Шефы, а это, если всмотреться в них, обыкновенные горожане, призывались спасать урожай, а заодно, и задницу местного руководства. Теперь в стране все считали себя специалистами в области строительства, медицины, педагогики и особенно сельского хозяйства. Некоторые, особо одарённые городские обыватели, научились отличать даже озимые подсолнухи от ярового поросёнка. Ну, раз народ такой грамотный, то ему и карты в руки, то есть пусть себе работает ещё и на свежем воздухе в деревне. От народа не убудет, а работа только укрепит его здоровье и веру в будущее справедливое общество. И повалил народ из города в деревню стремительным домкратом в сезон битвы за урожай, или с урожаем, как шипели некоторые несознательные. Например, руководство Воронежского ПО "Электроника" доложило в Обком КПСС, что его работники ударно отработали на объектах сельскохозяйственного производства 244818 человеко-дней в году. Дней, а не часов! Когда этот коллектив делал электронику, то совершенно непонятно.
Но в деревню Девица прибыли не доблестные работяги с ПО "Электроника", а сводная группа залётчиков из Воронежского сельскохозяйственного института в количестве тридцати студентов третьего курса обоего пола во главе с молодым преподавателем и двумя студентками медицинского института. Всю эту весёлую ораву, по распоряжению Фадеева, поселили на "временно" пустом участке Остроградских. Орава состояла из двадцати студентов и десяти студенток.
Председатель распорядился поставить на участке три палатки, в которых, учитывая августовское тепло, пусть и обитают студенты-шефы. Преподаватель, медики и поварихи из студенток обитали в доме. Фадеев также просил Тимофеевну помочь с приготовлением пищи для студентов. Та, естественно, согласилась. Почему бы не помочь хорошему человеку?
Из удобств для студентов соорудили, на скорую руку навес, где они должны обедать и два скворечника типа "М" и "Ж" в отдалении. Купать студентов после трудового дня предполагалось в новой бане Тимофеевны. Воду для бани и дрова для печи должны заготавливать дежурные из студентов. А остальные должны ударно трудиться в поле и на ферме.
Василёк понял, что студентов надо спасать, особенно страдающих с похмелюги. Спасать решил своими конфетками "Коровка", ну, заодно, и диагносту работа намечается. Новые тридцать человек в коллекцию, это для диагноста счастье. Ну, пошли, что ли знакомится со студентами.
Василька студенты встретели индифферентно, но конфетки "Коровку" они слопали с удовольствием. Студенты уже знали, что соседями у них семья, состоящая из старой бабки и её внучка, немного скорбного на голову, но ребёнок смирный, не кусается. Сейчас студенты сервировали свой стол для совместного завтрака и переговаривались между собой. Василька они не гнали, но и внимания на него особо не обращали. Крутится под ногами что-то мелкое и дурное, ну и пусть себе крутится. Зато Василёк во все уши прислушивался к их разговорам и получал массу новой и удивительной для него информации из первых уст.
Василёк прекрасно знал, что всё в нашей уважаемой Вселенной подчиняется строгим законам, поэтому ничего не происходит просто так. Значит, есть какая-то сермяжная правда, что студенты оказались в это время и в этом месте.
Сами студенты пока ещё не очень акклиматизировались на новом месте: многие из них думали, что едут в непролазную грязь, слякоть, холод о голод. Но большинство студентов ВСХИ сами происходили из сельской местности. Они готовились к худшим условиям, а тут, оказывается, ещё и кормят, и баню топят. Сам декан факультета, отправляя своих студентов в деревню, напутствовал их со слезами на глазах, что они едут на битву за урожай, ага. Теперь надо чувствовать себя мобилизованными бойцами в общем строе и немножечко на фронте.
Василёк всю информацию мотал на ус, при этом, не забывая давать работу диагносту. Вот несколько парней стали делится мыслями: мы думали, что здесь бардак, а здесь ещё не так и плохо. У страха глаза велики.
