Девушка и сама была бы не прочь отдаться подкравшейся слабости. Но изо всех сил держала себя в узде. Рядом, сложив руки, сидела Инори. Совершенно серая. Неестественно побледневшая подруга не шевелилась, разглядывая собственные локти. Андерсен все больше утверждалась в мысли о том, что Кимико потребуется серьезная врачебная помощь. Словно угадывая ее размышления, Инори изредка слабо и беспомощно улыбалась. От этой слегка глупой улыбке на сердце скребли противно мяукавшие кошки.
Зато певица Кэтрин держалась молодцом. Не отвлекаясь от Инори ни на миг, она успела сунуть одной из ближайших соседок нитроглицерин под язык, оперативно вынув таблетки из соседкиного же кармашка. Винтерс явно и сама была очень напугана. Она сидела тихо и, казалось, пытается не шевелиться и не издавать лишних звуков, чтобы не привлечь к себе и девушкам внимания. Но, в отличие от замершей Инори, делала она это осознанно и без малейших признаков истерики.
Кто-то из соседей снова попросился в туалет. Почти сразу у всех началось недержание. А террористы не пускали заложников в туалет настоящий, велев пользоваться импровизированным, сооруженным в оркестровой яме для живых выступлений. Это унижало, но выбора не было. Заложникам с балкона повезло больше — их, под присмотром, водили в близлежащий туалет для зрителей. Один из многих, но единственный в зоне контроля захватчиков.
Вскоре снова начались непонятные шевеления. Террористы обходили зал и кого-то искали среди заложников. Кэтрин и Эрика инстинктивно прижались к Инори, одна сбоку, другая — сзади, через кресло. Держаться рядом, вместе — инстинкт проснулся сразу же. Внушительных размеров мужчина в черной форме, сидевшей как влитая, уже был рядом. Оглядев сценический наряд Кэтрин, он коротко сказал:
— В колонну.
И указал на согнанных в проход посреди зрительских рядов людей. Винтерс узнала в них товарищей по труппе. Актеры, танцоры, певцы — все те, кого в организованной суматохе захвата согнали к зрителям. Стремительно бледнея почище Инори, она поднялась. Эрика, беззвучно стиснув зубы, наблюдала, как новую знакомую толкают к коллегам. Один из исполнителей главных ролей заметно хромал, опираясь на товарищей. Видимо, нездоровилось.
— Пошли, — группа автоматчиков повела актеров к дверям. Андерсен, а вместе с ней и переставшая вдруг смотреть в одну точку Кимико, глядели в спину уводимой Кэтрин. Та держалась достаточно уверенно, но все же было видно, как она напугана. В последний раз незаметно обернувшись в сторону уже бывших соседок, она скрылась за дверью, ведущей в коридор.
Ясфир со сцены тоже наблюдал за тем, как уводят лицедеев. Им предстояло стать частью плана. Среди членов актерской труппы имелось и несколько не самых мелких знаменитостей. Показ видео с ними, сидящими вокруг бомбы, в свете предстоящей пресс-конференции мог произвести неплохой эффект. А если отпустить парочку вместе с иностранцами... Тех отпустить надо обязательно, особенно американцев, которые тоже нашлись в зале. Из таких мелочей и состоит психологическая война.
Первый переговорщик, доктор, вместе с обещанными репортерами и представителями властей, уже был в здании. Оставалось лишь ввести их в оккупированную для нужд съемки гримерную. А там уже будут камеры, транслирующие его слова в сеть, к ним примкнут объективы продажных журналистов и уши переговорщиков. Предстоит новый раунд, новая ступенька плана. И он не подкачает.
— Актеры перемещены на балкон, — заговорил в голове Абу. — Я отобрал нескольких. Сейчас их расставят.
— Отлично, — тихо сказал вслух Ясфир.
Снова дотронувшись до гладкого корпуса большой бомбы, он шагнул со сцены. Как будто в ответ на мимолетную ласку металлический контейнер отозвался неожиданным теплом, когда расставался с ладонью.
Инори тем временем повернулась к Эрике. Взгляд ее сейчас был совершенно нормален, но все так же спокоен и мягок. Серая бледность после ухода Кэтрин лишь усилилась, но девушка, тем не менее, выглядела лучше, чем в период перепадов настроения.
