Тонкий мир

— Слабости, да... Знаешь, Найта, когда я общаюсь с Дэриэллом, то чувствую себя так, словно хожу по минному полю. Или разбираю бомбу с завязанными глазами. Я эмпат, телепат, и опыт общения у меня, как понимаешь, не маленький... Но рядом с этим идиотом все время хочется выть от беспомощности. У него под внешним спокойствием — и огонь, и лед в то же время! Я рядом с ним — эталон уравновешенности и логичности, уж поверь, — Ксиль вздохнул. — И самое скверное, что он действительно страдает. У меня такое ощущение, что Дэриэлла ломали... И иногда становится жаль, что не сломали до конца. А вдруг воздушные замки, которые он возвел бы на месте пепелища, оказались бы прекраснее, чем нынешние жалкие развалины? Одно я знаю точно: эти раны не заживут никогда. По крайней мере, самому ему не справиться.

Сердце сжалось, как от боли. Дэйр всегда был в моих глазах идеалом. Самый прекрасный, самый умный, самый веселый и добрый, отзывчивый и обаятельный, и еще много-много этих "самый", которым и название-то правильное не подберешь. Но чем старше я становилась, тем больше слабостей открывалось взгляду. Моя любовь к Дэриэллу не стала меньше, но к ней все чаще примешивалось чувство ответственности, как за младшего брата...

Впрочем, это плохое сравнение.

Хэл — некромант до мозга костей, а некроманты взрослеют рано и всегда отличаются какой-то особенной внутренней силой и несгибаемостью. Вспомнить хотя бы Рэма, который уже через несколько часов полностью оправился от проклятия. А целители... кто знает, что происходит в душе того, кто отдает себя другим полностью, но редко получает в ответ хотя бы простую благодарность?

— С ним надо быть предельно осторожным, — продолжил после запинки Максимилиан. — И искренним. Он упрекнул меня в том, что я играю. Справедливо, конечно, — князь с силой дернул себя за черную прядь, становясь похожим на растерянного уличного мальчишку. — Ты захотела, чтобы мы подружились, и я посчитал это интересной задачкой. Дэриэлл меня... заинтересовал, если так можно выразиться. Всегда питал слабость к длинным медовым волосам. Да еще таким чувствительным даже по аллийским меркам, — усмехнулся он внезапно. — Хотя дело, конечно, не в этом. Во мне было много всего намешано, когда мы отправлялись в Кентал Савал. И благодарность за спасение жизни, и зависть, и любопытство. Но в основном — добрые чувства, хочешь верь, а хочешь не верь. Только Дэриэллу мало моего интереса и доброжелательности. Он в своем роде совершенный эгоист — впускает в свою душу только тех, кто посвящает себя ему со всей страстью. Твои любовь и преданность, заботливость и нежность Лиссэ, ненависть и одержимость Меренэ или безмолвное уважение отца — Дэйру все равно, понимаешь? Но чувство должно быть сильным, всепоглощающим, искренним. А я отнюдь не уверен в том, что искренность моей... привязанности... пойдет Дэриэллу на пользу. Я, знаешь ли, жуткий собственник. Никогда не ревную — но целиком забираю себе то, что желаю

Ксиль замолчал. Я осторожно обняла его, прислонившись виском к плечу. Кажется, ситуация требовала от меня каких-то слов, но правильных не было, а говорить что-то для проформы не хотелось. Как и давать пустые обещания...

"Ты не виноват, Максимилиан"?

Да нет, виноват, конечно. Обидел, заставил почувствовать боль — и какая разница, хотел или нет. А сколько еще таких обид будет впереди, разве сосчитаешь? Если еще оно наступит, это "впереди"...

"Все наладится"?

Опять вранье. С каждым днем становится только хуже. Если сначала ссоры были почти шуточные — ну не принимать же всерьез попытку отлупить шакаи-ар табуреткой? — то теперь каждое неосторожное слово ранит сильнее ножа. Может, это потому, что Дэриэлл все же подпустил к своему сердцу Максимилиана, что бы там князь ни думал по этому поводу? Вряд ли кто-нибудь ответит мне, даже сам целитель.

"Мы будем жить долго и счастливо"?

