Зеркала и лица Солнечный Зайчик #1 Полный текст

* * *

Когда Лили спустилась к завтраку, совы уже летали над столом, разнося утреннюю почту. В Большом Зале стоял привычный приглушенный гул голосов, напоминая улей. Почему-то казалось, что с момента, когда Лили покинула квиддичные трибуны, мир кардинальным образом изменился. Может быть, потому, что во Вселенной надломилось нечто главное под тяжестью тихо сказанных слов: 'Разве мы друзья?'.

Девочка не смотрела на слизеринский стол. Ей не хотелось видеть Снейпа.

А в гриффиндорских рядах царило веселье, центром которого был Джеймс Поттер и его друг Сириус. Вот ещё кого век бы не видеть!

Отношение Лили к другу Поттера изначально было спорным, а после откровений Нарциссы Сириус стал ей попросту неприятен. Он словно червивое яблоко, на вид гладкое да яркое, а откусишь — скривишься от отвращения.

Лили машинально отвечала на улыбки подруг, роняя: 'Да, конечно' всякий раз, как от неё ждали ответа.

После очередного 'Да, конечно' Алиса, как-то странно на Лили поглядев, больше с ней не заговаривала.

Сириус, перехватив пристальный взгляд Эванс, вернул его девочке — тяжелый, придавливающий.

Лили, опомнившись, отвернулась.

Джеймс ерошил волосы. И почти беспрестанно смеялся.

Да, Поттеру, как и всему миру, нет дела до разбитого сердца Лили.

Не хватало ещё от Лягушонка услышать: 'Друзья?! Я и ты?! Ха, Эванс! Я — Джеймс Поттер, потомок Певереллов, а ты — грязнокровка. Орёл гусыне не товарищ'.

— Ну и проваливай! — прошипела Лили.

— Прости? — приподняла брови Мэри.

— Не бери в голову, — спохватилась Лили, — просто мысли вслух.

* * *

— Эй, Эванс! — услышала она уже на пороге, когда выходила из Большого Зала. — Эванс, да посмотри на меня!

Девочка почти с вызовом воззрилась на приближающегося Поттера.

— Чего тебе? — довольно грубо откликнулась она.

За очками в круглой оправе в ореховых глазах плеснулось удивление:

— Извини, вчера не получилось тебя навестить. Нас не пропустили.

— Ты всегда идешь туда, куда пожелаешь и когда пожелаешь. У тебя волшебный плащ — я не забыла.

На щеках мальчика вспыхнул румянец.

— Да я не в обиде, Джеймс, — пожала плечами Лили. — Скучать не пришлось. Ты не хуже меня знаешь, какие прекрасные собеседники Блэки.

— Нас действительно не пустили. Не нужно говорить со мной таким тоном.

— Я ведь тебя ещё не поздравила? — сменила тему Лили. — Поздравляю. Здорово летаешь, Джеймс. Место ловца твоё по праву.

— Если бы я знал, что ты хочешь меня видеть...

— Звонок, Джеймс! Мне пора.

Когда на зельеделии Лили гордо прошла мимо своего места, многие с удивлением посмотрели ей вслед.

— Разве ты со Снейпом сегодня не сядешь? — многозначительно приподняла брови Дороти.

— Нет, — отрезала Лили.

— Что так? — ехидно спросила подруга.

— Так.

— Нуте-с, нуте-с, нуте-с? — привычно потирая ручки, вошел в класс профессор Слагхорн. — Приступим к делу, господа.

По окончании урока профессор с недоумением взглянул на пузырек Эванс. Сначала сквозь очки, потом поверх. Брови его высоким домиком поднялись на лоб.

— Что это такое, мисс?

Лили почувствовала, как загораются щеки.

— Я спрашиваю, что это такое, Лили Эванс?!

— Именно то, что гриффиндорки способны сварить, когда рядом нет слизеринцев, — хихикнула сестрица Нотта Паркинсона, противная Мелиса.

Её замечание было несправедливым. Лили на уроках никогда не пользовалась подсказками Северуса. Даже в те редкие минуты, когда он был не прочь оказать услугу, Лили делала всё сама. Снейп вообще редко проявлял склонность помогать. Он вам не Джеймс Поттер, всегда готовый одолжить конспект или контрольный свиток. Да и нужды пользоваться чужим багажом знаний не было. Лили в зельях не сильно уступала Севу. К примеру, лечебные отвары ей удавались даже лучше.

Впрочем, созерцая уныло-фиолетовое безобразие в пробирке вместо лучисто-желтого зелья, поверить в то, что Эванс — хороший зельевар, оказалось трудновато. Судя по тому, как однокурсники отводили взгляд, многие про себя думали то же, о чём слизеринцы, не таясь, говорили вслух, — хорошие оценки гриффиндорка Эванс получала лишь благодаря тесной дружбе со слизеринцем Снейпом.

— Заберите, — учитель брезгливо покосился на результат экспериментов Лили. — Оценивать это не имеет смысла.

Лили в сердцах забросила пузырек в сумку.

