Судьба в наследство

И Питер обещал, а поэтому берег, и заботился, все силы и старания прикладывая к благополучию брата.

Усевшись на кровать, Питер принялся изучать документы привезенные гонцом. Смысла теперь в них не было — некому было наследовать те богатства, которые они сулили, однако поступить по совести все же стоило. Неведомый ему епископ Констанс обязательно должен знать, что ему придется искать другого наследника всех земель Зареску, титула герцога Анжера и прочее и прочее.

Вновь собрав документы в конверт и на всякий случай, добавив к ним отцовские бумаги, он принялся собираться для визита к этому высокопоставленному церковнику.

* * *

Вот уже третья неделя минула с тех пор, как его преосвященство находился в столице Винета Славне. Январь подходил к концу, а вместе с ним завершались не только зимние празднества, но и многие епископские дела.

Его преосвященство уже дважды побывал на приеме у его королевского величества Гюстава III, и процесс по снятию вольностей со Звенича шел полным ходом. А когда из Звенича с новыми найденными бумагами по делу шелудивого епископа наконец-то вернулся брат Карфакс, и Констанс повелел, чтобы тот немедленно занялся делом о наследстве совместно с Убино и Дезидерием. Втроем братья быстро отыскали нужные документы, позволив более точно оценить размер состояния, а так же узнали всю подноготную о наследнике. Попутно смогли разогнать уже нацелившихся было претендентов на чужие деньги и приструнили совсем наглых, начавших растаскивать герцогское имущество. Максимилиан тоже решил помочь в этом деле и расщедрился, предоставив в полное распоряжение своего личного гонца — брата Раймунда.

Однако оставалась нерешенной еще одна проблема — кардинал Джованне — и Констанс до сих пор не нашел способа ее решить.

Боклерк заглянул в комнату служившую кабинетом епископу Констансу в посольском доме, где они остановились по прибытии в столицу. Для работы ему выделили хоть и небольшую, но очень уютную комнату. Стены ее были затянуты ситцем теплых тонов с мелким набивным рисунком и золотисто-янтарными панелями из бремульского ясеня. Мебель была хоть и не особо изящной, как того требовала нынешняя мода, а более простой, что бытовала еще в юность Констанса, но от того не менее надежной. Кресла были мягкими и удобными, столы и шкафы радовали глаз простотой форм. Констансу все это нравилось.

— Ваше преосвященство?

— Входи, входи, — махнул тот своему помощник. Епископ сидел за столом и сосредоточенно изучал какие-то документы. — Что у тебя?

— Вам письмо от брата Джарвиса, — секретарь продемонстрировал пухлый конверт, — час назад прибыло с нарочным. Я вскрыл его и расшифровал.

— Тогда докладывай, — распорядился тот.

Расправив стопку сворачивающихся листов, Боклерк опустился на стоящий возле стола стул и приступил к чтению.

— Письмо датировано от двадцатого дня декабря сего года пятьсот пятого с первого дня Союза. Вчера, то есть девятнадцатого декабря, его высокопреосвященство отбыл с тремя сопровождающими его епископами — вторым и третьим достойными доверия, а так же епископом-суффраганом Адольдагом. По поводу вашего отсутствия его высокопреосвященство Сикст ничего не говорил, и не выражал своего недовольства. Однако возможно этому способствовала его личная беседа с Его Святейшеством Геласием ХI, что состоялась буквально накануне. По словам особо приближенных к Святому престолу лиц на встрече присутствовала ее благочестие Саския. В последнее время она ни на шаг не отходит от Его Святейшества. Так же часто в окружении Папы видят верховного инквизитора Тамасина де Метуса, Бейлифа Цемпа и главного госпитальера Ортфрида...

— Боклерк, я сказал — докладывай, а не читай! — прикрикнул на секретаря епископ. — Словесные выверты Джарвиса меня не интересуют. Мне важна суть послания.

