В последние несколько дней работа не клеилась у Каренина. А причина заключалась в одном: когда он думал о том, что у Анны будет ребенок от Вронского, его начинала бить дрожь. Он быстро начинал терять самообладание. Каренин без всяких на то оснований накричал на нескольких подчиненных, да так, что те буквально вылетели из его кабинета, не понимая, что случилось со всегда выдержанным до арктической холодности начальником. Впрочем, одним делом он все же активно занимался, а именно подрывал бизнеса своей жены. Он позвонил знакомым художникам и посоветовал в ближайшее время не выставляться в галерее Анны Карениной. В качестве объяснений такой странной позиции он приводил весьма маловразумительные доводы, но он и не старался быть убедительным, так как прекрасно понимал, что большой необходимости в этом нет. Достаточно его рекомендации, чтобы она разнеслась по всему цеху, а причины этой странной позиции появятся сами, все начнут их придумывать, пока слухи не выкристаллизируются в некие общие убеждения.
Но затем случилось событие, которое внесло сильные коррективы в планы Каренина. По чиновничьей Москве стремительно поползли слухи, что на столе Президента лежит проект указа об отставке премьер-министра, а с ним и всего правительства. Говорили об этом давно, но как-то неопределенно, но теперь многим стало казаться, что это может случиться со дня на день.
Ненависть к Анне сразу же отступила на второй план, а на первый — вышли совсем иные мысли и чувства. Каренин испугался, что если случится отставка кабинета министров, то нет никакой вероятности, что он уцелеет даже на прежней должности в новом правительстве. Все зависит от того, кто станет премьером, а по поводу его кандидатуры слухи ходили самые разные. В том числе, назывались имена, в случае их назначения шансов остаться в своем кабинете, не говоря уж о том, чтобы переселиться в более роскошный, у него было бы немного. И если сейчас он начнет бракоразводный процесс, то они сократятся еще больше. Нет никаких сомнений о том, что он наделает немало шума в столичных кругах. Он человек слишком хорошо известный, да и Анна, как успешный галерейщик, с некоторых пор стала приобретать все большую популярность и когда такая пара расходится, то это становится важной светской новостью. Не трудно представить характер публикаций об этом в прессе, на телевидении, в Интернете. Нет, сейчас явно не время для такой славы. Гораздо предпочтительней в этом плане не привлекать к себе внимания. Каренин подумал о ребенке, которому предстоит родиться. На какой-то миг прежнее чувство снова завладело им, но ему удалось его отодвинуть в сторонку. Карьера важней, если она того потребует, он даже согласится усыновить его, дать ему свою фамилию, а потом, когда это станет окончательно безопасно, он разберется с этим вопросом. А вот что он будет делать, чем заниматься, если будет вынужден уйти в отставку, об этом даже подумать страшно.
Приняв решение, Каренин испытал удовлетворение. Он молодец, что не позволил эмоциям взять над собой вверх. Легче всего поддаться их напору, зато потом об этом можно сто раз пожалеть. Что же касается ситуации, в которой он оказался, то еще неизвестно, кто окажется в конечном итоге победителем.
XVI.
В первые дни пребывания на даче Долли буквально опустила руки и не знала, за что хвататься, чтобы устранить окружающую ее разруху. Она решительно не понимала, как ей обустроить все в доме так, чтобы он стал удобен для жизни ее и детей. Первые два дня она ходила по нему, как потерянная, постоянно спотыкаясь то о разбитый пол, то натыкалась на сломанную мебель, то на обвалившуюся с потолка штукатурку. Все ее это бесконечно удручало, и она не представляла, что надо в первую очередь предпринять. Однако Долли не долго сокрушалась по поводу всего этого безобразия. В какой-то момент она решила, что пора кончать с паническими настроениями и кардинально менять окружающее ее пространство.
Она взялась за дело, полная решимости навести здесь порядок и сделать дом удобным для длительного проживания. Отсутствия мужского плеча, на которое она могла бы опереться в этом совсем не женском занятии, нисколько не смутило Долли, а скорее даже подзадоривало ее. Сможет ли или не сможет она справиться с поставленной задачей самостоятельно? -спросила сама себя Долли и тут же дала утвердительный ответ. Разумеется, она сделает, что требуется. И не позже, чем через неделю у нее все в доме будет в надлежащем порядке, словно клятву дала она.
Теперь уже отступать от данного слова Долли не имела права. И не только потому, что порядок в доме ей был жизненно необходим, но еще и по той причине, что Долли всегда со священным трепетом относилась к данным самой себе обещаниям. Она воспринимала их своего рода обетом, нарушать который было сродни святотатству, за свершение которого неминуемо должна последовать какая-нибудь кара. И так всегда, когда Долли хотела чего-нибудь добиться самостоятельно, она давала самой себе такую клятву. Стоило провести ей этот магический ритуал, как дела доселе не двигавшиеся с места, начинали каким-то чудесным способом решаться, а все вокруг начинало устраиваться самым наилучшим образом. Внутри самой Долли при этом пробуждалась невероятная энергия, которая направляла ее физические и ментальные усилия в нужном направлении, позволяя в кратчайший срок и с наибольшей эффективностью добиться нужного результата. Вот и сейчас в Долли забила ключом такая сила, которая незамедлительно вынесла ее на улицу и направила в ближайший соседский дом.