— Эрика-сан, — тихо сказала Кимико.
— Что? — искоса глядя на сцену и не видя исчезнувшего лидера захватчиков, отозвалась Андерсен.
— Я вдруг позавидовала Кэтрин-сан.
— А? — не удержавшись, Эрика развернулась к подруге всем телом. — Это с чего вдруг?
Неужто ей захотелось самой уйти в неизвестность с террористами? Крыша едет, едет и бибикает...
— Когда она меня успокоила, — пояснила Кимико, не замечая складывающейся на лице соседки жалостливой гримасы. — Я кое-что поняла.
— Что?
— В ней это все по-настоящему, — Инори говорила едва слышно.
— Не понимаю, — теперь Эрика оказалась озадачена. — Это ты про что?
— Наверное, дело в том, что она старше. Но она по-настоящему помогала. Мне. Одним своим присутствием.
Кимико снова отвернулась, уставившись себе на руки.
— Завидую.
Мастер всматривался в дождь, падавший с неба сплошной стеной и даже не думавший успокаиваться ради облегчения работы. Затянувшись, англичанин неряшливо стряхнул пепел на свой прорезиненный плащ и выдохнул дым в холодный воздух улицы. Снаружи суетились полицейские, неподвижно замерли готовые к стрельбе и взрывам специалисты. Где-то в отдалении толпились, не обращая внимания на дождь, зеваки и близкие заложников. Собирались вокруг заинтересованные люди. В качестве переговорщиков предлагали себя видные деятели сферы развлечений, писатели, актеры. Странное дело, но представителей духовенства в округе почти не наблюдалось. Только несколько человек из аппарата Синода присутствовали среди родни и предлагавших помощь. Больше же в округе не имелось ни одного церковного сановника. Где-то там, в высших сферах, заседали патриархи, фактически правившие страной. Синод собирался реагировать в ближайшие часы, сразу, как только состоится объявленная террористами пресс-конференция. Тогда можно будет действовать внятно. А пока что вся тяжесть ситуации легла на плечи Хендрикса и его людей. Ибо из-под шапочки трикстера Ясфира явно торчали уши кого-то могущественного.
Филгуд повел журналистов в здание. Сам он, как и обещал, в компании еще одного врача, останется помогать тем, кому стало плохо. И не только для этого.
— Нервничаешь? — спросили сзади. Обернувшись, Мастер посмотрел на человека, что, презрев широкие кожаные сиденья, пристроился на низеньком раскладном стуле у стенки салона в оперативном фургоне. Аккуратно, волосок к волоску, расчесанные волосы, гладко выбритый подбородок, живые и даже сейчас веселые синие глаза. Только насквозь промокший и вяло свисавший полами плащ нарушал идеальную картинку. Но снять его почему-то Константин Ахремов отказался. Он сидел, сцепив руки на животе, и смотрел на пригнувшегося англичанина, нервно курившего у дверей.
— Слишком сумбурно, — отозвался Мастер, вынув изо рта сигарету. На его высоком выпуклом лбу виднелась капелька, то ли дождя, то ли пота. На одном из сидений, понатыканных по огромному салону как будто бы вразнобой, лежала растерзанная пачка "Честерфилда". — Слишком сумбурно и рискованно.
— Выхода-то нет, — Ахремов пожал плечами. — Шеф сам сказал: завершением теракта будет подрыв "чистой" с вероятностью в девяносто семь процентов.
— Таков прогноз, это да. Но мы рискуем тысячей жизней, проворачивая предложенный вариант.
— Не каждый раз Сэм оказывается в тылу врага, — Ахремов хмыкнул. — По крайней мере, не каждый раз, когда нам это нужно.
— Он-то меня и беспокоит больше всего, — англичанин нахмурился, разглядывая в темноте окурок. — На него, фактически, завязан весь план. Если он облажается...
— Он не облажается, — Константин улыбнулся. — Среди заложников Кэтрин Винтерс.
— Я знаю, — Мастер не сдавался. — Она может лишь помешать...
— Да будет ворчать-то. Я знаю, как ты не любишь Сэма, но он не подведет. Только не когда от него зависит ее жизнь.
— Ладно, — отмахнулся Мастер. — Все равно уже ничего не изменишь.
— Вот тут я с тобой согласен, — Ахремов откинулся на спинку стула.
