Твое... величество-2!

— Рэн Тори — чернозубый. И его товарищи тоже. Это элитная гвардия, ночные тени, считается, что один Чернозубый стоит сорока врагов. Может, и больше, но сорок — было.

— Чернозубый?

— Они чернят себе зубы, чтобы не выдать себя даже бликом во тьме. Они приходят ночью, как тьма и неотвратимы, как смерть.

— Тьфу...

— Они действительно очень хорошие воины, капитан. И потом, что вы теряете?

Вопрос был задан вовремя. Действительно, что теряет капитан? Да ничего! Если он ничего не сделает, их просто возьмут на абордаж, и начнется резня. А если сделает... шанс?

Хлипкий и слабый, но все же шанс есть! Надо попытаться!

— Ладно. Скоро они придут? Сходи, спроси...

Бертран умчался к шагренцам, а капитан безнадежно махнул рукой.

Не выдержать им против пиратов, не тот опыт. Но хоть как-то драться, а не помирать, как овца на бойне!

— Думаешь, польза будет?

Подошедший неслышно, как кошка, боцман, озвучил вопрос, который задавал себе и капитан. Поможет ли?

Мужчина махнул рукой.

— Точно не помешает. Не знаю, какие уж они там воины, но может, хоть кого с собой заберут? Пусть сражаются, так легче.

Боцман согласно кивнул.

— Да. Пойду, скажу ребятам, пусть берут оружие и ждут. И крюки?

— Да. В одном шагренцы правы, у нас есть шанс, только если мы нападем сами. Первые.

Боцман кивнул и ушел.

Капитан, прищурившись, посмотрел на 'Ворона', который догонял их. Медленно, неуклонно.

Проклятые пираты!

* * *

— Вы скоро будете? — Бертран влетел, как раз когда шагренцы смазывали ядом клинки. Изао зашипел на него.

— Тишшшшше!

— Это яд, — пояснил Рэн, видя, как резко остановился мальчишка, едва через голову не перевернулся. — Редкий, мы больше такого не найдем.

— Яд, ага. А скоро вы? Капитан спрашивает.

— Скажи, пусть десять минут продержится. И мы придем.

Бертран кивнул, и умчался.

Рэн аккуратно закрыл яд, убрал в сумку, собрал вещи. Может, в последний раз. А может, и нет. Рука коснулась алого камня под одеждой.

Не выполнить приказ императора — позор. Он обязан сделать все, чтобы найти человека, отмеченного милостью Многоликого, но для начала надо выжить. Вплавь от пиратов не уйдешь, на лодке не уплывешь. Только отбиться.

Рэн опустился в привычную позу, сложил руки на коленях, прикрыл глаза.

Вот эта минута у него есть.

Вдох, потом выдох, зернышко тепла рождается в средоточии, раскрывается, расходится волной по всему телу. И Рэн уже спокойно открывает глаза.

Он не боится боя.

Он сегодня не умрет.

* * *

Два корабля сходились.

'Кокетка' была чуточку легче, 'Ворон' тяжелее и массивнее, да и катапульт у него было больше, но первый же выстрел 'Кокетки' оказался удачным — она разнесла в щепки одну из мачт 'Ворона', и тот дрогнул, рыскнул, управления он не потерял, но с курса на несколько секунд сбился — и их хватило, чтобы его первый залп прошел мимо. Разве что мачту 'Кокетке' оцарапало слегка и парус один порвало. Еще один камень упал в воду.

'Кокетка' тем временем, оправдывала свое название. С легкостью записной кокетки, она развернулась чуть ли не на месте, и направилась назад, к 'Ворону'. Прежде, чем там успели зарядить катапульты и нацелить их, корабли уже оказались рядом.

И снова — выстрел!

Только на этот раз 'Кокетке' сбило напрочь мачту, но было уже безнадежно поздно что-то менять. Корабли уже сблизились так, как это надо было именно 'Кокетке'.

— Беееееейте иииииих! — взвыл Бертран.

На него никто не обратил внимания. Сказали ему — брысь, ну так это ДО боя, а когда уже началось, тут не до всяких сопляков.

Вот, уже чуть-чуть, ну же, еще буквально пару метров...