Будем?

— Первое зависит от судьбы, — усмехнулся Максимилиан. — Так что вопрос к пророчице. Но вот второе — только от нас самих. Найта... — запнулся он. — Ты все еще не готова... отказаться от одного из нас?

В горле встал горький комок. Хороший вопрос. "Кого ты больше любишь, маму или брата?" — наивно интересовались учителя в школе. Я, кажется, всегда терялась в подобные моменты. А сейчас почувствовала себя так, словно Ксиль спросил: "Какой глаз тебе выколоть, правый или левый?"

— Не готова, — тихо ответила я. — И вряд ли когда-нибудь буду. Я люблю тебя, Максимилиан.

Он обнял меня крепче. Темнота вокруг словно загустела.

— Но и его ты любишь тоже. Иначе, но все-таки любишь. Он ведь твоя семья, да?

Я промолчала. А что можно сказать?

— Что ж... — Ксиль нежно провел рукой по волосам — теплой, почти горячей. — Если пуговица болтается на одной нитке, нужно либо оторвать ее совсем, либо пришить покрепче.

— Значит, будем пришивать.

— А как же, — мне почудилось, что он улыбнулся. — Знаешь, а ведь это может быть больно...

— Ксиль!

— Ладно, ладно, — волосы на макушке пошевелились от дыхания. — Не бойся. Пойдем спать, что ли... Все наладится.

И мне подумалось, что этим сильные и отличаются от слабых: они-то не боятся давать обещания.

* * *

— Я так и знал, что найду тебя здесь, — печально констатировал голос.

— А что? Здесь очень уютно. Зуб даю, ты бы с удовольствием занял мое место, — весело и самую чуточку сонно откликнулся второй.

— Зуб отдашь сейчас или потом? — с изысканной язвительностью осведомился первый. — До ее совершеннолетия мне делать здесь нечего. И даже не тянет, поверь.

— Не поверю, — хмыкнули в ответ. — Но я просто греюсь здесь, подозрительный мой. Ничего, о чем бы она не могла рассказать своей маме. А вот то, как ты смотришь сейчас на ее губы, наводит меня на определенные мысли. А что касается зуба... Давай меняться: ты мне три литра крови, можно частями, а я тебе два клыка. Сам спилю, заверну в тряпочку и даже ленточкой перевяжу. Все равно новые отрастить — раз плюнуть. Ну, идет?

— Предложение, конечно, заманчивое, — замялся собеседник, — но я чую в нем подвох. Кровь ведь нужна не из пробирки?

— Бр-р, — искренне возмутился второй. — Разумеется, свеженькая, из твоей шеи. Ненавижу мороженые полуфабрикаты.

— Я подогрею, — невозмутимо пообещал первый.

Второй хохотнул.

— Ну, уж нет. Нет свежей крови — нет сделки. Но могу предложить другую, — коварно продолжил он. — Ты отдаешь мне замечательный кофе у тебя в руках, а я разрешаю тебе поцеловать эту милую малышку, пока она спит. Как тебе это?

— И здесь тоже наверняка подвох, — грустно произнес первый. — И я даже догадываюсь, какой. Доброе утро, Нэй. Ты ведь уже проснулась?

— В точку, — фыркнула я, открывая глаза. — С добрым утром!

Дэйр, разумеется, обнаружился в кресле — умиротворенный, греющий руки о чашечку кофе. А Максимилиан, соответственно, рядом со мной — обнимающий меня поверх одеяла и довольный, как лис, добравшийся до курятника. В окно лился приглушенный свет, как будто снаружи шел снег.

— Уже не утро, уже полдень, — заметил Дэйр, улыбаясь. Светлые пряди челки смешно топорщились кверху — обычно так бывало, когда он прижимал их к голове заколкой. Наверняка встал с восходом и уже успел поработать в лаборатории. — И поэтому кофе в постель ты не получишь, — и он демонстративно сделал глоток. — Тем более что все равно он остыл.

— Вижу я, как он остыл, — проворчала я, выкарабкиваясь из-под одеял и Максимилиана. Он то ли спал в одежде, то ли уже успел встать и одеться, а потом лег обратно, чтобы позлить Дэйра. Зная Ксиля, я могла предположить, что верно последнее. — У тебя сейчас пар из ушей пойдет, а губы вообще как помадой намазаны.

