— Твою маму звали Наталья Савельева, — ровным голосом начал рассказывать Эрденко-старший. Называть его отцом я даже в мыслях не могла. — Она была сиротой и в то же время наследницей довольно крупной компании. Мы познакомились еще в школе, а после окончания поженились. Впоследствии приняв решение объединить компании, а если быть точнее, сделать Эвелкон, совет директоров которого и возглавляла твоя мать, частью NRG-group. Дабы обеспечить шаги отступления в случае финансовой потери, и для обеспечения стабильности на рынке NRG-group, Эвелкон становилась независимой частью под эгидой корпорации и могла быть наследована прямыми потомками.

— Эм... в смысле Вами? — силясь понять, решила я уточнить.

— Нет, тобой, — поправил меня Леван. — Данная финансовая схема выгодна тем, что уменьшает риски и позволяет передать наследство без уплаты налога. Основной пакет акций, пятьдесят три процента, принадлежал будущему владельцу, то есть тебе. Это довольно внушительная часть, которая на данный момент составляет примерно четверть общего дохода NRG-group. Чтобы не выставлять на продажу Эвелкон, права наследования передавались через Швейцарский банк, в хранилище которого и были отданы акции на предъявителя, который сможет доказать, что он является нашим ребенком. После того как слияние произошло, оставалось только оформить документы на наследника...

— Ника? — решила уточнить я, переведя взгляд на... Эм, а кем мы теперь друг другу являемся, хотелось бы мне знать.

— Ирина, не он... ты, — устало проговорил Толок.

— Как так? — удивленно посмотрела я на Юрия Анатольевича.

— На тот момент твоя мама была на восьмом месяце беременности.

— Но как же тогда... — непонимающе обвела я всех взглядом. — Я не понимаю... если я еще не родилась, как же тогда все оформили?

— Наследник — это общее определение. Физическое лицо, которое предъявит доказательства родства.

— Ага! — дошло наконец-то до меня. — Значит, чтобы вступить в права наследования надо только принести свидетельства, что ты не самозванец. И что... эм... Наталья приходится твоей биологической матерью, — эко меня на умности пробило.

— Не только, — возразил Леван. — Обоих родителей.

— Бастарды исключаются... — буркнула я.

— Ирина, — с негодованием покачав головой, воскликнула тетка.

— Ладно, это я поняла. Я другое не могу понять... почему Вы отказались от меня?

— Я не отказывался, — проговорил Леван, и впервые с момента нашего знакомства в его холодных зеленых глазах мелькнуло что-то человеческое. Эмоции, которые в следующее мгновение опять были погребены под маской уверенности и ледяного спокойствия. — Когда произошла сделка, и Эвелкон стал частью NRG-group, он временно потерял своего руководителя. Это стандартная процедура. Через неделю была назначена встреча у нотариуса, где схема передачи Эвелкона перешла бы в свой заключительный этап, а Наталья становилась временным исполнительным директором до того момента, пока наш Наследник не решит занять пост главы компании. Но Наташа просила поторопиться, и я уступил. А через два дня ее убили.

— Как... убили... — тихо, в шоковом состоянии прошептала я.

— Она погибла от пулевого ранения. Тебя удалось спасти, — сухо проговорил Леван.

Я обхватила себя руками, спрятав голову в коленях.

Что... как...

— За что? — сформировала я наконец-то вопрос.

— Напавшие убили твою мать, думая, что права наследования еще не переданы, тогда компанию можно было бы выкупить или... стать ее акционером, или возглавить. Элвекон была очень прибыльной.

— Но разве Вы как глава не могли назначить временного директора?!

— Смысл? Акции мне не принадлежали.

— Я не понимаю... как можно выкупить компанию?!

— Пакет акций, которым владела Наталья, и который мог обеспечить финансовую стабильность компании, принадлежал Наследнику, а он вступал в права только по достижении совершеннолетия.

— Восемнадцати лет?

— Нет, двадцати одного.

— Тогда... Почему Вы отдали меня?

— В ночь, когда все произошло, надо было действовать как можно быстрее. Как только я понял, из-за чего все произошло, то решил обезопасить тебя. Люди, которые убили твою мать, запросто могли убить и тебя. Ведь в случае твоей смерти Эвелкон так же оставался без руководителя.

— Но... Вы же сказали, что акции выдаются на предъявителя?!

— Да, — согласился Леван. — Но так как ты была на тот момент единственным общим ребенком, данный пункт был оговорен в договоре. Если в назначенный срок Наследник не объявится, то акции передаются действующему руководителю или... в случае отсутствия такового выпускаются на рынок инвестиций.

— А вы разве не акционер? — с сомнением покосившись на Левана, спросила я.

— Акционер, но шесть процентов против пятидесяти трех ничем помочь не смогут. Единственное, что было в моих силах, это тянуть время, предоставив копию договора с Лственгном.

— Господи, чего же все так сложно, — прохныкала я.

Поток информации просто не укладывался в моей голове!

