— По мне, лучше бы мисс Роби всегда тут оставалась. Не нужны ей никакие академии, когда есть мы! — встряла Финифет, как-то подозрительно отвернувшись и будто всхлипнув.
— Вы всегда заботились обо мне, — растроганно сказала я. — Никогда не забуду, сколько вы сделали для меня.
— Фини, хватит реветь, старухам это совсем не к лицу, — тетя подождала, пока экономка успокоится, промокнув глаза платком, и лишь после продолжила, обращаясь ко мне. — У тебя должна быть собственная жизнь, молодым не годится хоронить себя со старыми воронами. Твоя жизнь только начинается. И потом где ты здесь найдешь себе мужа?
Я вспыхнула. Но тетя, не заметив, перевела взгляд на Сибил, под ее взором девушка порозовела.
— Это и тебя, ласточка, касается! Надо будет заглянуть в ателье миссис Вандер в Солсбери, я слышала, там нужна швея. Тебе это отлично подойдет на первое время. А дальше можно было бы подумать о своем деле.
— Я с радостью пошла бы туда. Только у меня нет ни опыта, ни рекомендаций.
— Как это нет? А обшить Виолетту Тернер к сезону, по-твоему, недостаточный опыт? Еще у тебя есть замечательные эскизы! Не хочу, чтобы такой талант пропадал в глуши.
— О, у меня вовсе нет таланта! И я вовсе не пропадаю здесь!
— Еще как пропадаешь, — снова встряла экономка, уже окончательно придя в себя. — Пора бы Готлибу сделать тебе предложение. И чего телится?! Уже вся деревня вас поженила, а он все молчит и молчит, молчит и молчит, молчит и...
— Мы уже поняли, что он все время молчит, мисс Моллоу! А у вас должно быть от излишней болтливости язык заклинило на одном слове.
Но Финнифет не унималась.
— Я хочу сказать, это странно, что парень такой молчун. Другие болтают как сороки, рта не дают раскрыть, а этот — молчит. Может, ему в кузне молот упал на голову, вот и отшибло ему всю речь. Молот — он ведь ого-го какой тяжелый! От такого не только речь, всю память отшибет напрочь. Вот он, бедняга, слова то и позабыл! А мы тут ждем! Хотя с другой стороны, такой молчун в мужьях — это ж пряник, а не муж. И жене всегда покой и тишина и детям никакого наказания! Молчит себе и молчит, молчит себе и...
— Фи-и-нифет! — тетин голос громовым раскатом раздался над столом и гулким эхом отозвался по всему дому. Люпины в вазе задрожали, грозя осыпать скатерть оставшимися лепестками. Финифет смолкла, глазки ее удивленно забегали, будто она никак не могла взять в толк, в чем провинилась.
— Если ты сейчас же не прекратишь молоть языком, я тебя самолично препровожу в кузню и ударю тем самым молотом, о котором ты нам тут тараторишь. И тогда у нас наконец-то наступит покой и тишина!
С оскорбленным достоинством Финифет поднялась с места, собрала в поднос грязные тарелки и прошествовала на кухню. Ее спина выражала крайнее негодование. Но мы были абсолютно уверены, что ничего так не могло доставить ей большего удовольствия, как эта маленькая перепалка. Пока экономка убирала со стола, я разлила чай, а Сиб нарезала пирог с малиной. Все это время она расспрашивала меня о Даремской академии и директрисе.
— А ты окончательно уверена, что хочешь этого, Роби? — спросила она. Я сама неоднократно задавала себе этот вопрос, и поэтому смогла ответить твердо.
— Я хочу преподавать. Мне кажется... нет, я чувствую, что у меня к этому особое призвание. Я знаю, что будут трудности и мне еще многому предстоит научиться, прежде чем я обрету достаточный опыт... И потом есть еще дети и громадная ответственность перед ними. Но я готова. Я чувствую, что выбрала правильный путь.
— А как же Китчестер?
— А что он? — удивилась я.
Она выразительно взглянула, и я догадалась, что она имеет в виду мое наследство.