— Это не из-за кофе, это из-за тебя, — охотно просветил меня Ксиль. — У тебя ночная рубашка... то есть футболка... коротковата... А кофе холодный.

— Ой! — опомнилась я и нырнула обратно под одеяло.

Максимилиан хмыкнул и сполз с кровати. Потянулся, зевнул и направился к двери, по пути дернув Дэйра за мочку уха со словами: "Хватит уже смущать ребенка, развратник, пошли лучше завтрак готовить". К моему удивлению, целитель не стал спорить и покинул комнату, оставив недопитый кофе на столе и подмигнув напоследок.

Кстати, Максимилиан опять приврал. Кофе был не просто горячим — огненным. Удивляться нечему — кажется, этот сервиз дарила Лиссэ, а у нее в доме блюда и напитки всегда остаются той же температуры, какая была изначально. Меня это в детстве очень умиляло: нетающее мороженое, политое теплым, недавно сваренным вареньем.

На кухне Ксиль с Дэйром то ли спорили, то ли мирились, но шум стоял такой, что идти туда я побоялась. Вместо этого решила связаться с Элен и рассказать ей про бал. Кто там будет покупать платье — не так важно, но вот поговорить с мамой надо. Элен, в отличие от меня, не чуралась праздников, и достаточно часто бывала на светских мероприятиях — что человеческих, что ведьмовских. Насчет этикета Лиссэ обещала меня просветить прямо перед выходом, все равно с равейны спрос небольшой. Но без маминого совета и, так сказать, благословления отправляться на такое торжественное мероприятие я бы не рискнула.

— Найта, доченька, — Элен оказалась у зеркала через мгновение после того, как пришел вызов, будто караулила меня. Она была без макияжа, с убранными в хвост волосами, и от этого казалась моложе и оживленней, чем обычно. — Почему так долго? Два дня от тебя ни слуху, ни духу. Как ты? Привыкла к другому времени? У вас тепло или снег уже идет? У нас сплошные метели, половину города засыпало...

— Сейчас погода облачная, но к обеду, похоже, расчистится, — начала я с самого легкого вопроса. — Я в порядке. Дэйр меня поселил в старой комнате... — помявшись, я решила не упоминать, что в эту же комнату фактически перебрался князь. Честно говоря, мне все-таки было немного не по себе обсуждать с мамой личную жизнь. Даже такую... невинную. — Я не могла связаться, потому что каждый день что-то происходило. То в дубраву прогуляемся, то к Лиссэ, а недавно были в Кентал Дарсиль, — я совсем не врала. Просто недоговаривала. Маме совсем не обязательно знать, что на Дэйра охотятся. Помочь не поможет, а вот волноваться будет наверняка. — Мы встретили наследницу Меренэ. Поговорили довольно мило, она даже пригласила нас с Ксилем на день рождения. Можно пойти?

— Конечно, можно, — на автомате произнесла мама и тут же опомнилась: — Ты имеешь в виду бал в честь сотни сотен у наследницы?! — в светло-зеленых — так похожих на мои! — глазах мелькнули удивление и восхищение, сразу сменившиеся сосредоточенностью. — Ты уже была у Лиссэ? Обязательно попроси ее помочь с платьем. И пусть расскажет тебе о правилах поведения! Помни, ты будешь присутствовать не просто как равейна, а как эстаминиэль, представительница своего народа.

Я немного скисла. Конечно, развлечения и танцы на балу не входили в мои планы, но быть равейной, которая защищает своего друга, и "представителем народа" — это совершенно разные вещи. И последнее меня нисколько не прельщало.

— Все так серьезно, да?

