Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Из-за громадного стола поднялся Генеральный комиссар государственной безопасности невысокого роста, в пенсне. Вера вздрогнула, остолбенела. Она узнала в нем Берию...
— Подойди ближе, Дедушкина, не стесняйся, не укушу, — произнес Берия с небольшим грузинским акцентом, пристально всматриваясь в гостью.
Вера медленно приблизилась к наркому. Подняла глаза. Взгляды встретились. Робкий, осторожный Веры и снисходительно-строгий, властный Берии.
— Вот ты какая, Дедушкина! — произнес нарком, пухлые губы разошлись в улыбке.
— Какая? — сконфузилась Вера.
Берия скользнул масляным взглядом по стройным ногам девушки, усмехнулся, глядя на валенки, и, усевшись в кресле, произнес:
— Спрашиваешь, какая? Обычная... правда, глаза небесные, красивые. Ими немца свела с ума?
Щеки Веры порозовели, сердце учащенно забилось.
— Что молчишь? Ты садись. Не стой, это не допрос.
Вера отодвинула тяжелый дубовый стул, оббитый черной качественной кожей. Затаив дыхание, стала ждать разговора, искоса наблюдая за наркомом, за спиной которого висел внушительных размеров портрет товарища Сталина.
Огромный кабинет с добротной служебной мебелью из натурального дерева, дорогие напольные часы, портрет Сталина, наглухо зашторенные арочные окна, ковровые дорожки малинового цвета — все подчеркивало высочайший статус хозяина кабинета, незыблемость его положения. Вера, находясь в этом величественном, но страшном месте, почувствовала себя серой мышкой, попавшей на обед к главному коту страны. Она не могла дать объяснение происходящему. Она не могла ответить на вопрос, почему она здесь. Неизвестность угнетала, отбирала физические и моральные силы. Вера впадала в полуобморочное состояние. Чтобы как-то держаться, она стала читать про себя 'Отче наш'.
Берия тем временем достал из сейфа папку бордового цвета с грифом 'Секретно'. Из бокового кармана вынул фото Франца Ольбрихта в форме майора вермахта, взглянув на него, язвительно выдавил:
— Лощеный какой! А пробор, а пробор! — затем развернул фото лицевой стороной к Вере, бросил хмуро: — Это он?
Вера еще больше зарделась, онемела, не поднимая глаз, утвердительно махнула головой.
— Любишь его?
— Он отец моей дочери, — пролепетала девушка.
— Любишь, по глазам вижу, что любишь. Это хорошо. Встретиться с ним хочешь?
— Что?.. — глаза девушки распахнулись, загорелись. Кровь прильнула к голове. — Разве это можно? Он же...
— У нас все можно... если осторожно, — улыбнулся с сарказмом Берия. — Или ты не поняла, куда попала, с кем разговариваешь?
— Я догадалась, — ответила девушка, справляясь с волнением. — Значит, я реабилитирована? С меня снято обвинение?
— Обвинение снято. Но реабилитирована будешь только после выполнения одного задания. От того, как ты его выполнишь, зависит твоя жизнь, жизнь твоей дочери и жизнь Франца Ольбрихта. Ты готова выполнить такое задание, Дедушкина?
Вера вскочила, резко подалась вперед. В глазах решимость. Пальцы рук побелели, впиваясь в стол заседания, готовы разорвать сукно.
— Что нужно сделать? — вырвалось из ее груди. — Я на все готова, чтобы они остались в живых!
— Ну и темперамент! — усмехнулся генеральный комиссар. — То пугливая, как лань, то вскочила, ощетинилась, словно дикая кошка. Садись! — махнул рукой нарком. — На немецком языке разговариваешь? Мне доложили, что говоришь бегло. Это правда?
— Правда! Я в школе была лучшей ученицей.
— Хорошо! Очень хорошо! — Берия вдруг произнес свое восхищение на немецком языке. Вера улыбнулась, молча присела.
— Задание будет трудным, — продолжил разговор Берия. — После определенной подготовки тебя переправят в Берлин. Там организуют встречу с Францем Ольбрихтом. Во время встречи ты должна будешь его убедить сделать то, что прикажут наши люди. Я надеюсь на тебя, товарищ Сталин надеется, и смотри не подведи! — Берия постучал указательным пальцем по столу. — Ты поняла меня?
