Долина солнц. Место обмена
Чимбик сидел на ступеньке трапа, в пол-уха слушая трескотню Блайза и кидая камни в горлышко бутылки из-под сока. Настроение у него — впервые за всё время с начала боёв за Зелтрос, — было замечательным, и даже бесконечное зудение Блайза, расписывающего поход к очередной подружке, не доставляло неудобств. А тот, в свою очередь, украдкой с тревогой поглядывал на брата, скрывая своё беспокойство за непрерывной трескотнёй. К его немалому облегчению, во взгляде брата больше не было вчерашнего пустого равнодушия, а когда Блайз заметил рассеянную улыбку на лице Чимбика, задумавшегося о чём-то своём, то и вовсе успокоился. Что бы ни сделала Талика, это помогло и Блайз был бесконечно благодарен ей за это.
Чимбик и Блайз были единственными клонами и единственными же солдатами, остальная часть группы состояла из зелтронов — пилотов, врачей и директора Королевского музея, державшего в руках запечатанный кейс с какими-то неимоверно древними и баснословно дорогими миниатюрами, имя автора которых ничего не говорило клонам.
— На подходе! — из рубки королевской яхты высунулся пилот. Чимбик встал и повернул голову в указанном направлении, включив встроенный в шлем макробинокль. Чувствительная элеткроника показала быстро увеличивающуюся вереницу точек, вскоре превратившуюся в колонну кораблей.
— Пошли работать, — скомандовал Чимбик, прервав Блайза на полуслове, и первым взошёл на палубу. Блайз, тяжело вздохнув, нехотя поплёлся следом. Он не разделял маниакального желания брата контролировать всё и вся, считая, что дроиды прекрасно управятся с разгрузкой произведений искусства и без стоящих над головой клонов.
Караван из разнообразнейших летательных аппаратов сел на удивление умело, выдавая отличную подготовку пилотов. Даже клоны, с их высокомерно-пренебрежительным отношением профессионалов к дилетантам, вынужденны были признать, что зелтроны оказались неплохими летунами. Конечно, до уровня пилотов-клонов им было ещё далеко, но во всяком случае ни одно из судов не зацепило соседа, и не рухнуло на пузо. Ну а большего и не требовалось.
Из кораблей первыми вышли безоружные Б1 в серо-синей 'флотской' окраске, выполнявшие роль стюардов и санинструкторов при беженцах, а из замыкающей караван яхты — зелтрон с декой в руке, озабоченно-сосредоточенный, как и любой чиновник, выполняющий ответственную работу, и мандалор в сине-зелёной броне, при виде которого клоны переглянулись и чуть напряглись.
Впервые за время пребывания на Зелтросе Чимбику довелось увидеть такое количество тихих подавленных аборигенов. Он привык видеть весёлые улыбки, слышать пение, наблюдать стихийные праздники и ловить заинтересованные или откровенно призывные взгляды, но сегодня всё было иначе. Грустные, сосредоточенные лица озарялись ласковыми улыбками только когда женщины возились с детьми, да и последние тоже были по-взрослому серьёзными. Никто не затевал игр, не шумел, не крутил головой, тут же сообщая окружающем обо всём стоящем внимания.
Руководил сородичами именно зелтрон, в то время как мандалорец молча стоял за его левым плечом, положив руки на пояс. Единственным движением наёмника был поворот головы в сторону контейнеров с картинами, и Чимбик готов был поклясться, что воина заворожило то, что он узрел. Во всяком случае, мандалор таращился на картины почти полминуты.
Работал Зелтрон деловито, без суеты и проволочек, выдавая немалый опыт в вопросах организации массовых мероприятий. Происходи всё это на другой планете, Чимбик мог бы предположить, что абориген продался оккупантам и теперь работает на них, но на Зелтросе подобное практически исключалось. Слишком тесная связь между эмпатами практически полностью исключала любую деятельность, заведомо направленную во вред своим. В контакт с клонами он вступать не пытался, ограничиваясь короткими уточнениями и просьбами по существу обмена. Не то чтобы Чимбик всерьёз ожидал перешёптываний украдкой или многозначительных перемигиваний, в духе популярных голофильмов, сопровождающих попытку передать сверхсекретные данные, решающих все проблемы героев этих самых фильмов, но невольно надеялся получить хоть немного информации о происходящем в Зеларе. Ничего, они ещё успеют расспросить беженцев и составить общее представление о ситуации в городе.