— Бардак это хорошо, — мечтательно сказал один парень. — Если заведут здесь строгий порядок, то нам придётся вкалывать как негру на плантациях, забудем даже про выпивку и баб. Благодарите, ребята, судьбу за то, что у нас порядка не было, нет, и не будет.
Несколько эклектичное заявление.
Возникла даже небольшая дискуссия по поводу думок о женских прелестях после каторжной работы. Коллективный разум решил, что всё равно будешь думать о бабах, даже если устанешь. Здесь с этим хорошо. Во-первых, наши девки здесь, во-вторых, две медички, видели какие симпапулечки с большими ... глазками. Может ещё и в деревне есть слабый женский пол, и желательно, чтоб он оказался совсем слабым на передок. Гы-гы.
— Таааак, — подумал Василёк. — Надо проверить всех студентов на предмет венерических болезней. Это у Пушкина "...я помню чудное мгновение...", а у нас это называется "беспорядочные половые связи".
Некоторые мужские особи из студентов считали себя оптимистами и надеялись на доступность местных дам. Женщины, ведь они, как мороженое: сначала холодны, а потом тают и становятся липкими.
Студентки на такие заявления только фыркали и заявляли, что таких глупых ребят они определят на роль "в семье не без урода", однако, без которых немыслима жизнь нашего здорового и сплочённого коллектива. Куда ж без дураков?
Василёк впитывал народную мудрость и старался не отсвечивать, но им заинтересовалась одна студенточка. Она, под смех других студентов, от нечего делать стала учить ребёнка считать. Василёк пыхтел, таращил глаза и безбожно путал числа. У него после тройки шла восьмёрка, а после семёрки четвёрка. Из бестолкового Василька никак не получалось сделать второго Пифагора. Обучение закончилось, когда на вопрос, что идёт после десятки, Василёк с надеждой на правильный ответ ляпнул, что идёт Валет. Учительница после этого потеряла к нему всякий интерес. У неё не получилось стать для Василька путеводной Полярной звездой в математике. Да и ладно. Профессору математики как-то примитивная арифметика не нужна. Пифагора не получилось из Василька, да и не могло получиться, ведь он, хвала Сократовской лысине, в уме считал гораздо лучше какого-то мифического Пифагора — считал как калькулятор. Даже таблицы Брадиса Аламеда знал на память.
На другой день, после акклиматизации, студенты получили наряды на работы: часть должна отправляться на ферму, а большая часть — в поле. Те, кто попал в поле, должны там собирать плоды какой-то смутно знакомой растительности. Судя по величине поля, студенты поняли, что им хана. Это в прошлом 1972 году случилась засуха, а сейчас урожай выдался внушительным.
Когда вечером "полевики" и "фермеры" встретились на своей базе, то между ними наметилось напряжение. "Полевиков" раздражало то обстоятельство, что они очень утомились, да ещё от "фермеров" дурно пахнет, а с такими вонючками в одной палатке спать как-то не интересно. "Полевики" уже почувствовали себя белой костью и голубой кровью среди селян, поэтому начали чморить "фермеров", которым место ниже плинтуса, где-то на уровне канализации. Поэтому "белая кость" первая пошла в баню, а "хвостокруты" поплелись в баню вторыми.
Теперь в деревне баня Тимофеевны вышла на первое место, затмив даже баню Малининых. Фадеев явно не экономил на материалах, поэтому отделка бани оказалась вульгарно дорогая: строго из дорогих лиственных пород деревьев. Это Малинины на всём старались сэкономить, поэтому в их бане отделка из ели, только парилка, довольно скромных размеров, из липы. Да и по объёму малининская баня уступала бане Тимофеевны. У Тимофеевны в бане имелась даже приличных размеров комната отдыха. Некоторые студенты задумались: бабка старая и бедная, а баня у неё шикарная. Неувязочка.
