-Не знаю. Это была вспышка. Ехал на работу на общественном транспорте, а потом проснулся здесь, в вашем веке, посреди бойни на Титане, и увидел то, что не должно было никогда быть пробуждено... Как вы вычислили меня?
-О, с каждым днем у нашей Церкви все больше последователей. Мы собирали информацию по крупицам, наши люди везде, а значит утечки не избежать. В работе над Маркерами задействовано слишком много людей.
Даник сделал паузу и тихо добавил:
-База ''Омега''. Есть что рассказать про хранившийся там объект?
Максим кивнул.
-Я видел, как Черный Обелиск оживает. Как он шепчет. Я говорил с ним, видел, как люди сходят с ума. Но не потому, что он бог. А потому, что он... заражен. Это не чудо, а сбой, Джейкоб. Машина древних, умерших или ушедших существ. И в ней что-то поселилось. Вирус, паразит, чужеродный код, если его можно так назвать. Оно не пробуждает. Оно порабощает... Я говорил с отголоском древней программы, заложенной изначальными создателями. Она мне многое показала и рассказала.
Даник не ответил. Несколько секунд он стоял молча.
-Ты говоришь, как один из наших просветленных. — Голос его был странно глухим. — Те, кто шёл к Обелиску и возвращался сломанным. Но ты не сломался.
-Я не из вашей системы, — резко ответил Максим. — Ваш вирус меня не читает. И не пишет.
Даник шагнул ближе, почти вплотную.
-Тогда, может быть, ты действительно не наш враг. А наш единственный шанс.
Максим усмехнулся.
-Или ваше последнее зеркало.
-Ты говоришь о вирусе, — медленно произнёс Даник. — Но ты же видел. Ты чувствовал. Обелиск не просто поражён. Он... живой.
-Да, — кивнул Максим. — Живой. Но не в том смысле, в каком ты хочешь.
Он прошёлся по камере, замедляя шаги, будто собираясь с мыслями.
-Ты знаешь, как выглядела структура сигнала? Я видел её вживую, видел её через модулятор. Это не песня ангела. Это хищный алгоритм. Фрактальная передача, саморазворачивающийся нейропакет. Он входит в мозг и ищет пути, устраняет защиту, переписывает восприятие.
-Или открывает ''третий глаз'', — тихо возразил Даник.
-Ты называешь это ''пробуждением''. Но я видел, что с людьми происходит. Они не становятся лучше. Они превращаются в сосуды. В инструмент. Их личность размывается, некоторые начинают говорить голосами, которых не существует. Другие вырывают себе глаза, чтобы ''видеть больше''. Это не трансцендентность, это ломка. Грубая и беспощадная.
Даник молчал. Лицо его оставалось неподвижным, но руки он сцепил за спиной — жест, выученный, контролирующий.
Максим продолжал:
-Ты веришь в план. Что Маркеры, Обелиски — это шаг в эволюции, но подумай. Если это машина древней цивилизации и она сломана, заражена, тогда весь твой путь ведёт не к свету, а в пасть льву. Возможно, изначально она служила чему-то великому. Передавала знания, пробуждала. Но теперь... она как старый спутник, на который занесли вирус и он научился говорить.
-Ты говоришь, как инженер, — спокойно сказал Даник. — А я говорю, как человек, который видел, что будет, если не вмешаться. Люди погибают. Колонии сгорают в войнах. Ресурсы на исходе. Мы теряем смысл, Обелиски дают этот смысл. Пусть через боль, через трансформацию, через жертву.
Максим покачал головой:
-Бесполезный разговор... Ты сам себе лжёшь. Обелиск не решает проблем, он использует их. Он эксплуатирует страх, утрату, желание бессмертия. Ты думаешь, он предлагает выход, а на деле он втягивает цивилизацию в рекурсивный цикл заражения. Сначала любопытство, потом контакт, потом мания, навязчивые идеи. В финале — смерть.
-А если это неизбежно? — резко спросил Даник. — А если всё человечество обречено деградировать без этого толчка?
-Тогда пусть. — Максим посмотрел в упор. — Но это должно быть нашим выбором. Не выбором мёртвой машины, одержимой фантомами.