Расставание было быстрым — пожалуй, единственным памятным моментом был короткий наклон головы мандалорца, которым он попрощался с клонами, напрочь игнорируя всех остальных, после чего взошёл на борт яхты в компании зелтрона, который что-то принялся рассказывать наёмнику.
— Мэндо признал нас равными? — ошалело протянул Блайз.
— Насрать, — отозвался Чимбик. — Пошли, нечего таращиться ему вслед, как песчанка у норки.
— Пошли, — неожиданно весело отозвался Блайз. — Там столько симпатичных...
Бац! Ладонь Чимбика звучно шлёпнулась в нагрудную пластину ловеласа. Сержант перехватил Блайза за плечевой ремень снаряжения, подтянул к себе и, ткнувшись шлемом в шлем, отчеканил:
— Вот тут, на этом пустыре, ты оставляешь свои замашки героя-любовника, и подбираешь, когда они прибегут следом за тобой в Зелтрос. Усёк?
— Да усёк, усёк, ты чего? Я ж пошутил, просто обстановку разрядить, а то ты серьёзный, как сенатор на заседании... — Блайз поднял ладони, признавая, что перегнул палку со своими шуточками.
— Балбес, — уже совершенно другим тоном произнёс Чимбик, дружески шлёпнув брата по шлему. — Пошли, посмотрим, что там в яхте есть нам на скоротать время.
— Пошли, — легко согласился Блайз. — Но знай — месть моя за разрушенный воздушный замок будет страшна!
— А, ну мсти, мстюн, — разрешил сержант и направился к шкафу с чипами, ловко маневрируя между эвакуируемыми. Блайз весело посмотрел ему вслед и уселся на откидной стул, обдумывая, как лучше подшутить над своим братом.
От размышлений его отвлекла молодая зелтронка с округлым животом, ясно вырисовывающимся под платьем.
— Простите, мне нужно поговорить с тем, кто тут командует, — без всякого вступления сообщила она. — Как мне его найти?
— Сейчас... Садж!
Чимбик оглянулся и молча вернулся назад, на ходу нащупывая аптечку и надеясь, что с беременной всё в порядке — его медицинская подготовка не включала в себя принятие родов.
— Вот, мэм, — Блайз мстительно ухмыльнулся под шлемом. — Сержант Чимбик.
— Сержант Ка-Эс-Три-Пять-Пять-Ноль-Восемь-Пять, миссис, — машинально представился привычным образом Чимбик, и невольно скосился на живот зелтронки. За проведённое на этой планете время он уже успел привыкнуть с подобному зрелищу и подобный способ рождения уже не казался ему экзотическим и странным. Да что там, сегодня он впервые подумал о том, что и сам мог бы стать отцом.
— Чем я могу помочь Вам, мэм? — с искренней, удивившей его самого заботой, поинтересовался сержант.
Помедлив мгновение, зелтронка протянула ему инфочип:
— Мэр Зара просила передать это королю, джедаям, или кому-то из клонов, — просто сообщила она.
— Спасибо, мэм, — Чимбик взял чип и вставил в разъем наруча. Секунду спустя его глаза широко распахнулись от удивления: решение части проблемы под названием 'Вторжение' лежало перед ним, как на ладони, в лучших традициях голофильмов. Осталось лишь проверить, насколько оно достоверно.
— Я передам генералу, — сообщил сержант зелтронке. — Приятного полёта, мэм.
Он отсалютовал и скрылся в кабине пилота.