— Я уже все давно решила. Я буду видеться с дедом и, если он будет приглашать меня, то гостить в Китчестере. Но не больше. Мне абсолютно ничего не надо от Китчес теров!
— Но ты можешь передумать, когда поживешь там. Ты сама говорила, что замок околдовывает. Ты захочешь владеть им!
— Надеюсь, что нет, — сказала я спокойным голосом, а у самой сжалось сердце. Как же она была права, впрочем, как и всегда. Сибил была проницательна. Она с легкостью видела в человеке то, чего он сам еще не осознавал. Мои душевные метания и то, что я все еще стою перед выбором — не остались для нее незамеченными.
За чаем тетя Гризельда изрекла:
— В лучшем случае эта работа может привести к серьезным переменам, в худшем — станет ценным опытом. Но мы не будем думать о худшем, только о лучшем. Если за шесть или семь лет ты завоюешь доверие среди попечителей и отменную репутацию преподавателя, то... Мы сможем воспользоваться титулом твоего деда и его связями в высоких кругах. Для тебя это станет значительной поддержкой, а для совета попечителей решающим "за" при рассмотрении твоей кандидатуры на пост директора академии. Ну, видишь, к чему я клоню?!
— Мисс Гризельда Уилоуби, да вы самая искусная интриганка! — воскликнула я.
Она озорно подмигнула мне, напоминая при этом счастливую заговорщицу
Еще в день своего приезда, я написала графу Китчестеру, а через пару дней мы встретились на нашем обычном месте. Я пришла с Сибил, так как она уже давно лелеяла мечту посмотреть замок. Всю дорогу Сиб тряслась и боялась, как бы граф Китчестер не разгневался на нее, за то, что она мешает нашей встрече. Но я заверила ее, что дед ей обрадуется и сам сделает все, чтобы понравится ей. Так оно и случилось. Познакомив их, я увидела, что граф расцвел и во время разговора заправски шутил и вовсю флиртовал, вогнав в краску бедную девушку. В свою очередь, она редко присоединялась к беседе и почти не слышала, о чем мы говорили. Все ее внимание было сосредоточено на замке. Наверное, когда я впервые увидела его, у меня тоже было такое ошеломленно-одухотворенное лицо и сияющие как звезды огромные глаза.
С каким-то детским восторгом дед наблюдал за реакцией Сибил. Его так и распирало от гордости. Он не мог усидеть на месте, подскакивал на скамейке или схватывал свою трость, вставал и начинал ходить туда-сюда, и все время говорил о замке. Реакция Сибил его не просто воодушевила, она влила в него живительные силы, которых он как будто лишился за этот год. Так как я заметила, что старик хоть и выглядел бодрым, но на лбу и на щеках у крыльев носа появились новые глубокие морщины, а цвет лица стал еще более желтушным.
Мы договорились, что в начале июля я перееду в замок. Хотя дед уговаривал меня уложить сундук и завтра же перебраться в Китчестер. Но я напомнила ему, что в Сильвер-Белле моим скромным обществом также хотят насладиться две добропорядочные, но весьма решительные дамы, которых не остановят никакие крепостные стены на пути к заветной цели. Дед сделал вид, что обдумывает мои слова, затем со вздохом сказал, обреченно покачивая головой:
— Не думаю, что строители Китчестера когда-нибудь предполагали, что замку будут угрожать две столь устрашающие особы. Эти стены защищали от снарядов катапульт и баллист, а дубовые ворота выдерживали напоры самых тяжелых таранов, но вряд ли они выстоят под разрушительными ударами двух зонтиков.
Я расхохоталась, представив себе картину падения стен к ногам тети и старушки Фини и их триумфальное шествие по двору замка к парадному входу, где стою я, захваченная в плен коварным стариком.
— О, смейтесь, смейтесь... но вы еще не знаете, как тетя орудует зонтиком! — я произнесла это таким напыщенным тоном, что дед сразу же взял себе на заметку не приближаться к моей тетушке, пока у нее в руках этот наиопаснейший предмет.