Даник сел на краешек металлической койки, будто собеседник, а не пленитель.
-Ты один из самых умных людей, с кем мне доводилось говорить, — признал он. -Потому я и не приказал убрать тебя.
-Не потому, что боишься?
-Нет. Потому что хочу понять. До конца. Ты можешь ошибаться. А можешь быть... голосом извне. Тем, что мы упустили.
Максим посмотрел на него с неожиданной усталостью:
-Я просто человек, который видел слишком многое.
-Ты ведь понимаешь, — тихо начал Даник. — Если то, что ты говоришь, правда... если Обелиск действительно — заражённая реликвия, остаток древней системы, ставшей кормушкой для чего-то чужого, тогда весь наш путь... ошибка.
-Да, — коротко ответил Максим. -Так и есть.
-И миллионы умерли напрасно?
-Или были принесены в жертву паразиту, — добавил Максим, не моргнув. — Ради эволюции, которой не было.
-А ты бы что сделал? — в голосе Даника впервые прозвучала искренняя горечь. — Вернулся бы в свой двадцать первый век? В мир, где всё катится под откос, только медленно?
Максим на секунду замолчал. Его лицо стало напряжённым, будто он сам задал себе этот вопрос впервые.
-Наверное, да, — наконец сказал он. — Потому что в том мире... несмотря на всё дерьмо, у людей всё ещё был выбор, они могли ошибаться. Но их ошибки были их родными.
-У нас тоже есть выбор, — сказал Даник. — Мы выбираем трансформацию. Принятие. Мы готовы отдать часть себя, чтобы стать чем-то большим.
-Ты готов, — перебил Максим. — Но ты не даёшь выбора другим. На ''Омеге'' никто не выбирал контакт. Он случился. Он вошёл в головы, проник в мозги, разложил сознание. Как грибница, как мозговой червяк.
-Ты боишься, — спокойно заметил Даник.
-Да. Потому что я уже неоднократно видел, во что это превращается. И ты видел, но решил назвать это просветлением. Потому что иначе придётся признать: ты воевал не за бога, а за чуму.
Даник встал.
-А может, чума и есть бог. Ты не думал об этом?
Максим криво улыбнулся.
— Думал. Но знаешь, что я понял? Если бог требует, чтобы ты перестал быть собой, это не бог. Это просто алгоритм, забывший, зачем он был создан.
На этих словах раздался глухой гул где-то в глубине комплекса. Металлический потолок дрогнул, посыпалась пыль. Даник поднял глаза к вентиляционной решётке, потом к двери.
Вбежал тот же молодой парень с винтовкой наперевес. В голосе почти паника:
-Контакт через четыре минуты. Штурмовики правительства на подлёте. Это не разведка, это полноценная атака.
Даник обернулся к Максиму, на мгновение замер.
-Все же нашли нас.
-Придется оставить его здесь, они пришли за ним, а не за нами, -объяснил подчиненный Даника. -Иначе не дадут эвакуироваться.
-А жаль, — кивнул Максим. — Я бы хотел услышать, как ты объясняешь это своим последователям.
-А я: как ты объясняешь себе, что в аду оказался не по своей вине...
Он сделал шаг к двери.
-Прощай, Максим.
-Нет, — тихо ответил тот. -До скорого.
Даник исчез в коридоре. Сначала пришёл звук, короткие очереди, сдавленные вспышки импульсных гранат. Затем шаги. Не бег, не суета — тяжёлый, точный марш бронированных сапог по бетону.
Максим встал с койки, напрягся. Сердце забилось чаще, не от страха, от напряжённого ожидания. Он знал этот ритм. Это не наёмники, не фанатики Даника, а профессионалы.
Дверь в его камеру вдруг вздрогнула, окуталась искрами, снаружи применили резак. Спустя секунду панель со скрежетом выпала внутрь, и в проёме возник силуэт в чёрной броне. На плече шеврон с оскаленной мордой тигра. Элитный отряд морской пехоты по борьбе с терроризмом.
-Объект найден! — крикнул боец, поднимая ладонь. — Максим, стоять спокойно! Мы свои!