Долли помнила его обитателей со времен своего детства. Надежды на то, что с тех далеких времен хозяева дома остались прежние не было никакой, тем более, что с момента своего приезда Долли до сих пор не видела никого из соседей. Но, тем не менее, Долли решительно постучала в дверь.
К ее радости хозяйка дома осталась прежней. Дверь ей открыла сама Матрена Филимоновна, бывшая приятельница ее бабушки. Худая, но еще довольно крепкая старушка, очень подвижная, с задорным блеском в глазах. Матрена Филимоновна вмиг узнала Долли, хотя они не виделись уже лет десять. Женщины крепко обнялись и расцеловались.
Матрена Филимоновна позвала Долли пить чай с вареньем и угостила ее домашней выпечкой. Они сидели за столиком под акациями и пили ароматный травяной отвар. Булочки из нежнейшего теста, которые просто таяли во рту, пахли корицей. Этот запах напомнил Долли детство, в котором было все просто, понятно и не существовало никаких проблем. За неспешной беседой, Долли поведала Матрене Филимоновне все свои горести, связанные с дачным проживанием. Старушка выслушала ее и неожиданно объявила, что знает, как помочь Долли.
— Здесь неподалеку, через два дома, — прихлебывая чай из блюдца, — сказала Матрена Филимоновна, — снимает жилье один таджик. Толковый мужик, хотя и чурок. У него бригада рабочих есть. Ты сходи к нему, они вмиг тебе все, что надо отремонтируют, починят и даже огород вскопают, если надумаешь чего посадить. И возьмут не так дорого, как наши.
Долли необычайно обрадовалась предложению Матрены Филимоновны. Она нашла его очень даже своевременным и конструктивным и не только в плане ремонта. Идея посадить что-нибудь на земле Долли почему-то даже в голову не приходила. А с подачи Матрены Филимоновны Долли вдруг загорелась посадить на участке какую-нибудь зелень. Благо Матрена Филимоновна тут же предложила ей семена салата и укропа, рассаду огурцов и помидор, которые остались у нее после весенней посадки.
Долли последовала совету Матрены Филимоновны и наняла бригаду таджиков для работы на даче. И вмиг у нее в доме закипела работа. Всю сломанную мебель починили, а ту, что не поддавалась ремонту, выбросили, потолки покрасили, на стены наклеили обои. Конечно, в идеале надо было заниматься не ремонтом, а просто выбросить все старое и закупить для жизни новую мебель, но Долли была, как обычно, стеснена в средствах и не имела никакой возможности поступить так, как ей того хотелось бы. Зато в саду она устроила все по своему плану. Она попросила рабочих вскопать ей грядки и посадила на одной из них зелень, а на другой огурцы и помидоры, соорудив небольшой парник. А еще она придумала сделать клумбу для цветов. Съездила с детьми на ближайший рынок и накупила там самых разнообразных растений, которые тут же высадила в цветник.
Не прошло и недели с того момента, как Долли поставила себе цель преобразить дом и участок — и вот теперь все вокруг нее радовало глаз. В доме было все цело, чисто и прибрано. На грядках росли овощи, на клумбе все цвело и благоухало. Долли не могла нарадоваться всем этим переменам. Теперь ей будет, чем заняться до конца лета, это точно. Дети, конечно, требуют ее внимания, но не настолько, чтобы занимать собою все ее время. Так было раньше, пока они были еще маленькие. Но как только подросли старшие, они тут же стали ей верными помощниками в воспитании младших. Это давало возможность Долли более свободно распоряжаться собой. Но от того, что стало больше времени, появилось и больше возможности для проникновения в ее ум горьких мыслей по поводу ее неудач в браке со Стивой. Поэтому Долли была рада, что у нее появился небольшой огородик и цветы. Это было гарантией того, что на все лето она будет загружена работой по горло.
Заботе о детях и земле Долли намеревалась посвятить все свое время. Она организовала свой день так, что вставала рано, и пока солнце было еще не таким жгучим, шла обрабатывать свой участок. Потом наступала очередь детей, и она занималась ими. Вечером она поливала свой огородик, потом гуляла с детьми и наконец, укладывала всех спать. К концу дня она уставала так, что валилась в постель и тут же засыпала, как убитая. Это обстоятельство ее радовало тем, что в ее тщательно продуманном распорядке дня не находилось места, чтобы присесть и хотя бы на минутку вспомнить своего мужа, подумать, чем он там занимается в Питере, пока она здесь с детьми. Хотя, что он там вытворяет без нее, было и ежу ясно, а уж ей тем более.
