— Я судья колонии Вавилон Эдгард Поло. Мое слово равно слову Вавилона, ибо я выбран на этот пост общим собранием колонистов. Я начинаю процесс над... — он запнулся и шепнул что-то на ухо женщины, та вручила ему листок.

Он закусив губу долго читал написанное, потом опять пошептался с секретарем и продолжил:

— Так слушается дело представителей колонии Калдрон. Человека Артема Суворова, человека по прозвищу Стоун, и человека по прозвищу Африка. Обвиняемые вы согласны с вашими именами. — и не дожидаясь ответа он продолжил — Вы обвиняетесь в убийстве двадцати людей, саботаже обороны колонии Вавилон, оставлении сослуживцев в состоянии крайней беспомощности, краже общего оборудования, краже личного имущества, пытках, насильственных действиях сексуального характера, изнасиловании, грабеже, поднятии бунта против законных обще избранных властей.

Выпалив весь список он даже удивился его обширности и покачал головой. Затем протер лоб от выступившей испарины и спросил:

— Согласны ли вы с предъявленными обвинениями?

— Мы еще ели на завтрак младенцев, мочились в общественном месте, и постоянно оголтело матерились! — встрял Стоун, ухмыляясь своей кривой улыбкой.

Судья пристально на него посмотрел и сказал:

— Зря смеетесь, за ваши деяния вас нужно пристрелить. На ваше счастье нам нужны люди. Все предъявленные обвинения считаю доказанными и оглашаю приговор. — я поперхнулся от такой скорости, и полного отсутствия фактов. Он же начал читать новый листок, который ему подсунула девушка.

— Постойте, постойте, а как же защита. Кто нам предъявил такие обвинения, где доказательства, где свидетельские показания? Давайте сюда всех, где вообще суд? — начал я возражать, не веря, что в происходящее.

Судья уставился на меня, и хищно улыбнулся:

— Сынок, это Вивус! Все свидетельские показания зачтены и я им полностью доверяю. Так что там у нас! — и он на мгновение остановился, но вскоре продолжил, — Так! Человек Артем Суворов, человек по прозвищу Стоун и человек по прозвищу Африка приговариваются к пожизненному лишению прав граждан Вавилона, пожизненному заключению под стражу с разрешением использования вышеуказанных субъектов в любом качестве на благо колонии Вавилон.

— Судья, вы одно скажите. Самое интересное! Кто из нас и кому причинял насильственные действия сексуального характера. Меня только это и волнует! В остальном я с вами согласен! — опять вставил пять копеек Стоун, явно получавший удовольствие от происходящего.

Судья на реплику Стоуна не обратил ни малейшего внимания. Он опять вытер испарину на лбу и с облегчением сказал:

— Все! Процесс считать оконченным, приговоров вступает в силу с момента вынесения, обжалованию не подлежит. Осужденные передаются в ведение объединённых военных властей Вавилона.

Сразу же стал один из сопровождающих. На рукавах его плаща, обычного для Вивуса, были нашиты две красные нашивки с желтым кругом и литерой "В" в середине. Над одной из нашивок на груди красовалась желтая полоска.

— Я лейтенант Фурье, законный представитель объединенных военных властей. Решением командования вам и другим осужденным поручается оборона важного объекта за пределами обитаемой территории колонии. Выезд на задание немедленно. Выходи по одному. — и он кивнул здоровяку, который уже стоял у клетки.

— Не рыпайся, все будет нормально! — шепнул мне на ухо Стоун перед выходом.

Мы опять прошли по темны коридорам и вышли во двор, где нас ждал побитый ховер, со следами пулевых пробоин и неказистыми заплатками по всему корпусу. Здание тюрьмы теперь не казалось мне столь достойным достижением в строительстве. Просто большая халупа. Внутри ховера нас ждал Хошемин, троица бродяг и незнакомый молодой человек, явно пришибленный всем происходящим. Аппарель закрылась. Стало темно и ховер тронулся, гремя чем-то в корпусе и механизмах. Все повторилось, вновь темное не освещенное нутро ховера и дальняя дорога в неизвестность.