Абордажные крючья взлетели в воздух и впились в борта судна. Послышался хряск дерева, и прежде, чем пираты опомнились, матросы 'Кокетки' кинулись вперед.

Безумие?

Но загнанная в угол мышь частенько кидается вперед, на кошку, и может серьезно укусить. А у 'Кокетки' и выбора-то другого не было.

Или нападут они — или на них, но если они атакуют, то драться будут на палубе чужого судна. Их корабль уцелеет...

Рэн и Изао шли в первых рядах.

Какое к ним имеет отношение эта схватка?

Да помилуйте, никакого, одни круглоглазые режут других! И пусть бы они все друг друга переубивали, мир чище будет, только вот... Рэн тоже находится на борту 'Кокетки', и деться ему некуда. Что — пираты его пощадят, потому что он с Шагрена?

Как же жди!

Может, еще и поиздеваются специально!

Так что выбора нет, драться и только драться. И мужчины наглядно показывали, почему Чернозубых считают элитой. Они резали пиратский строй, как нож — мягкий сыр, мечи и кинжалы в их руках не останавливались ни на секунду. Это не лес, и хитростей тут не будет, просто бой накатом, валом, стенка на стенку, а это Чернозубые отлично умели!

Случись то памятное сражение в лесу не среди деревьев, а где-то на поле, и никто из охотников не ушел бы. Но лес...

Лес для Чернозубых был врагом, именно он был виноват в их поражении. А вот палуба... это обыденно, это привычно, на кораблях шагренцы воевать умели. И сражаться тоже.

Именно шагренцы стали острием атаки. Именно они шли вперед, вымещая на пиратах свое унижение, беспомощность, потерю друзей... и пираты дрогнули. Они сражались отчаянно и умело, но Рэн и Изао не допускали ни единой ошибки. Они были, словно одно четырехрукое жутковатое существо, с бешено горящими глазами, с казалось, сотней блестящих клинков, и пираты не выдержали. Особенно, когда Рэн, сам того не заметив, свалил капитана 'Ворона'.

Он и не понял, кто это тут с цепом кинулся... просто привычно парировал, отвел удар, шевельнул мечом — широкие взмахи не для корабля, палуба не даст махать мечом, как мальчишка — палкой!

Рэн и Джиро шли к юту, медленно и уверенно, и постепенно матросы с 'Кокетки' занимали вражеский корабль.

— Сдохни!!!

Удар еще удар, кровь брызжет в лицо, но вытирать ее некогда, клинок пляшет в руке, словно продолжение кисти, и поет, поет свою смертельную песню, он давно не стальной — алый от крови, но рукоять, обтянутая шершавой акульей кожей, не скользит в пальцах.

Рэн отбивает ударь и бьет сам, и снова, и еще раз... а потом как-то оказывается, что враги заканчиваются.

И он стоит на полуюте, и никак не может понять, что же произошло? Где — все?

Пираты закончились.

Да?

Закончились же?

А потом сильный толчок в бок, от которого Рэн отлетает в сторону, едва не падая навзничь. И медленно, словно в дурном сне, оседает на палубу Изао.

— Друг!

Рэн подхватил его под мышки, помог опуститься на палубу, Изао улыбнулся краешками губ.

— Не надо...

Рэн и сам видел уже, что все бесполезно. Короткий арбалетный болт ударил в печень, это не вылечишь... это или быстро, сейчас, или, если попробовать помочь... все равно быстро, но мучительнее.

Изао прикрыл глаза.

— Это была хорошая жизнь, друг. До встречи.

Рэн до крови прикусил губу. И не остановить, не удержать... не поможешь тут никак. Вообще ничего не сделаешь, разве что проводить... Джиро, Изао...

Теперь он один.

Говорят на Шагрене, если ты один — это ничего не значит, ты все равно победишь, только вот стоит ли победа заплаченной за нее цены? Рэн не знал.

И потому... где стрелок?

Ах, вот он? Несколько пиратов пока еще сопротивляются, и этот тоже... вот, он отбросил арбалет в сторону, тянется к клинку...

Рэн преодолел расстояние до него одним прыжком, схватил за горло.

— Тварь! УБЬЮ!!!