— Я согласна, но что будет с моей дочерью? Я беспокоюсь за нее.
— А-а-а, — нарком махнул вновь рукой, — нашла о чем беспокоиться. Лучше беспокойся, чтобы задание не провалить и в лапы к немцам не попасть. А за девочкой присмотрят. Даю слово.
— Когда нужно приступать к заданию?
— Вот это другое дело! — Берия поднялся из-за стола, расстегнул ворот коверкотового френча, на погонах которого красовались большие золотистые звезды, окаймленные красным, синим, зеленым и краповым шитьем, вальяжно подошел к Вере. Окинул взглядом стройную фигурку гостьи, остановился на глубоко вздымающейся груди, которая отчетливо вырисовывалась, несмотря на толстый шерстяной свитер, наклонился к лицу Веры.
— Мы тебе дополнительно сообщим. Подготовка будет проходить днем и ночью, ночью и днем. Мы сделаем из тебя нашего агента. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Вера почувствовала запах дорогого одеколона. Через пенсне на нее смотрели похотливые глаза наркома.
— Серьезная будет подготовка, — протяжно, почти шепотом говорил нарком. — Не подведи нас, Дедушкина. На карту поставлены жизни многих людей, в том числе твоей дочери... Вера сжалась, закрыла глаза, интуитивно сделала шаг назад, выставив правую руку... Через несколько секунд глаза открылись.
Берия уже стоял возле огромного, оббитого зеленым сукном рабочего стола, ухмылялся. Увидев, что девушка пришла в себя, нажал кнопку вызова адъютанта. Полковник Саркисов явился без промедления.
— Дедушкину отвезите домой. Готовьте к операции. Фитина ко мне...
Январский утренний туман рассеивался. Плотная, непроницаемая дымка становилась белесо-синей, прозрачной. Все вокруг, от кустов и деревьев до зданий и машин, украсилось изразцами кружевного синего инея. Красота необыкновенная.
— К машинам! — раздался зычный окрик фельдфебеля, разрывая тишину идиллического зимнего утра.
Боевой эскорт засуетился, забегал. Солдаты, побросав окурки, устремились выполнять команду. Офицер охраны с тревогой посмотрел на светлеющее небо, боясь уловить гул американской авиации, вытянулся перед хмурым шефом.
Мимо из отеля проходил Франц Ольбрихт, двадцативосьмилетний помощник фюрера. На серебристых погонах-косичках офицера желтели по две четырехконечные звезды.
— Поехали, Степан! — бросил Франц, усаживаясь на кожаном диване.
— Куда ехать, господин полковник? — отозвался Криволапов, сдерживая зевоту.
— Клебер знает, — буркнул недовольно Ольбрихт и глубже втянул голову в шинель.
— Ясненько!
Лимузин мягко тронулся, объехал воронку, вырулив на автостраду, проследовал за бронетранспортером охраны...
'Что делать? Как поступить?' — вопросы с новой силой закрутились в голове Франца, когда он прикрыл глаза.
Невероятные успехи в Арденнской операции: расчленение англо-американской группировки, захват Брюсселя и Антверпена, выход к французской границе и к морю — не дали ожидаемых результатов. Коалиционные силы не сложили оружие. Западный фронт не развалился. Поражение на Северном Эльзасе, оставление Страсбурга не сломили общего сопротивления. Потери тактической авиации на земле после успешной бомбардировки люфтваффе 1 января (уничтожено 800 самолетов) не ослабили воздушный натиск противника.
'Как повести себя с фюрером? Какой дать совет? Ведь для этого рейхсканцлер вызывает в Берлин'.