Зелар. Второй день оккупации. После обмена
Костас, Радж, Ракша и Нэйв сидели в кабинете в напряжённом молчании. Только что Радж предоставил подробный отчёт о проведении операции, и теперь квартет офицеров ломал головы над тем, как сподручнее впредь работать в толпе (или с толпой) зелтронов и не наломать при этом дров, как недавно Радж.
— Привычные методы не работают, — огласил аксиому Рам и все согласно закивали головами. — Та-а-ак... Ракша! Вечером собрание всех — подчёркиваю, ВСЕХ, — офицеров батальона. Будем вырабатывать тактику и наставления.
— Нашёл секретаря... — забурчала было мандалорка, но, наткнувшись на свирепый взгляд желтых глаз коменданта, заткнулась и молча кивнула.
— Так, Радж, отдыхать, — Костас вскочил на ноги, несколько раз присел, разминаясь и вышел из кабинета.
— Ну прям седой герой древности, — фыркнул ему вслед Ракша, но дальше тему развивать не стала.
Костас остановился напротив двери, за которой до оккупации располагался кабинет Бокра Коха, а теперь спала Зара, и, вежливо постучав, проскользнул внутрь. В отличие от привыкших спать урывками мандалорцев, зелтронка с трудом приоткрыла глаза и несколько секунд растерянно смотрела на возвышавшегося рядом Рама. Зрелище, надо отметить, было пугающим: светящиеся в полумраке жёлтые глаза обычно приводили неподготовленного зрителя в смятение, но в сонном взгляде Зары не было страха. Вопреки здравому смыслу, она глядела на Костаса с рассеянной улыбкой. А тот, уже успевший мысленно обозвать себя ди'кутом, забывшим о том, как с непривычки пугают его глаза в темноте, потянулся к шлему и замер. Зелтронка со всей очевидностью не боялась. Через пару секунд капитан сообразил, что эмпатка чувствует отсутствие угрозы, ещё раз наградил себя почётным званием ди'кута и расслабился. А следом пришла злость на себя самого: с каких пор его стал волновать вопрос своей внешности и того, как его воспринимают окружающие?
— Пора? — закончив разглядывать мандалорца спросила Арора.
Ехать домой отсыпаться Зара отказалась, настояв на своём присутствии при описи переданного короной выкупа. На прозрачный намёк коменданта, что её присутствие там совершенно излишне, она честно призналась, что не хочет упускать возможности полюбоваться выдающимися шедеврами, быть может в последний раз. И Костас не смог отказать в этой просьбе. За последние сутки леди-мэр оказала ему не одну услугу и даже тот факт, что работала она не ради его блага, а ради своих сограждан, не умолял её заслуг по вытаскиванию нового коменданта из бюрократической задницы.
— Пора, — кивнул Рам и, к собственному удивлению, протянул Ароре руку, помогая встать с дивана.
В состав 'приёмной комиссии', помимо Рама и Зары, вошли один из лейтенантов Дитля, оказавшийся в довоенном прошлом искусствоведом, и Нэйв, лелеющий жажду ухватить Нам'ела за глотку. Этот, с позволения сказать, 'обмен' он лично трактовал как взятку и теперь, пользуясь подвернувшейся возможностью, тщательно протоколировал весь перечень ценностей, переданных генералу зелтронцами. Он искренне надеялся, что сумеет найти кого-то достаточно влиятельного, чтобы мерзкую жабу по меньшей мере сняли с должности за подобный гешефт. И если против самой выдачи части гражданских республиканцам Грэм ничего против не имел, то факт личного обогащения неймодианца его искренне возмущал. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понимать — Нам'ел всю эту красоту не для передачи в столичный музей приготовил.
Произведения искусства разместили в одном из пустующих городских скдадов, приставив охрану из взвода дроидов, чтобы дичь глушёная по дурости своей не попортила бесценные шедевры. Костас ни секунды не сомневался в том, что дикари попросту не углядят истинной цены этих вещей, а вот от скуки испохабить могут запросто. Рам прекрасно помнил, как на Кристофсисе, в особняке сбежавшего губернатора, солдаты с дурацким смехом писали похабщину на мраморных стенах и распарывали старинные гобелены на ветошь для чистки оружия. Но если он сам и не разделял восхищения и пиетета перед антиквариатом, то это ещё не означает, что нужно уподобляться такому вот регочущему стаду и мочиться в древние амфоры, или пририсовывать усы изображениям на портретах.