Когда же тетя узнала, что в скором времени я отправлюсь погостить в Китчестер на неопределенный срок, она сильно обеспокоилась. Позже, она завела со мной разговор, и я поняла, чем вызвано ее беспокойство.
— Что ты думаешь о нашем домике? — спросила она ни с того ни с сего. Мы сидели в гостиной, и я помогала тете разбирать и раскладывать на аккуратные стопки рулоны ткани и оставшиеся от шитья отрезы. Тетушка проворно орудовала ножницами, избавляясь от неровных и размахрившихся краев.
— Я очень люблю его.
— И это все? Разве ты ничего не чувствуешь в нем?
— Еще как чувствую! — я все еще не понимала, к чему она клонит. — Помню, когда я зашла сюда первый раз я подумала, что попала в какие-то сценические декорации. И все время ожидала паяцев, которые будут звенеть всеми этими колокольчиками...
С каждым моим словом тетя хмурилась, но я продолжала говорить, раз она сама потребовала сказать, что я думаю о Сильвер-Белле.
-... Но потом, когда прошло ошеломление, я стала привыкать к вам и к этому дому, мне пришла в голову мысль, что колокольчики это наши чувства, наша душа. Мы смеемся — и они весело трезвонят вместе с нами, мы плачем — и они переливаются грустными трелями. В моем сердце этот дом такой же родной мне, как и вы. Он стал частью меня.
На тетю Гризельду мое признание произвело огромное впечатление. Она расчувствовалась и, утерев нос концом своей просторной юбки, обняла меня и прижалась губами к моей макушке.
— Благослови тебя Бог, дитя! — произнесла она. — Я уже стала бояться, что ты променяешь нас на большие залы и холодные камни. Но поверь мне, потолок и стены, это еще не дом. Дом там, где ты найдешь людей, которые станут твоей семьей.
— Дорогая тетя, мой дом здесь, как и моя семья!
После этого разговора тетушка воспряла духом и уже более благосклонно смотрела на идею моего пребывания в Китчестере. Даже принялась перешивать и "облагораживать" мою одежду, которая была слишком проста и однообразна. Она была уверена, что в одноцветных платьях со "скучными синечулочными фасонами" я не буду соответствовать той "особой благородной атмосфере, которая обязана быть в каждом уважающем себя замке". Поэтому не скупилась на драпировки из мягкого бархата, плиссированные вставки, жабо из пышного кружева, шелковую бахрому и водопады оборок и воланов, как будто бы я собиралась покорять бальные залы. Но я ловила себя на мысли, что мне очень даже по душе такие перемены в моем гардеробе.
Этой весной Тернеры уехали в Лондон. Их выезд состоялся раньше намеченного срока, почти за месяц до официального открытия сезона, но и этого времени, по словам Летти, им не хватило, чтобы обустроиться и привыкнуть к распорядку дня, который составила маркиза Грэдфил. К большому восторгу Виолетты, они разместились у старой графини Уэстермленд в Кенсингтоне. Та осталась верна своему слову и великодушно сообщила всем титулованным знакомым, что под ее покровительством дебютирует дочь ее самого младшенького пятого сына. "...Да-да того самого милого Арчи. Конечно, он был слабоват на здоровье и тихоня, каких свет не видывал, но, слава богу, свою дочь он этими недостатками не наградил. Впрочем, судить еще рано, с такой наследственностью можно ожидать любого подвоха. Уже сейчас видно, что манеры ее не отличаются мягкостью, свойственной лондонским леди, но для особы выращенной в провинциальных условиях она очень даже неплоха. Как, разве вы не знаете, что она из деревни?! Представьте себе, мой сын имеет там...в каком же графстве...ах да, Уилтшире, свой собственный дом. Правда деревушка совсем крохотная, и, судя по ее мудреному названию, — Гаден-Роуз, представляете, — там живут одни садоводы-любители, вечно рассуждающие о вреде сорняков, пользе навозного удобрения и червячного рыхления...".