Вскоре для воодушевления студентов на трудовые подвиги приехал сам колхозный парторг Каневский Павел Исаевич. Единственно, чего не учёл парторг, это то, что на митинг сбежится вся деревня, в том числе сбежится и ненавистный болтун дед Матвей. Оный гад пенсионного возраста, вместе с другими бабками и дедами уселся на бревно и грустно пялился на парторга. От вида деда Матвея у парторга даже испортилось настроение, несколько сбились мысли и перепутались тезисы, которые он приготовил для воодушевления шефов.
Начал свою речь парторг вполне бодро, с огоньком, но он рефлекторно поглядывал на деда Матвея. Сидящий спокойно дед почему-то играл роль красной тряпки перед мокрым носом быка.
— Гм ... товарищи студенты и студентки! В наступивший период неслыханного подъёма сельского хозяйства и полёта научной сельскохозяйственной мысли вы все, то есть и мы все, то есть нам всем предстоит встать, ага всем на пути, то есть на путя ... почему на путя ... да потому, что наше хозяйство называется "Путь Ильча", а живём мы на Млечном Пути. Вот мы все и станем на пути ... на путях ... неудержимого движения к победе и построению самого справедливого общества. Кхм ... не в том смысле, что встанем на пути движения к победе, а, наоборот, встанем так, чтобы идти вперёд по путям, то есть по пути. По дороге, то есть. На большую дорогу выйдем, товарищи, и все вместе.
Для более доходчивых образов парторг стал помогать себе жестами, объясняя собравшимся, куда они должны все встать и куда им надлежит всем вместе идти. Народу такая пантомима понравилась. Народ слушал внимательно, даже дед Матвей сидел смирно. Но, всё равно, он своим появлением раздражал парторга, из-за чего парторг совсем запутался в своих сложных логических построениях, куда, собственно, всем надо встать, и по какой дороге идти. Так что дед Матвей оказался виноватым в том, что парторг, запутавшись в логических построениях, понёс совершеннейшую околесицу. Он, то зажигательно призывал собравшийся народ всем вместе выйти на большую дорогу, то всем вместе героически встать на пути научной мысли, а урожай собрать досрочно.
— Товарищи! — с воодушевлением кричал парторг, озарённый своими величественными идеями. — Давайте досрочно соберём богатый урожай в закрома Родины. А потом пойдём учиться, учиться и учиться, как высказал свою коротенькую мысль товарищ Ленин.
Судя по словам парторга, студенты не просто так здесь прохлаждаются на полях и фермах, а ведут битву за урожай, под руководством штаба уборки. Здесь трудовой фронт. Здесь студенты-бойцы бросаются на штурм картошки, сражаются с капустой и морковкой. Короче говоря, парторг речь задвинул весьма зажигательную, местами даже сногсшибающую. Народу понравилось, он даже проникся.
Парторг, вскоре свернул митинг, и наученный горьким опытом, больше никому высказаться по теме не дал. Не время сейчас много говорить, надо идти по пути ... по путям ... короче говоря, в поле надо идти и трудиться.
Васильку тоже речь парторга понравилась, хотя некоторые тезисы ему не очень понятны. Вот зачем собирать урожай досрочно? Это как? Не дать ему созреть, что ли. Да и тезис всем вместе пойти на большую дорогу — по мнению Василька, чрезмерно радикальный. Он из своего опыта знал, что все леваки в Южной Америке (коммунисты и анархисты) отличались радикализмом. Любили они это дело — немножко побузить в городах и попартизанить в джунглях. Но местный колхозный народ явно не поддался на провокацию и не побежал с вилами и кольями на большую дорогу, а пошёл спокойно по своим делам. Из чего Василёк сделал вывод, что местные не очень-то и революционны.