— Смотри, сам не подведи.
— Как можно? Я же буду с дамой.
Словно по заказу, в этот самый момент в сопровождении полицейского сквозь пелену дождя прорвалась фигура в плаще с накинутым капюшоном. Козырнув при виде Мастера, полицейский шагнул в сторону и исчез, а сопровождаемая фигура приблизилась к фургону. Подав руку, англичанин помог визитеру забраться в салон.
— Здравствуйте, Ниночка! — перейдя на русский, Ахремов ловко подхватил из угла еще один раскладной стул и, вскакивая с места, принялся раскрывать его и ставить напротив своего в проходе.
Откинув с лица капюшон, визитер, оказавшийся визитершей, тихо поздоровался мягким голосом, тоже по-русски:
— Здравствуйте, Костя.
Женщине было лет тридцать. Темноволосая, большеглазая, с круглыми приятными щеками на чуть смуглом лице, она принялась расстегивать молнию плаща. Ахремов, разобравшийся со стулом, оперативно оттер от гостьи Мастера, принимая дамскую одежу на руки.
— Готовьтесь, — англичанин отшагнул обратно к дверям. Взявшись за ручку, он закрыл салон изнутри, отгородившись от сырого шелеста дождя. — Как только будет сигнал, мы начнем.
— Присаживайтесь, Ниночка, — Ахремов подвел женщину, без плаща оказавшуюся одетой в скромный утепленный костюм из свитера и длинной юбки, к стулу и усадил. Опустившись на свое место, мужчина без лишних слов взял Ниночку за руки. — Вы как? Как здоровье?
— Спасибо, — все так же тихо отвечала женщина. На собеседника она не смотрела, разглядывая подол собственной юбки. — Все хорошо.
— Как там детишки?
— Неплохо. Раздобыли денег, ваши друзья очень помогли, теперь совсем хорошо.
— Тяжело ведь, наверное, с этой оравой хулиганья?
— Да нет, что вы, — тут Ниночка непроизвольно улыбнулась. — Они все очень хорошие ребята.
— Верю-верю, — Ахремов улыбнулся в ответ. Он чувствовал, как озябшие женские руки в его ладонях постепенно теплеют. В кончиках пальцев уже ощущался едва заметный зуд. Оба входили в рабочее состояние.
— Костя, а вы придете к нам еще? — спросила Ниночка. — Ребятам вы понравились.
— Хм, — Константин прищурил один глаз. — Раз понравился, то грех не прийти.
— Мальчишка понравилось, как вы про войну рассказывали.
— На то они и мальчишки.
За этой болтовней дух старых знакомых никто не мог бы разглядеть технический процесс. Но именно он сейчас и происходил. Разговаривая с Ахремовым, Ниночка медленно опускала веки, закрывая глаза. Руки ее, поначалу безучастно обмякшие, сейчас окрепли и ответно сомкнули свои ладони с мужскими. Мужчина тоже постепенно начинал говорить медленнее и тише. Глядел Ахремов прямиком в лоб Ниночке, как будто заснувшей и видевшей сон.
— Мальчишки... — повторил он. — Видите мальчишек, Ниночка?
— Вижу, — едва слышно отозвалась она, шевельнув пальцами.
— А девчонок?
— Тоже. Они все очень напуганы.
— Вижу. А еще они все словно одурманены. Видите?
— Вижу. Но это обычный дурман, не глубокое зомбирование.
— Будем прорывать.
— Только осторожно.
— Ну, давайте работать.
Вот уже оба русских, и мужчина, и женщина, сидели с закрытыми глазами, тихо переговариваясь и надолго замолкая. Мастер зябко передернул плечами. Сколько раз уже случалось работать с Ахремовым и его парой, а все равно каждый раз брала дрожь. Уметь то, что умели они с Ниной... Это, наверное, страшно даже для них самих. И очень тяжело.
Тихое бормотание перебил предупредительный гул. Кто-то выходил на связь. Рефлекторно дернув мочку правого уха, Мастер отвернулся от Константина с напарницей. Зрачки его судорожно сузились и тут же расширились.