Опасение за исход операции усилилось после разговора с дядюшкой генералом Вейдлингом. Тот раздраженно, доводя себя до ярости, выдал неутешительные прогнозы дальнейшего исхода битвы. Он и сам их знает. 'Армия Вейдлинга наступает узкой полосой. Бригады потрепаны и обескровлены в постоянных сражениях с отступающим врагом. Остро не хватает горючего и боеприпасов, а что выдают, приходит с большим опозданием. Появилась реальная опасность окружения. Корпуса Брэдли и Монтгомери, получив резервные бронетанковые дивизии, переброшенные из Америки и Англии, перешли в наступление, тесня войска Дитриха и Мантойфеля, угрожая соединением в Бастони. Главное — полное превосходство в воздухе. Их бомбят непрерывно, массированно 'летающие крепости'. Треть танкового парка уничтожена только бомбежками. ПВО с ЗУР 'Вассерфаль', на которую они возлагали большие надежды, оказалась малоподвижной и малоэффективной. Принятая двухлокаторная система наведения — громоздкая, несовершенная. Точность попадания низкая, только треть успешных запусков, кроме того, острая нехватка самих ракет. Эти недостатки свели на нет ракетное ПВО. Люфтваффе защитить не может по причине малой численности самолетов'.
Франц открыл глаза. От раздумий разболелась голова. Он вдруг понял, как сильно устал за время операции. Но делать что-то надо. Не время идти на покой. Взглянув на бритый затылок Клебера, вспомнил о русских.
'Его вызывает срочно подполковник Шлинке. Зачем? Что еще нужно русским разведчикам? О причине вызова Клебер не сказал. Не знает. Сказал бы точно. Ганс постоянно находится с ним. Сдружились...' — Франц с теплотой подумал о Михаиле.
Михаил почувствовал взгляд, повернулся, с улыбкой произнес:
— Есть указания, Франц?
— Пока нет... Следи за дорогой, в кювет съедем.
Франц смущенно отвернулся к окну, стало неловко за минутную слабость. Михаил снисходительно улыбнулся. Лимузин двигался медленно. Дорога была забита бронетанковой техникой, частями вермахта, тыловыми подразделениями, ранеными колоннами. Регулировщики и полевая жандармерия с трудом управлялись со встречными потоками. Продвижение войск шло ночью, ранним утром, в сумерки. Порой была неразбериха, кого куда направлять. Никто не хотел днем попасть под смертельную бомбежку 'летающих крепостей'.
'Совсем юнцы', — подумал Франц о штурмовиках, проходящих мимо. Батальоны гитлерюгенд двигались в сторону Брюсселя для первой армии. Новая униформа, новое оружие. Глаза наполнены решимостью и азартом. 'Свежее пополнение. Результат тотальной мобилизации Германии. Сложат головы во Фландрии или Валлонии. Но разве он повинен в этом? Его вины нет. Или все же есть?..'
Раздумывая о превратностях судьбы простых солдат, Франц задремал. Проснулся от возгласа Клебера.
— Господин полковник, перекур! Динан! Впереди мост! — глаза Михаила задорно светились, губы растянуты в довольной улыбке. — Наш мост, Франц!
— Ганс, прекрати кричать! — отозвался недовольно Ольбрихт. — Выйди и расчисти дорогу. Нет времени любоваться Маасом. Нас ждет фюрер!
— И Шлинке ждет! — огрызнулся с обидой Михаил, не поняв сурового выпада Франца, вышел из машины.
Полномочия у адъютанта помощника фюрера были основательные, а причины проезда настолько веские, что при виде документа, подписанного лично фюрером , их сразу пропустили на мост с колонной раненых. Впереди возвышалась церковь Богоматери, а за ней, глубже, на вершинах скал, неприступная Цитадель.
Франц тер виски, снимая напряжения поездки. Голова по-прежнему болела. В правом полушарии щелкнуло, появилось легкое жжение, и раздался хрипловатый голос Клауса: 'Эх, друг, помял бы тебе бока, да нет возможности. Что, разбудил? Хотя какой сон. Дорога разбита и забита войсками, тянемся, как черепахи. Говорил тебе, лети самолетом'. — 'Ты желаешь моей смерти, Клаус? Так и скажи. Но помни, это и твоя смерть. В воздухе практически одни 'мустанги', 'спитфайры' и... и... Что это, Клаус? Ты слышишь? А, ни черта ты не слышишь!'