Несмотря на то, что Долли в принципе все устраивало в ее дачной жизни, через две недели она почувствовала усталость. Матрена Филимоновна тут же заметила в ней это и снова нашла способ, как помочь делу. У того же таджика, который отремонтировал ей дом со своей бригадой, имелась жена, которую и посоветовала Матрена Филимоновна нанять помощницей по хозяйству. Долли в очередной раз подивилась житейской мудрости и хватке пожилой женщины. Она снова поступила так, как та ей присоветовала и не разочаровалась. Теперь в ее доме появилась молодая черноглазая таджичка по имени Гуля, которая к тому же оказалась воспитательницей детского сада. Понаблюдав за ней пару деньков, Долли поняла, что детям понравилась Гуля, и они с удовольствием принимали ее заботу о себе. Теперь, с ее появлением в их доме, можно было сказать, что все в их дачной жизни окончательно устроилась
XVII.
Долли, наконец, расслабилась и стала понемногу замечать, что жизнь состоит не только из сплошных проблем и забот, но есть в ней еще много приятных моментов и радости. И хотя эти радости были не такими яркими и большими, как в ее юности, а очень и очень маленькими, но и они доставляли Долли немалое удовольствие. Постепенно ее душа оттаивала и стала понемногу забывать обиды, нанесенные ей Стивой. Он сейчас был далеко, а дети рядом. Они и только они были отныне первым источником ее забот и волнений. Эти хлопоты о потомстве были очень приятны и желанны Долли, она с удивлением постигала всю ту радость и удовольствие, которые они ей приносили.
"Почему я не ощущала этого раньше, — спрашивала себя Долли, — заплетая косы Тане или завязывая пышный бант на маленькой хорошенькой головке Лили.— "Как было бы чудесно, если бы я с самого начала была в первую очередь матерью, и только потом женой. Вряд ли тогда Стиве удалось бы уязвить меня своими изменами настолько, что я опустилась до слежки за ним и устройству скандалов".
Со временем и эти вопросы перестали волновать Долли. Что было, то было. Прожитое не вернешь и не изменишь, а вот свою будущую жизнь можно выстроить по любому сценарию. Если раньше Долли смотрела в будущее и видела себя непременно рядом со Стивой, то теперь в ее воображении возникали совсем другие картины. Она видела себя счастливой, в окружении своих повзрослевших детей и внуков. Материнство, вот то, чего по настоящему не хватало Долли все это время. Как ни парадоксально это звучит и, тем не менее, ей, матери шести детей по-настоящему не хватало истинного материнства, не хватало ощущения, что она в первую очередь мать, а не жена. И вот, наконец, в уединении деревни, и в свете произошедших в ее семье событий, до Долли дошло, что неправильно расставленные акценты очень пагубно сказываются на качестве ее жизни. Это в математике от перемены мест слагаемых сумма не изменяется, а в сфере чувств очень даже меняется. Жена плюс муж плюс дети равно счастье. Таким образом, всегда для Долли выглядела незамысловатая формула семейного счастья. Но на поверку оказалось не все так незатейливо просто. Неравнозначность слагаемых привела к дисбалансу суммы. Смутно Долли понимала, что делать ставку на детей, столь же неразумно, сколько ставить на собственного мужа, но с мужем она уже обожглась, а дети, эти божие создания, неужели они однажды заставят ее страдать? Долли такое даже не приходило в голову. Для нее это было невозможно. По крайней мере, так она пыталась это себе внушить.
Движимая с таким трудом обретенной гармонией, Долли с головой окунулась в жизнь собственных детей. Она словно открывала их заново. Конечно, ей было известно о них многое. Кто что любит, какие у кого предпочтения в еде или в игрушках, это она знала досконально. Но вот, кто из ее детей, о чем думает или мечтает, в суете питерских будней ей не удавалось узнать. Все сыты, здоровы и, слава богу. Да и если быть откровенной, не очень она и стремилась это знать, она считала это совершенно излишним. Зачем? Когда у нее был единственный бог, достойный поклонения и ежеминутного интереса. Теперь, когда этот бог скинут с пьедестала, Долли упивалась новыми возможностями, новой ролью любимой и обожаемой матери. И это была даже не роль, а полнокровная и насыщенная событиями жизнь, в которую Долли погрузилась с головой, самозабвенно отдавая себя всю без остатка на алтарь материнства. Выводила ли она детей гулять, играла ли с ними, читала ли им книжки, Долли всегда просто кожей чувствовала свою во много раз возросшую значимость. В ней словно открылось новое зрение: во время занятий с детьми, она видела себя со стороны, как бы глазами других людей, во всем великолепии своего материнства, во всем блеске своей женской славы. В такие минуты ей очень хотелось бы, чтобы Стива был рядом и видел ее торжество, ее величие и значение и понял бы, наконец, что он потерял в ее лице. Ведь только такая, уверенная в своем предназначении женщина, способна осветить жизнь мужчины ярким светом, а не те пустые финтифлюшки, которые, слегка вспыхнув, на мгновение скрашивают его жизнь и тут же гаснут, еще не успев, как следует, разгореться. Впрочем, ее это уже не интересует, спохватывалась Долли, застигнутая врасплох такими мыслями. Она тут же гнала их прочь и переключалась на размышления о детях.