Больше всего ему сейчас хотелось вцепиться в горло негодяя зубами, рвать в клочья... ненавижу!!!

НЕНАВИЖУ!!!

Удар в правый бок Рэн отбить успел, но не до конца. Получилось сильно, его точно достало, но и Рэн своего добился, стиснул пальцы, выдавливая из пирата жизнь...

Выдохнул, оседая навзничь...

Даже если он умрет, это была хорошая драка. Ты был прав, Изао.

Ты был прав, брат...

* * *

— Живой?

Капитан 'Кокетки' смотрел на шагренца сверху вниз.

— Живой, — отозвался боцман, без особых нежностей переворачивая Рэна на спину, и вырывая у него тихий стон. Больно же... — Думаю, и жить будет, если рана не загноится.

— Это хорошо. На койку его, и пусть лекарь посмотрит. Если б не эти узкоглазые, нас бы точно смяли.

— Я ему свою каюту уступлю, — вмешался боцман. — Если б не они... сейчас нас бы за борт скидывали. Пусть отлежится спокойно.

Матросы встретили это решение дружным одобрительным ревом и занялись делом.

Предстояло очень много работы.

Надо было повязать пиратов, согнать их в трюм, перевести часть команды на 'Ворона', расцепить корабли, посчитать курс и направиться в Картен — или Эрланд? Сейчас надо смотреть, куда им ближе. Какой уж тут Шагрен? Без мачты-то?

А еще помочь раненым, похоронить мертвых, описать трофеи... даже просто — вымыть палубу! Дел предстояло очень много, шагренцам за помощь спасибо, но сейчас-то от них пользы не будет. Вот и пусть парень лежит, а юнга ему поможет.

Капитан был из Эрланда, так что относился к шагренцам вполне нейтрально. Есть они, нет их... какая разница? До них слишком далеко, чтобы он еще думал тут о всяких разных. Сейчас они пригодились, так что можно быть великодушным, и отплатить добром за добро.

Так и оказался Рэн на койке, а ухаживать за раненными логично поручили юнге. А что?

Пусть побегает, поди, не отвалятся руки ведро нужнОе подержать или воды дать попить.

Лекарь накормил Рэна опиумом, и оставил лежать в полузабытьи.

Было жарко, хотелось пить, тошнило, кружилась и плыла голова... Бертран логично оказался рядом.

— Воды?

— Да...

Рэн напился из услужливо поданного ковшика, и откинул голову назад.

— Благодарю.

Сложно было дышать, давило... и в полубеспамятстве, Рэн неловко взмахнул рукой, обрывая шнурок, на котором висел кошель с доверенным ему сокровищем.

Стукнул по полу кисет.

Блеснул алым край камня Многоликого.

Тихо ахнул Бертран.

— Это же...

Ума у него хватило, чтобы потихоньку, пока Рэн в полузабытьи не осознает, что происходит, достать камень, осмотреть его внимательно, обнаружить на нем символ Многоликого, словно вплавленный в камень, и вернуть тот обратно. В мешочек и на грудь шагренцу.

Это же...

Ничего, Бертран с ним потом поговорит.

Уже всерьез.

В Бога парень верил, и понимал, такое само по себе не происходит. Это Боги развлекаются, сведя людей, которые обладают знаниями.

У Рэна камень, о свойствах которого он точно знает, вон как тревожится, даже через жар и беспамятство проверяет.

У Бертрана свитки.

И знание, за которое уплачено жизнями его друзей

А вот что с этим делать? Как быть дальше?

Бертран подозревал, что они смогут решить это только вдвоем. И это будет очень сложное и неприятное решение. Но это все не просто так. Наверняка.

* * *

Эрр Марко Шедан, посол Фардании мог ожидать многого, но уж точно не...

— Личный духовник королевы? Дианы?

— Нет. Ее величества Марии.

— Проси, — приказал Марко. — И привычным жестом убрал подальше бумаги.

Святой отец вошел непринужденной походкой, с милой улыбкой, покосился на закрытую дверь и поздоровался.

— Эрр Шедан.

— Святой отец.

— Роман. Мое имя Роман.

— Приятно познакомиться.