Тот дрогнул, но ничего не сказав и не отрывая при этом глаз от письма, принялся сжато излагать.

— Суть сводится к тому, что Благочестивая Саския похлопотала за вас, и командор, более не предпринимая никаких попыток по вашему смещению с должности, отбыл в Приолонь. С собой он захватил Марка...

— Это пустяки, — отмахнулся Констанс. — Вот об этом и докладывать не стоило.

— Но вы же знаете брата Джарвиса — он как всегда педантичен до мозга костей, — позволили себе вольное замечание Боклерк, а потом продолжил: — Так же брат докладывает о том, что возле Святого Престола постоянно мелькают верховный инквизитор, главный госпитальер, бейлиф и ее благочестие. Их за глаза уже стали прозывать 'неразлучной четверкой'.

Констанс потер подбородок и пробормотал:

— Могу заложить все свое состояние против медяка, но что-то они затевают, если уже не затеяли... — и уже громче: — Дальше!

— А дальше, лишь о том, что на очередном конвенте было решено Приолонь не присоединять вовсе, даже временно, а оказывать ей военную помощь как дружественному государству.

— Что?! — от услышанного епископ чуть не подавился, и лишь немного отдышавшись и взяв себя в руки, продолжил возмущаться: — Да что они там совсем с ума посходили?! Даже я, далекий от военных действий человек понимаю, что это давно следовало сделать!.. Я не верю, что Геласий и все его командоры настолько глупы, чтобы тоже не понимать этого. И Саския еще тогда, по осени, все знала про войну. Знала и молчала. И она до сих пор не настояла, чтобы княжество присоединили... А она хоть и фанатик в Вере, как политику ума ей тоже не занимать, так что не понимать всю важность объединения государства она не может... Попомни мои слова Боклерк, за всеми этими танцами с Приолонью что-то кроется. Слишком уж все глупо, топорно, можно сказать...

И тут Боклерк, поспешно пролистав донесение до последнего листка, удивленно протянул:

— Брат Джарвис пишет, что именно Благочестивая не дала присоединить Приолонь.

После этих слов епископ замолчал надолго, а секретарь не посмел прерывать его размышления. Однако за него это сделал брат-прислужник.

Он деликатно постучал в кабинет и коротко доложил:

— К вам посетитель, как к душеприказчику по вопросу наследования земель Зареску. Разрешите пропустить или погнать вон?

Констанс раздраженно пожевал губами, уж очень несвоевременным был визит, и поднял вопросительный взгляд на Боклерка.

— Интересных сведений в письме больше нет, — ответил тот на немой вопрос.

И тогда епископ решился:

— Зови.

В кабинет зашел молодой мужчина, которому явно было больше тридцати, но еще далеко еще до сорока лет. Он был высок и подтянут, русые чуть вьющиеся волосы крупной волной лежали на голове, а аккуратная бородка, уже давно вышедшая из моды в столице, украшала лицо. Его одежды — несколько старомодный, но добротный жакет, практичные сапоги на ногах, а не туфли городского модника, и теплый берет, который он держал в руке, выдавали в нем провинциального жителя.

— Ваше преосвященство, — склонился он в низком поклоне.

Констанс, немного помедлив, нехотя встал и протянул ему руку с епископским перстнем для поцелуя. Подойдя, мужчина, едва коснулся губами кольца, и вновь отступил к двери.

— Маркиз Фетич? — поинтересовался Боклерк со своего места. Когда мужчина вошел, он быстро собрал все бумаги и теперь наблюдал за посетителем от окна.

Питер Ковач, а это был именно он, прерывисто вздохнул и покачал головой:

— Маркиз Фетич умер сегодня ночью, — пояснил он и протянул большой кожаный конверт, что до этого держал подмышкой. — Я счел своим долгом известить вас и вернуть привезенные гонцом бумаги.