— Когда имеешь дело с аллийцами, лучше быть слишком серьезной, — мама подперла щеку рукой. — Пойми, то, как ты себя подашь, повлияет на мнение о равейнах в целом. А ведь вскоре должны начаться переговоры с Повелителем Леарги эм-Ллиамат о сотрудничестве. "Альянс двух" превратится в "Тройственный союз"... Если все пойдет удачно. Найта, — Элен поймала и удержала мой взгляд. — Будь умницей. Никто не заставляет тебя лезть в дипломатию или политику, Нэй, — смягчилась она, — но забывать о них совершенно все же не стоит. Конечно, ты еще только ребенок... О, кстати, замечательная мысль! — мамины глаза засверкали колдовскими искрами. Раньше я тоже очень хотела научиться этому фокусу, но сейчас мне казалось, что такое "визуальное" отражение эмоций чаще доставляет неудобство. — Передай Лиссэ, чтобы наряд тебе выбирали... детский. Как у несовершеннолетних наследниц Домов. Ведь формально ты еще ребенок! Нужно только закрепить это в знаковой системе. Тогда тебя не смогут пригласить на танец, а разрешения на то, чтобы заговорить, будут спрашивать у опекуна... У Дэриэлла, наверное.

— Или Максимилиана, — обрадовалась я. Да, к шакаи-ар не всякий решится подойти — это решит проблему любопытных, которым просто захочется поглазеть на живую равейну. Мамины советы всегда отличались парадоксальностью, да и мышлением, как в шахматах, на много ходов вперед она напоминала мне теперь королев из совета. Надеюсь, это умение приходит с опытом — мне жутко надоело ошибаться. — Элен... то есть мама, ты просто гений! Ой, насчет гениев... Хэл в Академию добрался?

— Еще как добрался, — улыбнулась мама, нисколько не обидевшись на оговорку. "Элен" мы с Хэлом частенько называли ее между собой — по привычке, но маме это не особенно нравилось. Что ж, понятно. Я бы тоже хотела, чтобы мои дети звали меня не по имени, как чужие. — И дал о себе знать в тот же вечер, к слову. И сегодня мы тоже разговаривали. Декан Мэйсон передавал тебе привет и просил сообщить, чтобы ты пока не связывалась с ним через браслет. В Академии какие-то проблемы с магией и ее контролем, даже на "звонки" нужно брать разрешение... Чуть не забыла, — мама даже подалась вперед от предвкушения. — Как твои мальчики, не перессорились?

— Перессорились и перемирились, — улыбнулась я, прислушиваясь к шумным возгласам на кухне. Кажется, кого-то грозились огреть сковородой, если он, "наглая морда", не перестанет таскать вишню из миски... Так-так. Вишня. Зимой. М-м-м... — Они сейчас, кстати, вдвоем завтрак готовят. И что-то слишком сильно шумят... Кажется, их лучше не оставлять одних, — я скосила взгляд в сторону двери, только сейчас обратив внимание на густой блинный запах, сочившийся с кухни. — Давай еще вечером свяжемся?

— Проголодалась, маленькая моя? — понимающе усмехнулась мама. — Ладно, беги. Но обязательно поговори насчет одежды и поведения с Лиссэ, слышишь? Счет я оплачу.

В кухне что-то грохнуло. Мы с Элен синхронно поежились.

— Пока, мам! — махнула я рукой. — Увидимся! А платье купит Ксиль, он переживал, что только Дэриэлл мне их дарит.

— Увидимся! Стоп, какой еще Ксиль?! Найта, погоди!

Зеркало погасло. Очень вовремя. Не хотелось бы сейчас объясняться с мамой по поводу случайно сорвавшихся слов. В конце концов, можно будет просто поставить ее потом перед фактом... и перед решением князя.

Торопливо вынув зеркало из миски с водой и обтерев полотенцем, я побежала на кухню, жалея, что в доме Дэйра нельзя срезать путь.

А вот и заветная дверь.

К моему удивлению, вся мебель, включая табуретки, была цела. Стекла тоже. Дэйр, с заколотой по-лабораторному челкой, аккуратно переворачивал на сковороде очередной блин. Максимилиан, удерживая в руках здоровенную миску... нет, не с вишней — все-таки с вишневым вареньем... крутился рядом с целителем, пытаясь пропихнуть сквозь плотно сжатые губы хотя бы одну сладкую ягоду. Пальцы у Ксиля были измазаны сиропом, да и на лице у Дэйра были сплошные вишневые подтеки. Но целитель держался с поистине профессиональной выдержкой.