"Хроники медузы"

Фигура сунула свиток в сумку, затем потянулась, чтобы снять шлем, открыв голубые глаза и зачесанные назад темные волосы, ее напарник — мужчина — последовал ее примеру мгновение спустя. Женщина резко спросила: — Кто еще стал бы утруждать себя вашим поисками?

— Рад, что это было нелегко.

— Меня зовут Валентина Атланта Спрингер-Сомс. Это мой брат Бодан Северин.

— Дети президента Аманды IV? Законные наследники квазиуглеродного трона, без сомнения?

— Внуки, — поправила она. — Мы двое принадлежим к следующему поколению... Вы знали одну из нас, не так ли? Джейн.

— Да. Хорошая девочка. Что с ней стало?

Валентина пренебрежительно сказала: — Погибла в бесполезной битве среди руин Земли.

— А. — И это была та новость, которая, казалось, все еще способна причинять боль. "Но у меня больше нет сердца, которое можно разбить, — как-то пожаловался он Хоуп. — Не волнуйся, Говард, — сказала она. Сердце будет предоставлено"...

Спрингер-Сомсы, казалось, совершенно не замечали его реакции. Преимущество в том, что у тебя лицо, похожее на кусок старой обувной кожи.

Валентина Атланта продолжала говорить без умолку. — И да, найти вас было совсем не просто. Вы проделали потрясающую работу, исчезнув с карты, Говард. Но разве вы не помните свои собственные великие слова, когда Земля погибла? Так или иначе, машины заплатят за то, что они сделали сегодня. Что случилось со всем этим огнем, с этой праведностью? Прежде чем земные обломки успели остыть, вы исчезли из жизни людей. Стали отшельником. У вас даже не хватило порядочности вернуться на Сатурн на похороны Хоуп.

— Это не ваше дело.

Валентина Атланта подняла руку и расстегнула заколку на затылке, позволив волосам распуститься и упасть на шею. Бодан Северин сделал то же самое. Они были очень похожи лицами, особенно в обрамлении этих длинных, роскошных прядей черных волос. Фэлкон сохранил достаточно человеческой чуткости, чтобы распознать ледяную, властную красоту как в сестре, так и в брате — без сомнения, результат многолетней работы лучших специалистов в области генетики и инженерной мысли.

— Что заставило вас передумать? — спросил Бодан Северин. — Насчет мести машинам. Расскажите нам.

— Полагаю, у меня было то, что вы могли бы назвать моментом просветления.

— Просветления? — спросила Валентина.

— Я понял, что есть дела поважнее, чем планирование следующего уровня возмездия. Почему мы наносим ответный удар по Машинам, уничтожающим Землю. Все, что мы делаем, это провоцируем дальнейшую эскалацию. Асимметричный ответ за асимметричным ответом — бесконечная игра в превосходство. Чем это закончится? Когда какая-то из сторон разобьет солнце на части, чтобы доказать свою точку зрения?

— Это закончилось бы справедливостью, — сказала Валентина.

— Удачи вам в этом. — Фэлкон повернулся. — А теперь, вы не возражаете? Мне нужно заняться садом.

— Внешний мир никуда не делся, — сказал Бодан. Его голос был чуть ниже, чем у сестры, а резкие интонации идентичны. — Мы все еще на войне.

— Знаю. Я наблюдаю за фейерверками. Это очень красиво. Можно было бы составить карту плоскости эклиптики, просто проследив за этими мегатонными искрами.

Валентина улыбнулась. — Война приобрела дарвиновский характер — это вопрос чистого выживания. В последнее время мы стали очень обеспокоены деятельностью машин на Юпитере. Ситуация вступила в новую и тревожную фазу. Вы в курсе событий?

И Фэлкон не мог отрицать, что так оно и было.

45

Хотя Фэлкон прятался со Дня ультиматума, он наблюдал за развитием истории.