— Вот как? — вступил в разговор Констанс; до этого он внимательно рассматривал посетителя и только теперь решил ответить. — Ну что ж, соболезную вашей утрате, — и, лишь для приличия выдержав короткую паузу, уточнил: — Теперь вы новый маркиз?

Однако Питер, дернув щекой, лишь помотал головой.

Епископу не понравилась такая форма ответа, и он недовольно сощурился. Настроение, бывшее с утра не то чтобы очень радужным, после известий брата Джарвиса испортилось — он не понимал действий благочестивой Саскии и это злило, а тут еще и это... Ведь то, что он считал выполненным и отброшеным прочь, разрасталось в еще большую проблему.

— Извольте объясниться, — резче, чем следовало, потребовал Констанс, усаживаясь обратно в кресло.

И тогда ровным, ничего не выражающим тоном, Питер начал сухо излагать факты:

— Я Питер Ковач, незаконнорожденный сын Тадеуша и Гражины Фетич, в девичестве — Ковач, старший брат Ричарда — маркиза Фетича. Прямых наследников у отца кроме покойного Ричарда больше нет. Я счел своим долгом вернуть вам документы о наследовании титулов и земель. Они все здесь.

Констанс лишь прикрыл глаза, чтобы не показать охватившей его злости. То, что сказал сейчас этот наглец, уж неважно насколько дерзким тоном, меняло многое.

Выходило, что ему не удастся выполнить одно из 'поручений' Благочестивой... Этим он конечно дает ей лишнюю ниточку для манипуляции собой, но... Но тут неожиданно в разговор вступил Боклерк:

— Ваше преосвященство, позвольте мне вмешаться?..

Епископ удивленно вскинул бровь, требуя объяснений. И тогда секретарь, наклонившись к нему, зашептал что-то на ухо. Поначалу лицо Констанса не выражало каких-либо эмоций, однако потом стало видно, что он, несколько заинтересовавшись, дал свое согласие. То есть просто махнул рукой в дозволение.

Боклерк же, выпрямившись, потребовал:

— У вас есть какие-либо бумаги, подтверждающие ваше родство с покойным маркизом Фетичем? Возможно грамота об усыновлении или иные архивные записи? Тогда его преосвященство сможет что-нибудь сделать, чтобы постигшая вас участь была не так тяжела.

Немного поколебавшись, Питер достал из-за пазухи, перевязанные потрепанной шелковой лентой сверток, и протянул секретарю.

— Вот здесь документы, оставленные мне отцом на хранение.

Секретарь лишь важно кивнул, принимая их:

— Придете четвертого дня, и вам будет дан ответ.

Когда за посетителем закрылась дверь, епископ сухо заметил:

— Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, и мне не придется понапрасну терпеть этого провинциального хама еще раз?

— Я постараюсь, ваше преосвященство.

В тот же день Боклерк распорядился, чтобы братья Карфакс, Убино и Дезидерий в спешном порядке разузнали о скоропостижной смерти маркиза Фетича, благо городская стража после такого события гудела как растревоженный улей, и доложили обо всем ему. Потом еще раз перечел документы, привезенные Саскией о наследниках, внимательным образом изучил бумаги, оставленные Питеру Ковачу отцом, и только после, как у него созрел окончательный план, обо всем доложился епископу.

Решение проблемы, которое придумал Боклерк, сулило немалую выгоду для его преосвященства. Если ему удастся провернуть сей хитроумный план, то Констанс стал бы владеть огромными деньгами и обширными землями — почти половиной провинции. А для епископа это был очень и очень лакомый кусочек! Наверное, только поэтому он согласился на авантюру, а не решил оставить все, как есть.

Правда, перед приходом Питера Ковача Констанс на всякий случай еще раз уточнил у секретаря:

— А как быть с церковной книгой? — сложив пальцы домиком перед губами, он еще раз внимательнейшим образом продумывал предстоящий разговор, попутно выискивая в доводах приведенных Боклерком слабые моменты.