— Я не хотел, чтобы твоя жизнь превратилась в сплошное наблюдение... этого не хотела и твоя мать... она желала для тебя нормальной спокойной жизни. Подкупив врача и акушерку, которые принимали роды, я забрал тебя, отдав единственным людям, которым полностью доверял.

Я посмотрела на Толока и тетю Валю.

— Я всегда любила тебя, — ласково проговорила тетя. — Мы выросли с твоей мамой, она была мне названной сестрой. Когда все произошло, я естественно с радостью приняла тебя и любила как свою дочь, — тетка смахнула с глаз выступившие слезы.

— Я тоже... — тихо проговорила я, обняв ее.

Да, мне лгали, притом всю мою жизнь, но это не перечеркнет того, что сделала для меня тетя Валя. Да и Толок... сколько раз я злилась на него, впоследствии понимая, что декан зачастую был прав.

— Юрий присматривал и помогал по мере сил, а так же передавал мне все новости касательно твоей жизни. И, кстати, у тебя через неделю день рождения...

— Как это?!

— Мы изменили твою дату рождения, на самом деле ты родилась не семнадцатого апреля, а тридцатого марта.

Даже мата уже не осталось... Это как же голова должна в экстремальных ситуациях работать, чтобы все так быстро провернуть?!

— А Ник? — спросила я, очнувшись.

У меня такая катавасия в голове, что я уже не решалась разобраться в самой себе и главное в отношении ко всему этому. Потом... сейчас на обдумывание у меня просто нет сил и мозговой активности.

— Делу был дан ход. Все знали, что у меня родился ребенок. СМИ пестрели заголовками об убийстве. Поэтому я просто купил ребенка у женщины, которая хотела отказаться от него.

— Что сделал?! — в шоке переспросила я... — Но зачем?!

— Я решил, что будет проще и лучше, если ребенок все же будет. И пока ты будешь расти в тишине и спокойствии подальше от этого всего, он станет для всех Наследником Натальи. Это конечно давало дополнительные риски для него...

Он еще что-то говорил, но я уже не слушала. Значит вот так... Этот человек, язык не поворачивается назвать его отцом, взял маленького ребенка, прекрасно понимая, что его жизнь будет находиться под угрозой. Берет с тем расчетом, что если с ним что-то все же случится до моего совершеннолетия, то у него будет запасной аэродром... Мне стало тяжело дышать, мозг вообще отказывался переваривать и усваивать данную информацию. Леван Эрденко без колебаний подставил под удар чужого ребенка, и все это ради Денег...

— Деньги... — повторила я на автомате последнюю мысль.

Ник хмыкнул, горько и ожесточенно, и я непонимающе перевела на него взгляд.

— Я не родной его сын, это докажет любая экспертиза, так что все права наследования принадлежат полностью тебе...

Я вскочила и изо всех сил дала ему пощечину. Меня трясло уже не от обиды или обмана, а от ярости.

Впервые понимаю выражение — пыхать огнем.

— Ирина... — охает тетка.

Толок молчит с непроницаемым выражением лица.

— Вы... — я повернулась, загнав подальше желание кинуться на Левана Эрденко, и совершенно невежливо ткнула в него пальцем. — Вы — чудовище! Вы знали, что берете ребенка, которого хотят убить! Да Вы...

— Лучше он, чем ты, — спокойно и твердо проговорил он.

У меня, кажется, волосы на затылке дыбом встали.

— Ты мне не отец! Ты чуждая мразь в обличии хомо сапиенса и без единого признака человечности, — рыкнула я, развернулась и вышла, напоследок хлопнув дверью от души и с добрым чувством.

На выходе какая-то братва пыталась меня задержать.

— Отпустить, — ледяной голос, раздавшийся за моей спиной, привел охрану в состояние конвоя, молчаливого и безучастного.

— Ирина, — осторожно позвал меня Ник.

Я не говоря ни слова, вышла из дома.

Не знаю, куда я иду и зачем, но оставаться здесь у меня больше нет сил.

— Ирин, постой! — Ник не дал мне сделать и пары шагов. Схватил за плечи и резко развернул к себе. — Послушай, ни при каких обстоятельствах ты не должна никому говорить, что ты его дочь! Понимаешь?! — Ник сжал мои плечи в отчаянии донести до меня мысль об опасности. — Если... если это выяснится... тебя убьют. Никто, понимаешь?! Никто!

— Я понимаю...

— Потерпи, тебе исполнится двадцать один год, вступишь в права наследования, и они уже ничего не смогут сделать, поверь.

Вопрос о деньгах опять вернул меня к мыслям об отце.

— Я... я не верю что это — мой отец! — говорю я, и голос надрывается. Хочется не просто плакать — хочется взвыть.

— Я понимаю... но это — правда, — услышала я его шепот.

Он осторожно потянул за цепочку с кулоном и снял ее с меня, затем нажал на колечко подвески, и кулон раскрылся.

— Смотри...

Я нерешительно взяла украшение в руки. Внутри была фотография красивой черноволосой девушки.

— Это... — слова застряли в горле.

— Твоя мама, — тихо сказал Ник.