Признаюсь, такое правосудие меня удивило, да что там, я просто охренел от этой квинтэссенции несправедливости. Хотелось верить, что такое здесь не обыденность, и случается редко, а наше скорое выпроваживание из колонии является результатом заговора. В голове вырисовывались чудовищные планы по нашему устранению. Правда, возникал один вопрос. Если нас считали действительно столь опасными, то зачем нас привезли в Вавилон. По дороге встретились сотни удобных оврагов и настоящих каньонов.

Все мои надежды насчет Вавилона рухнули. Когда я ехал сюда, то мечтал о том, что здесь нас поймут, помогут осуществить задуманное. Но один бумажный листок в руках похмельного мужика перевернул всё с ног на голову. Несмотря на все явные плюсы Вавилона, мы всей нашей компанией попали из одной крайности в другую. Из бандитского антагонистского общества Калдрона в военизированный концлагерь Вавилона. Где все подчинялось одной цели — всеобщему благу, которого в условия Вивуса достичь было невозможно.

Всю дорогу меня сверлило изнутри чувство обиды. Когда человека обвиняют в чем-то незаслуженном, все его естество восстаёт. Ведь каждый в глубине души считает себя хорошим. Даже последний бандит, имеющий десятки грехов, будучи осужденным за несовершенное им преступление, считает себя невиновным. А уж если наказание сурово, и вы знаете того, кто его совершил, то чувству обиды и горечи нет конца. Оно начинает выедать человека изнутри. И именно это является самым страшным, а не тяжесть вынесенного наказания. Осознание того, что боль и лишения перенесены тобой, за кого-то другого, более хитрого и изворотливого бесит, наливает яростью и бессильной злобой. И такой человек намного опасней преступника, потому что провинившийся преступник знает все о себе, и в глубине души смирился с тем, что его поймали. А вот невиновный не смирится никогда! Именно из невиновных, потом получаются самые безжалостные злодеи. Такой человек считает, что ему должны. Он свое получил и хочет взять, то за что терпел лишения.

В душе клокотало. Такие чувства были хорошо мне знакомы. В голове всплывали фантазии, как я поступлю с продажным судьей, Морганом, Мерлином и Ковальским. Артем Суворов этого бы никогда не придумал. Образы были ужасны и противоестественны. На мгновение перед глазами возникло окровавленное лицо красивой женщины. Ее огромные глаза наполнились до краев ужасом, красивые пухлые губы скривились в гримасе. Черные потеки косметики, прочертили две полосы от глаз к подбородку. Образ померк, но по спине пробежал холодок.

Я и мои размышления болтались внутри ховера долго, очень долго, пока задняя аппарель медленно не опустилась, шелестя механизмом и внутрь не ударил порывистый ветер.

— Выходи — проорал кто-то.

Нас привезли к точно такой же башне с тарелкой наверху, как та, возле которой мы встретили Ковальского. Этот исполин стоял на вершине пологой гряды. Поэтому ховеры смогли подъехать довольно близко. Прямоугольное основание башни было значительно меньше виденного нами. Всего метров десять в высоту и наш лагерь должен был располагаться именно на нем.

Наверх уже втащили два обычных контейнера и при помощи, вбитой в гранит небольшой самодельной стрелы со шкивом отправляли на верх несколько блестящих металлических ящиков. Рядом с основанием башни, стояла разлапистая, здоровенная машина, превосходившая размерами ховер раза в три. На ней покоился массивный кран, частично сложенный для транспортировки. Рядом стоял еще один примечательный транспорт, на широких колесах и большой открытой грузовой платформой. Видимо на нем и привезли контейнеры. Его кабина с четырьмя боковыми дверями чем-то походила на ховер. Такая же граненая. На крыше же расположилась бронированная будка с пулеметом. В Калдроне такой мощной специализированной техники не было.