В течение десятилетий ожесточенных межпланетных войн, последовавших за потерей Земли, опираясь на наследие президента Аманды IV, последнего законного правителя разваливающегося мирового государства, наследственная администрация Спрингер-Сомсов, далекая от того, чтобы рухнуть вслед за потерей самой Земли, проявила себя последним спасителем человечества, последним бастионом против машин: необходимым благом, суровость режима которого продиктована остротой ситуации. Теперь господствовало военное право. Новостные каналы были переполнены пропагандой, сообщениями о победах человечества, его технических достижениях, научных прорывах. Фэлкон вскоре понял, что во всем этом есть определенная закономерность. Окончание войны всегда было недосягаемо — оставался лишь последний рывок, последнее согласованное усилие.

И перед лицом этого постоянного состояния, близкого к триумфу, даже незначительное инакомыслие стало предательством. В новостях также появлялись сообщения об арестах, задержаниях, судах, казнях. Функционеров и бюрократов обычно сажали в тюрьму и увольняли за различные неудачи и недостаточные достижения. "Сторонников машин" искореняли и разоблачали как предателей человеческого рода.

Несколько лет назад даже ходили разговоры о "неудавшемся свержении правительства антидемократическими элементами". Ходили слухи, что где-то там была фигура, руководившая попытками государственного переворота, — темная личность, известная только как Босс. Это название было едва ли известно, не более чем слухи. Официальная версия заключалась в том, что Босс был фиктивным руководителем, не имеющим реальной сущности. Тем не менее протест продолжался.

Тем временем Фэлкон наблюдал за ужасающей трансформацией Земли. Планета, некогда голубая жемчужина, теперь светилась красным — как Венера, как Луна, миры, которые также были захвачены Машинами. Фэлкон представил себе эксперименты в области тектонической инженерии, разработки месторождений в глубинных слоях планет; Земля превратилась в адскую фабрику, окруженную тучами кораблей-машин. Ничто живое не могло выжить, даже одна-единственная клетка экстремофилов.

Но совсем недавно, даже отвлекаясь на страдания Земли, все не могли не заметить зловещих изменений, происшедших с Юпитером.

Несмотря на Хозяина вокруг Солнца, несмотря на то, что Машины оккупировали Землю и Луну, большинство их по-прежнему было сосредоточено на гигантской планете с ее огромными ресурсами. Но долгое время никто не мог сказать, чем они там занимаются. Достоверных данных было мало. Зонды отбрасывались или уничтожались, и сенсоры теперь могли проникать только на некоторую глубину; им противостояла искусственная рассеивающая поверхность, похожая на радиозеркало, расположенное на глубине нескольких сотен километров. Очевидно, что Машины занимались глубокой инженерной разработкой недр Юпитера. Были некоторые свидетельства этого, видимые из космоса — странные аномалии в структуре облаков и их химическом составе, — но никто не мог с уверенностью сказать, что это за явление.

"С одной стороны, — подумал Фэлкон, — я был бы не прочь посмотреть, каково сейчас там, внизу, и что, если вообще что-то сталось с дочерьми Кето"... Но, с другой стороны, мысль о возвращении на управляемый машинами Юпитер вызвала в его душе приступ неподдельного ужаса.

Иногда он думал о ревенантах, как он их себе представлял, таинственных воплощениях Орфея — Говарда Фэлкона-младшего, — которых можно было увидеть мельком во время войны, в этот век страданий миров, когда их видел даже он сам. Они все еще наблюдали? Что думали глаза этих загадочных свидетелей о тиранических мирах и бесконечном конфликте? Но если за ними все еще наблюдали, то Фэлкон не видел никаких сообщений об этом.

И он боялся за человечество, оказавшееся зажатым между Машинами и такими, как Спрингер-Сомсы, которым бесконечная война придала сил.

* * *

*

Они вернулись в главный зал сада памяти, Валентина вела Фэлкона, ее брат следовал за ним, а охранники замыкали шествие, их гротескные доспехи были неуместны на мемориале.