Молодые студенты-шефы Васильку очень понравились, особенно студентки. Он вспоминал своих студентов, особенно студенток ... сравнивал их с русскими студентками. Отличия имелись, но незначительные. Такие же весёлые, бесшабашные, крикливые, но только те, уругвайские или чилийские студенты навряд ли на свои каникулы взяли бы и поехали в пампасы на ферму просто так, типа помочь фермерам. А эти проявили благородство и трудятся в поле до седьмого пота.
За несколько дней Василёк узнал, как некоторых студентов зовут, какой у кого характер, какой аппетит, у кого какие проблемы со здоровьем. Ту девчонку, что пыталась учить его считать, звали Оля Шацкая, очень активная девица, говорят, что у неё шило в заднице. Медичек звали Галя Болотова, это у которой большие ... глазки, и Валя Соломон. У Вали весьма выдающаяся попа. Трёх студентов Василёк уже знал по именам: это Олег Греков — высокий здоровяк, Федя Иванков — увалень и Эмиль Туйман-черноволосый лохматый паренёк. Преподавателя студенты называли Николай Михайлович Васинов.
За несколько дней орава студентов уже вполне освоилась в деревне, примелькалась и вполне вписалась в местный социум. Но через несколько дней они стали какие-то задумчивые, крикливость несколько уменьшилась, зато стали чаше по вечерам шептаться друг с другом. Если вначале они в основном говорили про баб, а студентки перемалывали косточки ребятам, то потом их потянуло говорить на философские темы. Они всё чаще вспоминали свой институт, жаловались на некоторых преподов, которые отрастили им "хвосты", вспоминали какого-то профессора Котова и доцента Попова. Деревенская жизнь, как разведал Василёк, стала студентов удивлять.
— Прикиньте, пацаны, — докладывал своим друзьям Феде и Эмилю Олег Греков. — В этой деревне творится что-то не то. Странные они тут какие-то, причём все поголовно. Какой-то Бермудский треугольник, а не деревня. Аномальная зона с кучей непотребств, факт.
Федя с Эмилем заинтересовано слушали товарища, который в их компании считался генератором диких идей. Например, это он предложил ночью вымазать девок зубной пастой, ведь это здорово, да. У него образовалась куча конструктивных идей, на предмет как весело побезобразничать. Да и за самогоном именно он бегал по деревне, впрочем, безуспешно.
— Иду я, значит, на разведку за самогонкой, — продолжал Олег. — Представляете, у кого ни спрошу, все пожимают плечами. Финиш, братцы. Куда мир катится: в деревне самогонки нет! Даже приготовленного из старых портянок. Хорошо, хоть тип местный попался, хороший мужик, Санёк его зовут. Хоть этот подсказал куда идти, но тоже какой-то весь ушибленный на голову, ибо заговариваться начал. Мелит языком, что искомое можно найти только у какой-то местной Святой. Прикиньте, граждане. У Святой! А зовут её Святая матушка Анастасия, ага. Говорит, что если вежливо обратишься к матушке, то кое-что и обломится, ага. Ну, я сдуру и потащился к этой матушке, а Санёк проводил меня до её двора. Вхожу к ней во двор, а там, братцы, как после войны, руины. Санёк говорит, не обращай внимания, это матушка местных чертей гоняла, недавно они тут являлись на свою рогатую голову и хвостатую задницу, ага. Не волнуйся, дескать, мы их победили. После таких заявочек, я, братцы, даже чуть струхнул: а вдруг меня заманивают в логово местных сумасшедших, двинут каким-нибудь чугунком по голове, и сам стану как они — чертей начну ссаными тряпками гонять. Но, что не сделаешь ради своих друзей, которые ждут самогонку.
— Так ты добыл самогон, Олежек? — заулыбались друзья. — Молоток, мужик.
— Как вам сказать, — замялся Олег. — Не всё в этой жизни однозначно. Наслушался я всякой бурды от этой Святой предостаточно. Пургу бабушка гонит хлеще их парторга с его предложением всем пойти на большую дорогу.