Он едва не рассмеялся голос был знакомый. Парни из отряда, охранявшие их с Евгенией дом.
Из-за спины первого бойца показался второй, невысокий, но жилистый, с закрытым шлемом.
-Подтверждение визуальное. Биосигнатура соответствует. Эвакуация через северную шахту.
Максима обступили трое, один проверил пульс, другой вколол что-то в шею — видимо, стимулятор. Всё происходило за секунды. Они не задавали вопросов. Действовали быстро, слаженно. Как будто весь этот захват и штурм уже был отрепетирован.
-А Даник? — спросил Максим, пока его вели по коридору, залитому мигающим красным светом.
-Ушёл. За пять минут до входа группы. Схема побега отработана дор мелочей. Грузовик, фальшивые биометки, спутниковая тень. Мы пытались, но ты был в приоритете.
-Конечно, — буркнул Максим. — У него всегда есть план Б.
Они прошли мимо поверженных тел. Некоторые налётчики были оглушены, другие в крови. Не мёртвые. Вышиблены грамотно, но сдержанно. Видно, был приказ минимизировать жертвы. Политика, видимо, изменилась или Даник стал слишком важной фигурой, чтобы рисковать.
На выходе их ждал десантно-штурмовой корабль без опознавательных знаков. Максим влез внутрь, сел, нащупал ремни. Аппарат взмыл ввысь.
На горизонте пылали склады.
-Всё ещё хочешь вернуться домой? — спросил кто-то из спецназовцев в наушник.
Максим посмотрел на пылающий комплекс, где обосновались фанатики.
-Не знаю, — сказал он. — Но точно знаю, чего не хочу.
Летели молча. Ни радиообмена, ни инструкций. Только ровный гул турбин, редкие всполохи пыли за прозрачным кокпитом и жёлтые полосы Сахары внизу, отбрасывающие длинные утренние тени. Всё снова казалось чужим, как будто он пролетал над декорацией, за которой давно кончилась реальность.
Максим смотрел в иллюминатор, не двигаясь. Не потому, что был ранен — наоборот. Физически он чувствовал себя почти хорошо. А вот внутри будто что-то осталось там, в пыльной камере, под серым потолком, вместе с чужими голосами и незавершённым разговором.
-''Локус'' подтвердил приём, — раздался голос пилота. — Через два часа будем дома. Ты официально жив, почти герой дня.
-Почти, — повторил Максим и закрыл глаза.
Он вспоминал лицо Даника. Не гневное, не сумасшедшее, просто сосредоточенное, ищущее. Удивительно: больше всего пугала не его вера, а его интеллект. Он ведь понимал. И всё равно продолжал.
''Мы ещё увидимся''— сказал будущий лидер восстания.
Максим знал, что это правда.
Он открыл глаза. Мимо пронёсся обугленный остов древнего ветряка когда-то это была часть электростанции. Сейчас просто руины. Памятник всему, что не смогло адаптироваться.
-Когда вернёмся, — сказал он негромко, — Дайте мне данные с ''Омеги''. Полные. Все, что осталось.
-Уже запросили, — отозвался командир группы. — Тебя ждут доктор Рашид и замдиректора АСИ. Хотят знать, что с тобой случилось.
* * *
''Локус'' встретил их приятной осенней прохладой. Максима провели не в медблок, как он ожидал, а прямо в административный сектор. Зал совещаний, прежний кабинет Шифа. Теперь на двери стояло другое имя:
Анисса Рашид, главный научный руководитель НИИ ''Локус''.
Она сидела за столом, строгая, собранная. Без халата, в форменном кителе, без украшений.
-Радуйся, ты уцелел. Теперь нам всем есть что обсудить. Особенно после твоей выходки с Шифом... О чем ты думал, кретин!?
Максим сел напротив, потирая лоб. Усталость навалилась внезапно.
-О людях, ставших нежитью по его вине.
Открылась вторая дверь, и вошла она — высокая женщина в тёмно-синем деловом костюме, с гладко зачёсанными волосами, бесцветным макияжем и акцентом, в котором сквозила Сорбонна и спецшкола Версаля.