Франц притих на секунду, затем открыл дверь за Михаилом. До его уха долетел гул тяжелых бомбардировщиков. Гул натуженный, леденящий душу, с каждой секундой громче.
— Воздух! — крикнул Михаил, осознав первым опасность. — Франц! Криволапов! Из машины бегом! За мной! — проорал Михаил во все горло и выскочил из машины, бросился вперед, прижимаясь к перилам.
Степан, словно уж проскользнул между шеренгами распадающегося строя раненых, рванул за Михаилом.
— Отойди, раззява! — рыкнул на бугая-санитара, стоявшего на пути, для острастки ткнул автоматом в живот.
Франц замешкался. Его машину облепили бежавшие солдаты.
— Проклятье! Стоять! Застрелю за паникерство! — выкрикнул он и выстрелил два раза в воздух.
Выстрелы заглушила сирена: неистовая, душераздирающая. Протяжный вой подстегнул людей. Поднялась невообразимая паника. Людской гул разносился по всему мосту. Сзади напирали, пытаясь быстрее проскочить опасное место. Передние падали, истошно кричали, ползли, их давили. Некоторые раненые прыгали в темные воды Мааса, но, не попав в полыньи, разбивались о лед. Франц успел отскочить к перилам, чтобы не быть задавленным.
До выхода оставалось метров двадцать. Михаил и Криволапова жестко работали локтями, продвигались вперед. Сжав зубы, выкрикивали:
— С дороги! С дороги! Паршивцы!
Всех, кто становился на пути, Степан, не раздумывая, бил в челюсть. В кулаке зажата увесистая свинчатка.
— Я сказал с дороги, свинья! — рычал шустрый тамбовчанин, нанося новый хлесткий удар, свергая с пути очередную жертву — дрожащего от страха санитара-очкарика с безумными глазами. Франц оглянулся, увидев впереди друзей, напряг мышцы и тараном пошел за ними. Лицо красное, взгляд решительный, злой, волосы растрепаны.
— Пропустите полковника, свиньи! Черт бы вас побрал! — орал он, метр за метром продвигаясь к выходу.
Оставалось совсем немного до края моста, как воздух наполнился пронзительным воем падающих бомб. Кудахтали береговые зенитки, пытаясь оказать сопротивление крепостям. Выла, что есть мочи, сирена, извещая город о воздушной атаке. Людское море в форме вермахта и СС растекалось во все стороны от моста, пытаясь укрыться. Гул и вой стояли неимоверные.
Задрожала земля от взрывов. Тяжелые бомбы ложились на левом берегу, где находились батальоны гитлерюгенд. Изувеченные, растерзанные штурмовики сеяли берег своими телами, кропили снег кровью. Кто был жив, отбегал подальше от моста к спасительным кустарникам и невысоким скалам, кто был ранен, отползал и зарывался в снег.
Миша оглянулся, увидев Франца, с радостью крикнул:
— Франц, сюда! — протянул руку и, вырвав из толпы, скатился с ним к реке и успел добежать в укрытие под береговые камни.
В это время в середине моста взметнулись огненные смерчи. Взрывные волны мгновенно объяли и разметали ревущую толпу. Пролеты вздыбились, раскололись и со страшным грохотом стали падать в Маас, кроша лед, затягивая в огромные смертельные воронки сотни несчастных врагов...
Подполковник Шлинке, развалившись в кресле, самодовольно ухмылялся, глядя, как Франц и Михаил аппетитно едят свиную рульку с тушеной капустой. Сочная мясистая рулька поддавалась легко молодым зубам. Утомленные разведчики, выжившие после бомбежки под Динаном, наслаждались едой, запивая добротным баварским пивом. Миша стер с подбородка жир, весело промолвил:
— Вкусно, но чего-то не хватает, господин подполковник.
— Понимаю, — расплылся в улыбке Шлинке, — сейчас сообразим, — разведчик оглянулся, разыскивая официантку.
Эльза в это время находилась возле Криволапова. Танкиста посадили обедать в зал, чтобы не мешал вести конфиденциальную беседу. Степан с перебинтованной головой, уплетая котлету, крутился, поглядывал по сторонам, оценивая реакцию персонала на касательное ранение.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |