Дайте стройбату оружие! Общий Рабочий файл

В журнал, о нападении на машину, записал следующее: "Наши бойцы уничтожили более тридцати солдат и офицеров противника. Уцелевшие немцы скрылись в лесу. Мы захватили шесть автомобилей, тридцать автоматов, много патронов, несколько гранат и вещевые мешки с продуктами".

Про потерю личного состава, я не сказал ни слова!

Не было у нас потерь по причине отсутствия факта серьёзного боевого столкновения. Застрелили двух немцев в кабине — вот и весь бой.

В общем, зафиксировал я факт проведения успешной боевой операции, а потом весь день ругал себя за это.

Зря я так заврался, заблаговременно создавая легенду о себе — мужественном боевом генерале, громящем тылы врага во главе мужественных воинов.

Ведь ни один толковый фронтовик не поверит, что всего два десятка бойцов, вооруженных винтовками, напав на полсотни автоматчиков, одержали в перестрелке победу, частично прогнав противника в лес, а большую половину — уничтожили на месте. Затем, невредимые, ходили между машин, собирали оружие, продукты и что не один немец не шмальнул парой автоматных очередей, из темноты леса, по русским, убившим его товарищей.

В ближнем бою с автоматчиками, при двойном численном перевесе врага, вооруженного автоматическим оружием, у красноармейцев нет никаких шансов на победу.

Если бы действительно свела бы судьба нас на дороге, в бою с полусотней немецких автоматчиков, то у каждого из нас судьба получилась бы очень печальная, короткая, прервавшаяся там, в придорожном кювете...

Однажды к месту расположения отряда приблизились девушка в военной гимнастерке и красноармеец. Девушку звали Елизаветой Ершовой.

Как началась война, Лиза пришла в Белостокский военкомат. Просила послать в армию. Военком выдал направление в госпиталь, обмундирование и сумку с красным крестом. До госпиталя дойти не успела, его разбомбили. Пришлось присоединиться к отступающей части.

Колонна нарвалась на гитлеровцев. Снарядом сшибло дерево, возле которого она стояла. Девушка упала без сознания. Когда очнулась, вокруг стояла мертвая тишина. Всюду валялись трупы. С трудом поднялась и пошла, куда глаза глядят.

— Повстречала этого бойца. Решили идти вместе и нашли нас.

Появление в отряде медсестры всех обрадовало. Вскоре ее стали называть сестрицей, а затем хозяйкой отряда.

Второго июля, в сорока километрах от Минска. встретили командира 8-й артиллерийской противотанковой бригады полковника Стрельбицкого.

Когда началась война, артиллеристы его бригады мужественно отражали попытки гитлеровской танковой дивизии прорваться из Вильнюса и Гродно к городу Лида, но под давлением превосходящих сил они медленно отходили, а потом тоже попали в окружение. Закончилось горючее. Артиллеристы вынуждены были остановиться в лесу, спрятать технику. К тому времени в лесу под Минском собралось несколько уцелевших рот пограничников, много разрозненных групп и подразделений 10-й и 3-й армий, всего несколько тысяч человек. Полковник Стрельбицкий взял командование на себя. Наскоро сколотив несколько частей, он повел их в наступление на Минск. Войскам удалось ворваться на окраину города. На многие годы, запомнят немцы и жители Минска один краснозвёздный танк из "группы Стрельбицкого".

Вначале, танк, ворвавшийся в Минск, ничем не удивил немцев. За две недели войны, они привыкли к виду трофейной русской техники.

Танк въехал в распахнутые ворота водочного завода, размазал по мостовой немецкого солдата, уничтожил бронеавтомобиль охраны и начал отстреливать Пусть помнит враг, укрывшийся в засаде: Мы начеку, мы за врагом следим. из пулемёта немцев, покусившихся на самое святое для любого настоящего русского мужчины — на ящики русской водки.

Решив подбодрить молоденьких курсантов и, напевая "Марш танкистов", переделанный в соответствии со сложившейся обстановкой, механик — водитель направил танк на грузившиеся автомобили.