-Господин Краснов, — сказала она с лёгким поклоном головы. — Я — Мари Равель, первый заместитель директора Агентства специальных инициатив. Позвольте кое-что прояснить.
Максим замер.
-Вы посадите меня в клетку за самосуд?
-Он убит вами. Цинично и хладнокровно. Что, разумеется, недопустимо в обычных условиях, — Равель произнесла это спокойно, словно говорила об административной ошибке. — Но... Его смерть, учитывая перечень недавних ошибок и провалов в ''Локусе'', стоивших жизней сорока ценных сотрудников, в координации работ на ''Омеге'', безвозвратной утраты оригинального артефакта не вызвала особых сожалений в Совете.
Удивленный попаданец прищурился:
-Вы сейчас серьёзно?
-Предельно. Он неоднократно терял контроль над ситуацией, допустил самопроизвольный запуск объектов, утечку информации к юнитологам и, что особенно важно: проигнорировал прямые доклады Рашид, Белова... ваши предупреждения. Так что... — она чуть развела руками. — Официальных санкций в ваш адрес не последует. Неофициальных тоже.
-Ну, думал, будет хуже, — буркнул Максим.
-Вы слишком дорогой для тюрьмы.
Анисса слегка отвела взгляд, но не возразила.
-Вопрос другой, — продолжила Равель. — Что на самом деле произошло на ''Омеге''? Отчёты расплывчаты. Биомониторы сбились. А большинство выживших сотрудников либо в шоке, либо не контактны, а охрана ничего толкового сказать не может.
Максим подался вперёд.
-Что произошло? Обелиск говорил со мной, а потом повторилась скотобойня, как на Титане. Знаете, сколько я мертвечины там лично положил!?
-Мы собрали восемьдесят терабайт данных, — спокойно ответила Равель. — Непрерывные телеметрические логи, аудиопрофили, сигнальные схемы, частотные срезы. Мы получили то, чего ждали десятилетиями. Да, с жертвами. Подобное знание требует определенных жертв. Теперь вы, Максим, стали одним из самых ценных носителей данных. И наш главный вопрос: что с вами сделал Обелиск и почему вы сих пор не сошли с ума?
Максим молчал. Его лицо застыло, как маска. Он смотрел на Равель не как на чиновника, не как на потенциального врага, а как на механизм. Сложный, безжалостный, но безэмоциональный.
-Вы правда не понимаете, почему я остался в здравом уме? — наконец выдохнул он. — Потому что я не отсюда. Не синхронизирован. Обелиск не смог найти во мне точки входа, нет нужного набора генов. Он пытался, но у него не было... карты. Я для него чужой файл.
-И вы считаете, это иммунитет? -уточнила замдиректора Агенства.
-Нет. Это отсрочка. В другой ситуации, может, я бы и тронулся. Но тогда... — он замолчал. -На ''Омеге'' всё срослось. Возможно, длительный период бездействия и последующая активация были чем-то типа перезагрузки системы, откативший артефакт на некоторое время к заводским настройкам.
Я увидел его не просто как совершенное творение продвинутого разума, а как машину. Сломанную, заражённую и багованную. Его цель не знание, не коммуникация, а распространение. Паразит ищет путь наружу, и использует даже древние Маркеры как средство.
-То есть, вы предполагаете, что исходная функция Обелиска была иной?
-Есть вероятность. Я мельком видел его внутреннюю структуру — инженерную. Это архитектура, не религиозный символ. Платформа. Инструмент. Когда-то он, возможно, делал что-то великое — телепортация, гравитационные сдвиги, межзвездная коммуникация, кому какое дело. Но потом... что-то поселилось в нём. Что-то вне привычного разума, вне времени. Оно назвало это шумом извне... И оно теперь копирует себя. Живой разум для него — питательный субстрат.
Анисса молча кивнула, слушая.
-И всё-таки, — вмешалась Равель, -Даже если вы правы: ценность Обелиска от этого только возрастает. Представьте, мы сможем... вычленить первичный протокол. Удалить заражение. Запустить оригинальные функции.