В письмах Летти долго перемалывала косточки своей бабке, за то, что та в старческом слабоумии выбалтывала эти нелицеприятные сведения. Но в целом она пребывала в блаженном состоянии, развлекаясь и возносясь на пьедесталы мужского обожания. Единственное, что ее возмущало, — это необходимость вставать ни свет ни заря и, по приказу маркизы, остававшейся все еще недовольной ее движениями, заниматься с учителем танцев, а затем совершать утреннюю прогулку по Гайд-парку. С марта я получила от подруги целых пять писем, в каждом из которых Виолетта не забывала сообщать об оглушительном успехе. И особенно подчеркивала, что леди Грэдфил уже не так критично взирает на ее неидеально тонкую талию, так как вынуждена признать, что эта ее часть тела, подвергнутая немыслимым мучениям в тугом корсете, никоим образом не отпугнула ни одного ценителя женской красоты. С каждым новым письмом я ждала сообщения о помолвке, так как была уверена, что ей уже непременно сделали как минимум с десяток официальных и около полусотни нашепченных на ушко предложений. Но к моему удивлению, она ни разу не затронула эту тему, лишь подробно описывала каждодневные развлечения и очередных новоявленных "собачек".
В эти дни мы с Сибил были полностью предоставлены друг другу. Прошлым летом наша дружба казалась такой зыбкой из-за занятости Сибил в Орунсби и моих постоянных отлучек к замку. Теперь же мы опять обрели друг друга. Как когда-то в детстве мы брали корзинку, ставили в нее крынку молока, а остальное свободное место заполняли ароматным печеньем и сладостями, и отправлялись в лес. Если позволяла погода, мы купались в озере. Я любила, как мальчишка, нырять и заплывать подальше от берега, где вода была чистая, не замутненная илом и водорослями. Там я разворачивалась на спину и долго лежала на воде, рассматривая облачные узоры, прорезавшиеся сквозь зеленую листву. А Сиб плескалась у берега и, когда я заплывала на глубину, тревожно поглядывала на меня, чтобы в случае чего ринуться спасать, хотя сама плавала хуже слепого щенка. Вдоволь накупавшись, мы шли к нашему секретному месту — огромному дубу, расщепленному у основания молнией, — и, застелив землю ворохом травы и папоротника, часами просиживали там.
Конечно же, мы болтали. Мы говорили обо всем на свете и никак не могли наговориться. Я рассказала ей о Дамьене. Правда, о некоторых его поступках и словах, умолчала, так как они были настолько личными, что я не могла поделиться ими даже с близкой подругой. Она же поведала мне о Рэе Готлибе. До сих пор их отношения для меня оставались загадкой. Как сказала Фини, их уже давно поженили в деревне, но никто не знал, как на самом деле обстоят дела между этими двумя. Сама Сибил ничего не говорила, а Рэй и подавно. Поэтому мне было лестно оказаться единственной, кому доверилась девушка.
Старушка Финифет напрасно наговаривала на него. Как оказалось, этот молчаливый богатырь уже давным-давно попросил Сибил выйти за него замуж. И подобрал для этого самые правильные, самые нужные слова, как уверяла меня подруга.
— Так чего же вы ждете? — спросила я, не удержавшись.
— Будь наша воля, мы бы уже обвенчались. Но мистер Готлиб хочет немного подождать.
— Опять? Или кузнец все еще считает, что его сын слишком юн для брака.
— Что ты, совсем нет. Дело в том... я не знаю всех тонкостей, да и Рэй мало говорил мне об этом... В общем, мистер Готлиб хочет открыть свое дело. Он уверен, что оно заладится, потому что его инструменты, витые решетки и чугунные украшения хорошо распродаются.
— Но причем тут вы? Почему из-за какого-то чугуна надо откладывать вашу свадьбу?
— Если все будет хорошо, то мистер Готлиб сделает Рэя компаньоном. Но тогда нужно строить еще одну пристройку к кузне, нанимать людей и открывать контору в Солсбери.