— Это легко уладить при помощи братьев и пары золотых монет. Приходской священник не станет оспаривать решение епархиального епископа. Тем более, согласно уложению от 428 года от создания Церковного Союза записано, что епископат, при отсутствии прямых наследников или решения со стороны родственников, вправе назначать право и очередь наследования, — не отрывая глаз от свода законов, на одном дыхании прочел Боклерк.

После этих слов все окончательно было решено.

Когда Питер Ковач вновь пришел к его преосвященству, а надо заметить, он по-прежнему хмур, но теперь более сдержан в своих речах, ему было велено сесть на стул возле двери и брат Боклерк начал издали подводить его к нужному решению.

В это время епископ Констанс, стоя у окна, будто бы невидящим взором рассматривал на серое февральское небо, обещающее снег, а на самом деле внимательно слушал своего секретаря.

А тот, стоя за пюпитром, излагал, сколько богатств было у покойного герцога, сколькими титулами новый наследник теперь будет обладать, получив при этом титул маркиза вместе с его землями, и какая при этом прекрасная жизнь его ожидает.

Питер, слушая его, все сильнее мрачнел, а Боклерк продолжал заливаться соловьем.

— ...наследниками могли стать: ваш брат — маркиз Ричард или его потомство, а если такового не имеется... а такового не имеется, некая девица, так же последняя оставшаяся из всей семьи...

— Теперь именно эта девушка единственная наследница герцога и его огромного состояния, — в раздражении перебил своего секретаря Констанс, продолжая глядеть в окно. Ему наскучило длинное предисловие. Больше времени на уговоры он терять не хотел. Пора было переходить прямиком к делу.

— Да, ваше преосвященство, вы абсолютно правы, — подтвердил Боклерк и замолчал.

Епископ отвернулся от окна и взглянул на мужчину, все так же сидящего на стуле перед дверью. 'А ведь у него нет выхода. Так или иначе, он должен будет согласиться на предложенную часть или выметаться на все четыре стороны', — внезапно понял он и решил надавить:

— Вы осознаете, что с этой смертью все потеряли, и теперь у вас даже шанса нет?

Мужчина опустил голову, было видно, что именно об этом он думал все эти дни. И Констанс лишь убедился в своей правоте и теперь ожидал нужного ответа.

Питер немного помолчал, а потом поднял глаза на епископа.

— Я слушаю ваши условия, — сухо вымолвил он.

Его преосвященство в немом вопросе изогнул бровь, и тот пояснил свою фразу: — Иначе бы вы не беседовали со мной, не предавались размышлениям вслух, а ваш секретарь не расписывал бы мне все прелести наследства.

Констанс, не ожидая такой сообразительности от провинциала, слегка дернул уголком губ, стараясь удержать улыбку.

— А вы гораздо умнее, чем можно ожидать, но полно... Скажите, у вас есть документы об усыновлении? Маркиз официально признал вас своим сыном?

— Только на словах, — подтвердил сведения епископа тот. Задавая этот вопрос, Констанс уже знал ответ, но следовало убедиться всецело.

— Значит, все голословно, и у вас нет бумаг...

Это было чудесно! Отсутствие официальной бумаги означало, что епископ сможет получить с этого наследства гораздо большую сумму, чем ту — если б у мужчины такая бумага была.

И тогда к разговору вновь включился Боклерк.

— Вообще-то в тех бумагах, что мне оставил достопочтимый Питер Ковач, есть незаверенный в магистратуре документ, в котором маркиз Фетич собирался усыновить своего первенца, но по какой-то причине не сделал этого. То есть у нас есть официальная бумага с подписью маркиза, однако нет печати и записи в церковной книге.

Епископ буркнув:

— Печать поставить не сложно, — вновь отвернулся к окну и посмотрел во двор. Сквозь цветное стекло было видно, как во дворе братья-прислужники разгребают, выпавший с утра рыхлый снег. Помолчав немного, он добавил: — Однако даже официально усыновленные по всем правилам бастарды не могут наследовать титул.