Арора благоразумно держалась в пределах видимости коменданта, не желая возбуждать его подозрений самостоятельными прогулками по территории склада. Контрразведчик в компании искусствоведа предпочли начать опись с противоположного конца помещения, дабы не утруждать себя надоевшими дыхательными масками и не особенно ограничиваться в выборе выражений и содержании разговоров. Сам Костас предпочёл остаться с Зарой — не из дурацких подозрений, что леди-мэр стащит что-то из вещей (воображение услужливо нарисовало Зару, прокрадывающуюся мимо дроидов с картиной под платьем), а просто из желания посмотреть на настоящего ценителя красоты.
Зелтронское искусство несколько отличалось от знакомого Костасу. Не будучи большим поклонником разного рода художеств, он простодушно делил музейные экспонаты на 'унылое нечто, древнее, как окаменелое дерьмо стрилла', 'невнятная бессмысленная мазня', 'очень натуралистично нарисованные портреты и пейзажи, немногим уступающие голограммам' и 'о, а такое я бы повесил дома, будь у него цена не как у крейсера'. Как бы то ни было, большая часть музейных экспонатов, виденных мандалорцем, была либо пафосной, либо нарочито-целомудренной, либо скучной, либо излишне, до отвращения, оригинальной (то есть выглядела так, что никто ничего не понимал, но старательно восхищался, чтобы казаться умнее остальных). Пожалуй, из всех произведений авангардного искусства единственным, о котором Рам вспоминал с искренней теплотой, была бронзовая скульптура 'Танец', стоявшая в кабинете одного из прежних нанимателей Костаса. Автор этого чудища утверждал, что изобразил танцующего кровавого резчика, но сколько Рам не изучал скульптуру — так и не смог этого углядеть. Но зато в начале (или в конце) она имела удобную для хватания дырку, что и сыграло ключевую роль: когда нанятые конкурентом боевики ворвались в кабинет, расстрелявший весь боезапас мандалорец ухватил злосчастное произведение искусства и принялся орудовать им, как дубиной, продержавшись до прибытия подкрепления. Теперь этот самый 'Танцор' стоял у него в спальне — экс-хозяин на радостях, что остался в живых, подарил скульптуру своему телохранителю, — и работал молчаливым собутыльником Рама. Этим опытом и ограничивалось короткое приобщение Костаса к миру высокого искусства.
Зелтронское искусство, как правило, было вполне понятно всем и каждому без получасовых пояснений гида. На этой планете воспевали красоту, любовь и веселье. Откровенные, полные страсти полотна могли с равным успехом украшать стены столичных музеев и обложки эротических (а то и порнографических) изданий. Красота обнажённого тела подавалась с таким мастерством, что картины, скульптуры и статуэтки в равной степени вызывали благоговейный трепет, восхищение и вполне человеческое желание. Обнажённая танцовщица, чей горящий взор, такой живой и полный желания, приковывал взоры зрителей; влюблённая парочка, со смехом кувыркающаяся посреди цветущего поля, заражала своим молодым задором; спящая на берегу реки девушка, изваянная настолько правдоподобно, что казалось вот-вот проснётся и откроет глаза... При всей откровенности изображений Костас вынужден был признаться самому себе, что порнографией это назвать сложно. Но это себе...
— Рай малолетних онанистов, — презрительно фыркнул он, старательно поддерживая образ несгибаемого и прямолинейного вояки. Зачем? Рам и сам не мог внятно объяснить своё совершенно мальчишеское желание казаться не тем, кто он есть на самом деле. Зато Костас придумал способ маскировать свои настоящие чувства — достаточно было всего лишь вспомнить генерала-неймодианца, чтобы внутри мгновенно вскипали злость и презрение. А дальше было делом техники направить эти эмоции в нужное русло. Например, на картины.