"Пусть помнит враг, укрывшийся в засаде:

Мы начеку, мы за врагом следим.

Чужой мы водки не хотим и фляги,

А вот своей — глотка не отдадим..."

Раскатали наши танкисты гремящими танковыми гусеницами, в мокрые железные блины, автомобили с загруженной водкой и поехали искать дальнейших приключений. Едут и видят, как на встречу, движется колонна мотоциклистов.

Мотоциклы новенькие, с боковыми колясками. Мотоциклисты в стальных шлемах и защитных очках. Фашисты смотрят на "трофейный" русский танк, улыбаются и зубами, начищенными блендамедом, сверкают. В колясках пулемётчики с пулемётами восседают.

Рванулся танк в колонну и начал утюжить мотоциклы баварского производства, вместе с их седоками, а тех, кто убежать пытался, расстреливали танкисты из пулемётов.

В центре города, возле театра, перестреляли немецких офицеров, собравшихся на концерт.

На улице Пролетарской уничтожили колонну бензовозов и грузовиков.

Разгромили военный лагерь в городском парке, израсходовали весь боекомплект, а на выезде из Минска сами поймали вражеский снаряд в моторный отсек.

Командир танка майор Васечкин, приказал покинуть горящий танк и погиб, прикрывая отход экипажа, стараясь спасти механика-водителя, старшего сержанта Дмитрия Малько, заряжающего курсанта — Фёдора Наумова, пулемётчика правой башни курсанта Николая Педана, пулемётчика левой башни курсанта Сергея(фамилия неизвестна), и пулемётчика кормового башенного пулемёта курсанта Александра (фамилия не известна).

Курсанты Сергей и Александр погибли вместе с командиром, не успев никому сказать ни своих фамилий, ни своих домашних адресов. Молодые были — казалось, что вся жизнь впереди, всё — на потом откладывали...

Я конечно этого не знал. Танкистом больше — танкистом меньше... У меня под городом Белостоком в конно-механизированной "группе Болдина" тысячи таких танкистов были и неизвестно, чтобы они там сотворили с немцами если бы не остались их танки без горючего и без снарядов. И никто тех танкистов не считал, никто адресов не записывал...

Буквально за несколько часов перед нашей встречей Стрельбицкий предпринял вторую попытку овладеть столицей Белоруссии. И тоже безуспешно.

Рассказывая мне обо всем этом, полковник по карте показывал, на каких участках он наступал, какие улицы Минска удавалось занять, откуда нажимали вражеские танки

Грамотно командовал полковник войсками в боях за Минск, но тем не менее, я объявил, что беру командование сводным соединением Стрельбицкого на себя, а самого Стрельбицкого назначаю своим заместителем.Он же полковник. Младше меня, по званию.

Стали готовить разведку боем южнее Минска. Подготовили и дали команду к наступлению. Пошли батальоны в бой и полегли, почти полностью под фашистскими пулемётами. Слишком большие потери. От них осталась горстка бойцов, которая храбро вела неравный бой, прикрывая наш отход. Лес, в котором мы находимся, бомбит фашистская авиация. К разрывам бомб присоединились разрывы снарядов и миномётных мин. Растревожили мы немцев на свою голову.

Мысли заняты одним: Фашисты изрядно потрепали нас, но силы еще есть. Свернули чуточку правее и идём дальше на восток. Словно и нет никакого окружения. Ночь тиха — чиста дорога! Нахрена я батальоны в разведке боем угробил? Нужно было сначала скрытно и по тихому разведать расположение противника. Выходит, что я своими действиями помогаю германской армии уничтожать живую силу Красной армии? Да... Если возьмут в плен, нужно будет непременно рассказать, как я больше тысячи красноармейцев под немецкие пулемёты и снаряды подставил. Точное число убитых и степень моей очередной заслуги перед Германией, немцы сами посчитают. Не сегодня, так завтра.

Обнаружили несколько уцелевших дотов и дзотов. В укреплениях красноармейцы, с ними старший политрук Осипов из двести сорок пятого гаубичного полка.

Война застала их в городе Лида. После ожесточенной бомбежки немцы выбросили в районе города воздушный десант. Осипов участвовал в ликвидации десанта. На рассвете враг бросил против них авиацию. Потом в наступление пошли фашистские танки. Силы были не равны, закончились снаряды, разбиты или раздавлены орудия и Осипов с группой однополчан стал продвигаться к укрепленному району, который еще был занят нашими войсками, Осипов получил задание возглавить гарнизон одной из долговременных огневых точек. В гарнизоне одиннадцать человек, два пулемета, одна пушка и достаточное количество боеприпасов

Собрал я всех офицеров и политработников. Предложил организовать в лесу сборный пункт. Сразу же после этого командиры и политработники разошлись по лесным дорогам. Каждая появлявшаяся там группа солдат задерживалась и направлялась на сборный пункт. Уже через несколько часов нам удалось собрать более пяти тысяч человек. Из пришедших в лес я создал сводную дивизию. Насчет дивизии, я конечно присвистнул. В дивизии, по штату, должно быть четырнадцать с половиной тысяч бойцов и офицеров, а у меня немного больше пяти тысяч. В общем, я сборный полк дивизией обозвал. Но считать себя командиром дивизии в три раза приятнее, чем командиром полка. В моей "дивизии" пять отрядов и кое-какая артиллерия, штаб, прокуратура и трибунал. Без трибунала жить нельзя. Нужно же как-то узаконивать расстрелы. А без них не обойтись. Железной рукой наведу порядок. Такой порядок, чтобы ни одна сволочь не вякнула поперёк моего слова!

28 июня 1941 года немецкие войска взяли город Минск.

Тем не менее, на рассвете 5 июля я объявил задачу: "Прорвать вражескую оборону и соединиться с частями Советской Армии, ведущими борьбу за Минск". И вот отряды перешли в наступление. Непонятно, зачем я бросил людей на город, захваченный гитлеровцами. Люди дрались героически. Силы наши таяли. Врагу удалось вклиниться в наши боевые порядки и расчленить их. Я, как всегда в боевой обстановке, потерял возможность управлять отрядами и приказал отходить мелкими группами...

Да нихрена я не приказывал! Как я мог приказать, если потерял управление и лишился возможностей передавать какие либо приказы. Кто смог, тот смог отступить, остальных, кто сражался, кого немцы обошли и от леса отрезали — те, позднее, все погибли или в плен попали. В полном составе явилась на пункт сбора линьгруппа, возглавляемая старшим политруком Осиповым. Они были ближе всех к штабу и дальше всех от врага. Решали не боевую, а продовольственную задачу. Порой харч важнее патронов.

— Товарищ генерал, может перекусите, спрашивает Осипов, выкладывая продукты, принесенные из не разграбленного фашистами пригородного колхоза, разносолы, добытые его группой, поа бойцы других отрядов умирали, штурмуя линию вражеской обороны?

Отчего не перекусить? Было нас пять тысяч, осталось немногим более трёхсот человек. Остальные, более четырёх тысяч, погибли и продолжают сейчас погибать, выполняя мой нелепый и несвоевременный приказ.

Трапеза длится недолго, но весело. Решаем, по ночам, двигаться лесными дорогами и выжидать благоприятного случая для прорыва и соединения с нашими войсками.

Так и шли.

Осторожно.

Не спеша.

Не торопясь.

Однажды, остановились в лесу. Всего в тридцати километрах от нас проходила линия фронта. Спешить было некуда. Решили провести ночь без передвижения.

Вечером Осипов и Дубенец отправились в ближайшую деревню Журавы. Необходимо разведать маршрут и поживиться едой.

Прекрасно понимаю, что разведка — дело сложное, очень трудно точно рассчитать время возвращения, ибо неожиданности подстерегают на каждом шагу. И все же нервничаю. Только перед восходом солнца, когда вражеские машины двигались уже без света фар, показались возвращающиеся разведчики.

— Товарищ генерал, задание выполнено!

— Ну как, большой "гусь" засел в Журавах?

— Солидный.

— Атакуем деревню двумя отрядами. Один будет в резерве.

Мои люди выходят на исходные позиции.

С нетерпением поглядываю на циферблат часов.

Точно в пять ноль-ноль даю ракету.

С криком "Ура!", цепи пошли в атаку.

Сочиняю и пишу в журнале боевых действий очередную реляцию о своих подвигах: "Полтора часа продолжался ожесточенный бой. Враг был смят. Он потерял только убитыми более двухсот пятидесяти солдат и офицеров. Наши безвозвратные потери — 70 человек".

Мы захватили "богатые" трофеи. Если результаты боя увеличить в три, а лучше — в десять раз, то в журнале боевых действий "дивизии" будут следующие цифры: "Свыше ста автомашин, около пятидесяти мотоциклов, несколько орудий разного калибра и передвижных радиостанций, тысячи ящиков с боеприпасами, склад с продовольствием", а оружия столько, что "им можно было вооружить две дивизии".

Я продолжаю называть своё войско дивизией, хотя оно давно уже не полк, а всего лишь батальон, штатной численности. До сегодняшнего боя. Сейчас в строю всего две роты.

— Товарищ генерал, что будем делать с трофеями? — прервал мои раздумья начальник штаба Яблоков.

— Часть возьмем с собой, а остальное уничтожим.

Решил взять немного оружия, боеприпасов, продовольствия, радиостанцию и несколько мотоциклов.

Обдумываю слова текста, занесённые в журнал боевых действий.

Опять меня подвела любовь к высоким показателям.

Неправда может быть вскрыта первым же пролетевшим над Журавами нашим самолётом.

Представьте, как должна выглядеть деревня, на улицах которой сожгли свыше ста автомашин, около пятидесяти мотоциклов, взорвали несколько артиллерийских орудий и тысячи ящиков с боеприпасами, подожглисклад с продовольствием и таким количеством оружия, что им можно было вооружить две дивизии?

Деревни просто не должно остаться. На её месте должны лежать груды печного кирпича и обугленные брёвна от изб, горевших, а потом — разметённых взрывами боеприпасов и, особенно, авиационных бомб.

И посреди вселенского пожарища — ржавеющие, искорёженные остовы автомобилей, осколки снарядов, гнутые стволы в окалине и безжизненная, отравленная тротилом земля.

Мы уходим из Журав, а за нашими спинами остаётся целёхонькая деревня, с зелёными яблоневыми садами и несколькими струйками дыма, поднимающимися от десятка догорающих грузовиков.

Учитывая количество захваченной техники, в деревне должно было бы не менее двухсот шоферов и мотоциклистов. У мотоциклистов — не менее пятидесяти пулемётов. Кроме того, склады обслуживают интенданты, кладовщики, упаковщики, грузчики. На "тысячи" ящиков, их нужно не меньше полусотни. Обязательно — рота охраны. В общем, как ни крути, а не может гарнизон с перечисленными "трофеями" быть меньше четырёхсот человек. Атакующие, практически всегда, кроме засад, несут потери в два — три раза выше, чем обороняющиеся.

Вот и "трещит по швам", "белыми нитками шитое" моё враньё про уничтоженные в бою вражескую технику и несколько тысяч ящиков с боеприпасами.

По правде сказать, мы потеряли в бою семьдесят шесть человек и уничтожили около тридцати немцев, находившихся в деревне.

Девятнадцать тяжелораненых и умирающих бойцов, нам придётся оставить у местного населения.

Нести их мы не можем и оставаться из-за них тоже не рационально. Если очень повезёт, то есть вероятность, что кто-то из раненных сможет выжить. Хотя, скорее всего, через пару часов, в деревню Журавы примчатся немцы и прикончат всех наших раненных.