Роман кивнул. Ему тоже было приятно. Он несколько дней наблюдал за посольством Фардании, ожидая, пока посол окончательно дозреет, и решил, что плод созрел. Последние два дня посол уже не искал принца, а просто выпивал. Пока еще в разумных количествах, так что разговаривать с ним можно.

Вот и поговорим. О том, что происходит в Фардании.

— Что привело вас ко мне, святой отец?

— Мне кажется, эрр, что вы нуждаетесь в утешении.

Марко посмотрел с иронией.

— Я?!

Ответной улыбкой отца Романа можно было волосок в воздухе перерубить, такой она была острой.

— Вы, эрр. У вас же принц пропал... вы уже его величеству сообщили — или нет?

Марко схватился за сердце.

— Вы... знаете?!

— Да вы сядьте, эрр. Я тут не при чем, а вот ясность внести могу. Но в обмен на кое-что другое.

— На что? — Марко так и держался за сердце. Отец Роман подошел, пощупал ему пульс, покачал головой.

— Что ж вы так переживаете, эрр, так ведь можно и не пережить. Лекарство у вас какое есть?

— Есть. В ящике стола.

Отец Роман открыл ящик, достал флакон из мутного толстого стекла и накапал в кубок указанное количество резко пахнущей жидкости. Разбавил вином, протянул эрру Марко, и дождался, пока тот жадно выпьет. Лекарство подействовало быстро. Уже минут через десять эрр Шедан задышал ровнее, и смог разговаривать спокойно.

— Что вы знаете про его высочество?

— Он мертв, — не стал скрывать Роман.

Эрр Шедан хотел вторично схватиться за сердце, но было как-то и неудобно уже. И лекарство помогло, чего уж теперь-то?

— Вы...

— Я его не убивал. Давайте сложим то, что нам известно, эрр?

Эрр Шедан медленно кивнул. Понятно, не просто так к нему пришел этот человек. Но — что будет дальше?

Если его высочество мертв, это приговор. И самому Марко, и всей его семье, и всем, кто причастен к его гибели. Но... правду ли говорит священник? Лгать-то им сан не запрещает, разве что не одобряет, а этим и пренебречь можно.

— Я знаю, где его тело. Надеюсь, дикие животные до него еще не добрались, — отец Роман словно прочел его мысли. — Но давайте начнем сначала. Ее величество Мария узнала, что беременна, и решила бежать из дворца.

— Беременна? Это точно?

— Вы не знали? Позвольте вам не поверить.

Эрр Шедан пожал плечами.

— Слухи ходили, но это только слухи. Придворный лекарь ничего не говорил.

— Потому что ничего не знал. Королеве впервые стало плохо в моем присутствии, и она настояла на визите к повитухе.

Эрр Шедан удивленно хмыкнул.

— Святой отец, я вынужден спросить...

— Чей это ребенок? Можете не сомневаться, короля. Во дворце такое не спрячешь, я уверен, вы в курсе, что один раз супруги разделили ложе.

— И после десяти лет...

— Такое тоже бывает. Когда женщина долго не может зачать, потом они с мужчиной делают перерыв, и после него, почти сразу случается... *

*— самое забавное, что и так бывает. Лично видела несколько раз. Прим. авт.

— Угу. И с королевским сыном или дочерью в животе, королева решает бежать?

— А вы бы ее пощадили?

Марко подумал целых двадцать секунд. По всему выходило, что — нет? Нет.

— Его величество Ханс, — чего уж теперь сдерживаться, если его высочество мертв, то жизнь Марко тоже теряет смысл. — приказал, чтобы Вернер и Анна поженились как можно скорее. Лучше бы и консумировали брак, но девочка слишком молода. Вернер пытался ей понравиться, но она оскорбила его высочество. Тот был в ярости.

— Оскорбила?

— Да.

— Она не рассказывала. Но, полагаю, королева была в курсе, — Роман примерно сопоставил поведение женщины и ее отношение к фарданцам.

— А если так, то королева и дальше додумать могла. Живая она Хансу не нужна... будет. Если как теща, то может, еще года два-три, если как мать еще одного королевского ребенка, то — месяц? Или два? Сколько бы ей отмерили?