Валентина, с явным любопытством оглядывавшаяся по сторонам, усмехнулась. — Ничего, кроме памятника ностальгии. Знаешь, брат, машины оказали нам исключительную услугу, уничтожив Землю. Они лишили нас последних остатков сентиментальности. Теперь мы готовы на все, рассмотрим все, чем угодно пожертвуем, если это приведет к победе.

— Прекрасные слова, — сказал Фэлкон. — Я не уверен, что они будут много значить для Машин.

Бодан спросил: — А если я скажу вам, что у нас есть средства выиграть войну завтра?

— Я бы сказал, что вы лжете.

Валентина остановилась у каменной горки и махнула рукой в сторону ближайшей плиты, чтобы оживить ее. Появилось лицо Хоуп Дони и она начала что-то говорить, но Валентина выслушала лишь несколько слов, прежде чем пренебрежительно отвернулась и пошла дальше. — Он говорит правду. Но стоимость неприемлема, — сказала она.

— Экономика Солнечной системы на протяжении веков находилась в состоянии войны, — ответил Фэлкон. — Людям приходилось мириться с эвакуацией в облака Сатурна, тоталитарным правлением, воинской повинностью во всех населенных мирах, на Марсе, Титане и Тритоне. Спутники Юпитера — это не что иное, как крепости. Трудные времена настали для всего, кроме самой верхушки. Насколько хуже может быть с обычными массами?

— Она не имела в виду потери для людей, — осторожно сказал Бодан. — Она имела в виду юпитериан. Местные организмы Юпитера, который станет полем битвы. Ваши драгоценные медузы, Фэлкон. — Он наклонился, поднял один из покрытых грязью камней, лежавших на дорожке, и повертел его в перчатке, прежде чем с легким отвращением положить обратно.

Валентина сказала, когда они двинулись дальше: — У нас есть способ перенести войну на Юпитер. К установкам тамошних Машин. Наше вмешательство может полностью уничтожить их. К сожалению...

— Медузы.

— Верно. Это действие также уничтожит экологию Юпитера.

— Вы бы никогда не зашли так далеко.

Они подошли к центральной части сада, дубу. Фэлкон посадил его сам — после тщательной криоконсервации, используя тот самый желудь гражданина второго класса Джеффри Пандита, который тот подарил ему на Марсе почти триста лет назад. Самому дубу уже перевалило за вторую половину первого столетия, и он был достаточно зрелым, чтобы дать собственные семена. Этот маленький желудь оказался одним из самых ценных подарков, которые когда-либо получал Фэлкон.

— Мы бы хотели, — спокойно ответил Бодан. — Однако это самая трудная часть — доказать нашу решимость.

Фэлкон, так долго находившийся в одиночестве в этом месте, чувствовал себя так, словно попал в какой-то жуткий кошмар. Он изо всех сил пытался обдумать последствия того, что они говорили. — И в чем же тут дело?

— Мы думаем, что вы все еще можете быть полезны, — сказала Валентина. — Каким бы неудачным ни было ваше предыдущее участие, вы были связаны с судьбой Машин с момента их создания. И, кто знает? Без вас все могло бы быть еще хуже.

— Спасибо, — сухо сказал Фэлкон.

— Летите с нами. Возвращаемся в пространство Юпитера. Возвращаемся на Ио, фактически на линию фронта. Мы убедим вас, что у нас есть средства положить конец войне. Все, что вам нужно сделать, это подвести Машины к этому месту. Отправляйтесь на "Кон-Тики"! После вашего маленького приключения на Земле мы отремонтировали гондолу, сделав ее намного прочнее и функциональнее. Последний важный жест — последний шанс доказать свою преданность нам, а не Машинам.

— Вы совсем не понимаете моей позиции, не так ли? Я предан не людям и не машинам. Это не какой-то бинарный выбор. Это то, чем мы могли бы стать вместе, а не то, чем мы являемся по отдельности...

— Вы могли бы подумать и о своих собственных интересах, — сказал Бодан, игнорируя его. — Вы вложили много труда в этот сад памяти. Десятилетия уединенного служения. Храм, посвященный женщине, которая вернула вам жизнь. На самом деле, вы были делом всей жизни Хоуп Дони. Хотела бы она, чтобы вы просто растворились в этой дыре в небе?

— Хоуп мертва, как вы мне напомнили. Я не могу говорить за нее.

Валентина пожала плечами. — Тогда, возможно, вам стоит подумать о своих собственных интересах. — Она достала свиток из сумки и снова открыла его. — С тех пор, как мы поднялись на борт, наши сотрудники службы безопасности провели полное сканирование ваших систем, Говард. Может, посмотрим на доказательства?

Она взяла один конец свитка и позволила Бодану подержать другой, поворачивая его так, чтобы Фэлкону было видно. Это был своего рода призрачный план его самого, грубо собранный из снимков с разным разрешением и проникновением. Он бесстрастно изучал его; давно миновала та стадия, когда собственная физическая природа вызывала у него отвращение.

— Эти розовые области, — сказала Валентина, водя пальцем по свитку. — Это места, где наш анализ выявил нарушения в функционировании — отказ либо систем оборудования, либо постепенное разрушение оставшегося у вас биологического материала. Здесь много розового, вы согласны? — Она посмотрела на него. — И даже если бы у нас не было сканеров, откровенно говоря, коммандер, вы медлительны, от вас пахнет гарью, и вы издаете скрежещущие звуки, когда двигаетесь. Вам место в музее.

— Это должно меня убедить?

— В наши дни у нас хорошие медицинские ресурсы, что является одним из побочных эффектов многовековой войны. Приезжайте на Ио, и вы получите лучший уход, который мы можем предложить. Капитальный ремонт, новая жизнь.

Фэлкон хмыкнул. — Хотите верьте, хотите нет, но это не первый случай, когда медицинское лечение используется в качестве рычага против меня. Вы, два клоуна, даже не оригинальны. И какова же моя награда, я смогу увидеть, как вы убиваете Юпитер?

— Если вы сможете убедить Машины, что мы не шутим, то сможете остановить войну, — сказала Валентина. — Разве это не то, чего вы хотите? Но время не ждет. Вам нужно приехать немедленно.

Фэлкон посмотрел на дуб. — Я не могу все это бросить.

— Вы могли бы вернуться сюда через некоторое время, — успокаивающе сказал Бодан. — Будучи уверенным, что вы добились мира. А пока мы используем беспилотные летательные аппараты в качестве охранников. Сам биом не пострадает в течение нескольких недель или месяцев, не так ли?

— Что вы знаете о садах памяти?

Брат натянуто улыбнулся. — Только то, что есть в записях. Какова была цель — чтобы люди приходили сюда узнать о докторе Дони?

— Не совсем так. Здесь есть миллионы других садов памяти, дрейфующих в транснептуновом пространстве. Вы не будете искать одного конкретного человека. Вы посещаете каждый сад, потому что он по-своему уникален, и по пути узнаете немного о жизни кого-то, кто уже умер.

Валентина нахмурилась. — Мертвые есть мертвые. В чем выгода?

Фэлкон сказал: — Если вы этого не видите, я не могу вам показать.

Валентина пожала плечами. Она закрыла свиток и вернула его в свой скафандр.

Фэлкон вздохнул. — У меня нет выбора, не так ли?

— У вас есть все возможности, — сказал Бодан.

— Их нет. Не из-за ваших взяток или вашей грандиозной военной логики. На карту поставлены медузы. Как и Машины, если уж на то пошло. Вот почему мне придется пойти с вами.

— Мы знаем. — Валентина улыбнулась.

46

Они дали Фэлкону шесть часов на выполнение основных хозяйственных процедур на комете, чтобы сделать все возможное для ее перевода в состояние полу-гибернации. Последний осмотр путей, последний шанс принять работу, проделанную за полвека. И, один за другим, он перевел идентификационные плиты в режим покоя. Он верил, что Хоуп простила бы его, учитывая обстоятельства.