Я всматривалась в миниатюрную фотографию, силясь рассмотреть общие черты. Волосы, как и у меня прямые, чуть вздернутый носик, пухлые губы. Жаль только цвет глаз не видно. Но, наверное, такие же синие, как и у меня, раз уж у Левана они зеленые.

У меня была фотография мамы, но совершенно другая. То есть девушка на ней была другая. Надо будет потом спросить у тетки, чью фотографию она мне подсунула.

На руку упала капля. Я стерла дорожки слез, бежавшие по моим щекам, тыльной стороной ладони.

— Спасибо, — прошептала я, обнимая парня. — Хорошо, что у меня есть ты...

Ник не ответил, мягко отстранился и отвел взгляд.

И второй раз за день мое сердце обрывается и ухает в пустоту.

— На самом деле нет...

— Ник.. я не понимаю... ты же сказал, что мы неродные...

— Нет, конечно, нет... Но, Ирина... для всех мы так и останемся братом и сестрой. Конечно, можно провести анализ ДНК и каждому совать в нос бумажку, но от этого разговоров меньше не станет. Имя Эрденко известно всему миру, и поверь, никому не будет интересно слушать какую-то жалкую правду, когда тут такой материал лет на сто сплетен и тем.

— Мы уедем... — прошептала я первое, что пришло в голову.

— На Марс? — горько усмехнулся он. — Нет, Ирина, поверь, ты не сможешь жить, когда твое имя будет обсуждаться на каждом углу. Когда твою жизнь будут рассматривать под микроскопом. Эта история утихнет хорошо если лет через пять, но до этого ты согласна смотреть на то, как люди будут шушукаться за твоей спиной, и в кулуарах не будет сходить тема инцеста.

Я смотрю на него и уже сама не понимаю, где слезы, а где просто капли дождя.

— Вот значит как... — я осторожно сделала шаг назад

Потом еще один шаг и еще, пока не уперлась спиной в низкий кованый забор.

Пелена дождя сделала фигуру Ника размытым пятном, точно стирая его из моей жизни.

И словно во спасение я распахиваю калитку и кидаюсь прочь... Сквозь шум в ушах до меня доносятся какие-то крики, но я продолжаю бежать, петляя средь домов Камышино.

В руке все еще зажат маленький кулон, волосы намокли и слипшимися прядями легли на куртку. И только когда легкие уже готовы разорваться от боли, а зубы от холода начинают стучать, я замедлила бег и перешла на шаг. Но не остановилась. Мне кажется, если хоть на секунду прекратить движение, меня добьют мои же мысли и чувства. В голове как пазл складываются разрозненные картины прошлого. Все, что я не понимала в наших отношениях с Ником, сейчас предстало передо мной чередой сплошных очевидностей: его желание держаться на приличном (горький смешок все-таки вырвался из моей груди) расстоянии, дружить, но ни в коем случае не переходить к более тесным отношениям, его помощь, поддержка и желание оберегать. А, кстати, Зоран, Марун, Антон... они все знали, но молчали! Теперь подслушанный когда-то разговор предстает совсем с другой стороны. И Зоран... "Ты просил отвлечь... как умею...". Черт! Я дура! Он пытался отвлечь меня от Ника, а совсем не мстить Марианне! И Марк... Я застонала, стиснув зубы в бессилии. Везде обман!

Единственное, что я не могла понять, почему Ник не рассказал раньше?! Ведь скажи он сразу, что мы брат и сестра, все пошло бы совершенно по другому сценарию и не привело бы к таким печальным последствиям...

— Не подскажете, где улица Ленинская? — спросили меня достаточно учтиво, когда я вследствие резвой беготни по городу к своему удивлению оказалась практически в центре, недалеко от родного института.

— Нет, — даже не повернувшись, рявкнула я в ответ.

За что, наверное, и получила чем-то тяжелым по голове.

Эх... говорила мне тетка — будь вежливой...

Мир перевернутый.

Глава 16. На голову ударенный инстинкт самосохранения.

"Совесть очень часто не дружит со здравым смыслом"

Очнулась я в небольшой комнате.

Ноющая боль в голове отдавалась в висках и ушах. Я рывком села. Вроде не тошнит, значит, сотрясения нет. Уже позитивная новость.

На заданный самой себе вопрос — что происходит, нашелся сразу же и ответ — меня похитили.

При этой мысли вырывается нервный, истеричный смех.

Так, спокойно... психовать будем позже, когда появится существенная причина для этого! Надо решать проблемы по мере их поступления.

Дав себе мысленно пощечину и убедившись, что она нифига не помогла, влепила сама себе по щеке рукой, от чего закралось подозрение, что мозг мне повредили, и началась стадия членовредительства без посторонней помощи.

Но это все потом, сейчас самое главное, как это ни банально звучит, сходить в туалет и чего-нибудь пожевать, или хотя бы попить.

Осторожно, стараясь не делать резких движений, я встала с кровати. Перед глазами как заговоренные заплясали черные пятна. Пришлось с силой потереть лицо руками.

Помогло.

Так, ну на главные двери даже смотреть не стоит — понятно, что закрыты. Обойдя комнатку в поисках еще одной двери, я почти сразу обнаружила туалет.