Нас построил небритый, усталый мужчина средних лет, в шапке-чулке на голове. На лацкане его серого плаща, покрытом темными разводами красовались, две выгоревшие горизонтальные полоски. В руке он держал потертую полуавтоматическую снайперскую винтовку с оптическим прицелом и скелетным прикладом, сейчас сложенным и прижатым к ствольной коробке.

— Я первый лейтенант Рино. Если вы засранцы, хотите прожить следующий день, то слушайте меня.

Он со скучающим видом оглядел нашу компанию, почесал за ухом, собираясь с мыслями и нехотя продолжил:

— Вас всех осудили, но мне плевать за что. Теперь у вас одна задача. Охранять ретранслятор связи и выходить на эту самую связь два раза в сутки. Там есть инструкции, написанные для дебилов, если не разберетесь, пеняйте на себя. Я конечно должен все вам показать, рассказать, но с меня хватит. Вы не первые геморойные упыри, которые забивают ужи дерьмом, а потом все равно ничего не понимают. — и он показал на тарелку башни, — На верх не поднимайтесь. Лестница заминирована, такие балбесы, как вы вряд ли смогут разобраться в схемах минирования лейтенанта Фурье.

Тот стоял неподалеку, прислонившись к колесу ховера и лениво махнул рукой, в знак согласия со своим командиром.

Рино добавил:

— Короче, вам нужно здесь сидеть и никого не подпускать к себе. Живы вы — цело оборудование. Цело оборудование — к вам придет машина с едой. Если кто-то уничтожит оборудование, вас от сюда забирать не будут. У нас не так много станций, а вот такого навоза, как вы предостаточно. Здесь до Вавилона сто сорок километров по прямой. Пешком не дойдешь, сколько не пытайся, да и вам на базе не будут рады. Здесь не самое важно направление, поэтому его охрану доверяют таким ублюдкам. Надеемся на вас. Полезайте наверх, обустраивайтесь. Мы эту ночь переночуем здесь, утром оставим оружие и счастливого вам дежурства. Вопросы? — и он обвел взглядом нашу восьмёрку.

— Нас отсюда когда-нибудь заберут, или сразу себе пулю пустить. — спросил один из оборванцев.

— Как хочешь! Через три месяца вас доставят на побывку, после чего посмотрят, что с вами делать. Если покажете себя с лучшей стороны, может, вернетесь в строй. — зевая ответил Рино.

Когда мы уже направились к стреле с веревкой, он сказал нам в спину:

— И совсем забыл, жратвы у вас на три недели, плюс НЗ на пять дней. Так что если все сожрете, то зашивайте глотки. Раньше конвой до вас не доберется.

Мы понуро подошли к гладкой обветренной каменной стене. Было похоже, что ее резали чем-то вроде лазера, причем не очень старательно. Имелось несколько неровных выступов, и даже потеки, в местах где передержали этот чудовищный инструмент. Один из доходяг порывался подняться первым, но его отстранил Стоун. Сверху прокричали, чтобы поднимались по одному, после чего нас по очереди втащили наверх. Вспомнив свой спуск со скалы в Калдроне, я по достоинству оценил преимущества страховки.

Вблизи башня производила еще большее впечатление. Она имела в диаметре не меньше пятнадцати метров. Так что нам, на довольно большой площади ее основания, отводилось не так уж и много места. Метров по десять в стороны от серо стальной поверхности исполина. В высоту эта башня была немного ниже, виденной нами ранее, хотя тарелка на её верхушке была примерно такой же по размеру. Издалека она выглядела более приземистой. Но все же пятьдесят метров без основания в ней было. Это делало ее абсолютным доминирующим элементом ландшафта.

К башне сиротливо, приткнулись пара хорошо знакомых контейнеров. Вечных спутников колонистов на Вивусе. Возле них нас ждала пятерка людей в замусоленных коротких робах, переделанных из плащей. На вояк они были похоже мало, хотя и держали в руках винтовки. Скорее на работяги. У оного из них на груди красовались три грязные лычки, над которыми красовалась полированная металлическая шестеренка.