На балконе, где заложников держали рядом с двумя смертоносными снарядами, воздух словно стал плотнее и труднее пробивался в легкие. Сюда сгоняли артистов. Следуя какой-то им одним ведомой логике, террористы тасовали людскую массу подобно картам в колоде. Сначала отделить мужчин от женщин, затем отогнать детей, после чего вдруг выбрать оставшихся со зрителями участников шоу и усадить их ближе всего к бомбам. Зачем? Почему?
Только вот подобными вопросами задаваться было особенно некому. С поразительной быстротой сознание каждого из тех, кто оказался под прицелом всего пару часов назад, размякло до такого состояния, что думать уже не получалось. Поэтому большинство просто смотрело глазами жвачных животных, как ведут актеров и танцоров, многие из которых до сих пор были в гриме и сценических нарядах. Группу знаменитых и не очень мужчин и женщин рассадили меж зрителями. Кэтрин Винтерс оказалась усаженной рядом с дамой лет пятидесяти, совершенно нелепо смотревшейся в длинном платье. Открытые костлявые плечи мелко подрагивали, обильно нанесенная на лицо косметика потекла и была неоднократно размазана вместе со слезами по щекам. В итоге зрительница напоминала собой одновременно разукрашенного причудливым племенным узором индейца и персонажа какой-то сюрреалистической картины, повествующей о смерти и муках. В пользу второго варианта говорили и заломленные руки, и безумные глаза. Когда Кэтрин опустилась на соседнее сиденье, женщина тихо ойкнула, боясь поднять глаза на ближайшего захватчика с автоматом. Когда же мужчина в камуфляже шагнул в сторону, казавшаяся совсем старухой зрительница дрожащим голом шепнула:
— Вы... кто?
— Какая разница? — так же тихо ответила Кэтрин. Сидеть было хорошо. Ноги, даже захоти голова, сейчас бы не подняли ее снова. Слишком было страшно, слишком тяжело. Слишком сильно напрягалась она, сдерживая внутренний ужас. Сначала для себя, чтобы не впасть в истерику, затем для двух молоденьких девчушек, одна из которых, похоже, сошла с ума, а вторая держалась изо всех сил. Почему-то перед ними не хотелось расплываться лужицей. А очень хотелось. Кэтрин много лет надеялась, что несчастья и опасности наконец-то начнут обходить ее стороной. Но вы! Погиб, пусть нелюбимый, но муж, похитили четырехлетнего сына, к счастью, спасенного. А теперь вот она сама оказалась взятой в заложники. Везет как утопленнице.
Один из террористов снимал сидящих на ручную камеру. Не на камеру наладонника, а именно на хорошую видеокамеру. Видимо, хотел качество повыше. На лицах особенно известных актеров он задерживался. Кэтрин ощущала назойливый холодный глаз объектива так отчетливо, словно террорист прижимал камеру к ее затылку. Почти как дуло.
Суетливое напряжение, возросшее в момент, когда их начали перемещать, так и не спадало. Террористы о чем-то переговаривались между собой. Раскисшая биомасса невольно подобралась. Правда, тем, у кого ни душа, ни тело не были достаточно крепки, уже давно приходилось нелегко. Костлявая раскрашенная соседка Кэтрин всего минут через десять после ее прихода принялась тихо постанывать. Как и в зале, здесь было немало тех, кому становилось плохо от долгого сидения на одном месте в не самой здоровой обстановке. Самой Винтерс сильно хотелось пить.
Как будто ответив на стоны и причитания, в конце концов, он пришел. Врач. Массивный мужчина, на первый взгляд, никоим образом к медицине не относящийся, но держащий в руках чемоданчик с красным крестом. Внушительное круглое лицо с короткой бородой и блестящая в свете ламп залысина складывались в достаточно мирный и дружелюбный облик. Детишки его, наверное, любили. Полюбили, от всего сердца, и сидевшие на балконе заложники, когда доктор, переданный под надзор террористам-охранникам, принялся обходить ряды и спрашивать, у кого что болит. Доктор Филгуд — так его звали. Кэтрин помнила новости, которые смотрела вчера по телевизору. Он руководил каким-то там благотворительным фондом, и в перерыве крутили их рекламу. Надо же, не чурается сам, под дулами автоматов, помогать людям. Любой гонящийся за рекламой лицемер из числа руководителей большинства подобных фондов струсил бы. А Филгуд — вот он. Как раз взял соседку за руку, проверяя пульс.