— Не расстраивайся, — пыталась ободрить её Алиса. — Старик тебя любит. На итоговую оценку это не повлияет.

— Дело не в оценке!

— А в чём же тогда? В том, что Лили Эванс не всегда способна оседлать единорога?

— Да пошла ты! — зло процедила Лили, забрасывая сумку через плечо.

Она почти бегом поднялась по лестнице, смахивая с лица злые слезы.

Холодная рука, сжавшаяся вокруг запястья, остановила девочку уже на последней ступени. Рывком Северус заставил Лили повернуться к нему лицом. Чёрные глаза требовательно заглянули в душу:

— Объясни, что с тобой происходит, Лили.

— Да как ты смеешь? — рванулась девочка. — Как ты смеешь ко мне прикасаться?!

Юный колдун твердо выдержал негодующий, полный горечи взгляд. Когда черные и зеленые глаза встретились, Лили почувствовала себя до отказа натянутой струной. Ещё чуть-чуть и порвётся.

— Нам нужно поговорить. Идём,— приказал Снейп.

Как ни велика была обида, желание выслушать, вновь оправдать и всё простить было в Лили сильнее.

Девочка не замедлила шаг, даже когда поняла, что Северус собирается покинуть замок.

Мир был напоён водой и южными ветрами, пронизывающе-сырыми. Насупившись, небо повисло на верхушках щетинистых деревьев Запретного Леса. Моросил мелкий противный дождик и, судя по лиловеющему огромному пятну, надвигающему с юга-востока, вот-вот должен был грянуть шквалистый ливень.

— Стой здесь, не двигайся.

Под взмахом палочки на тонком мальчишеском запястье образовался почти хирургический порез. Колючий и одновременно спокойный взгляд заставил Лили замереть, помешав её попытке предотвратить очередное безумство друга.

— Я не сделаю ничего страшного, Лили. Стой где стоишь.

Мальчик, окропив снег собственной кровью, заключил гриффиндорку внутрь начерченного им круга.

— Что ты делаешь? — хриплым шепотом спросила Лили.

— Сейчас узнаешь.

Северус нараспев проговорил непонятные слова, и Лили ощутила действие согревающих чар. Она видела, как раскачиваются взмокшие и истомленные деревья, как выбивает рябь по лужам дождь. Видела, как мелкая рябь сменяется крупными пенящимися пузырями, растапливающим снег лучше полуденного солнца. Но не чувствовала их.

— Фамильная магия Принсев, — пояснил Снейп, а потом протянул Лили руку. — Твоё зелье?

Лили, нырнув рукой в сумку, достала флакон и протянула другу. Северус, сощурившись, посмотрел на свет сквозь фиолетовую муть и кривовато усмехнулся:

— Посмотрю на досуге, что за чудо получилось, — он опустил флакон в карман мантии.

— Отдай.

— Нет.

— Отдай немедленно!

— Лучше объясни, почему ты сегодня села с Дороти, а не со мной.

— Станешь делать вид, что не понимаешь?

— Я действительно не понимаю, — флегматично пожал плечами Северус.

— А чего ты ожидал после того, что сказал мне вчера?

— Благоразумия, может быть?

— Ты сделал мне больно. Сколько можно отделываться от меня, отталкивать, отвергать? Думаешь, я всю жизнь буду бегать за тобой, Северус Тобиас Снейп? Не буду. У меня тоже есть гордость, и бесконечно унижаться перед тобой я не собираюсь. Можешь завести себе более презентабельных друзей и подруг. У меня-то другой меня, более презентабельной и удачливой, всё равно не будет.

Северус, скрестив руки на груди, нервно кусал губы.

— Почему ты всегда так смотришь на меня, Сев?

— Как 'так'?

— С насмешливым пренебрежением. Я недостаточно красива, недостаточно умна или недостаточно воспитана? Во мне для тебя мало магии? У меня неаристократично яркие волосы или курносый нос? Я выгляжу, хожу и думаю не так, как выглядят, ходят и думают твои слизеринские и даже мои гриффиндорские чистокровные подружки? Ты стыдишься меня, да? Не можешь принять такой, какая я есть? Хочешь, чтобы я была Нарциссой, Беллой или Андромедой, высокомерной и безжизненной, способной согреться лишь чужой кровью? Меня ты считаешь низшим существом? 'Простецом', как вы, волшебники, называете нас, магглов?

— Ты не маггл! Я много раз говорил, что считаю тебя сильной ведьмой.

— А ещё ты говорил, что подаришь мне целый мир.

— Я не могу подарить то, чего у меня пока нет.

— Да не нужно мне от тебя мира, Сев!!! Мне нужен ты. Только ты! А ты неделями, месяцами не то, что со мной не говоришь — даже не смотришь в мою сторону. Зная, что меня это больно ранит, улыбаешься своим слизеринкам, старательно подражая своему обожаемому Люциусу, в то время как для меня у тебя в присутствии свидетелей улыбок не находится. Что ж ты молчишь? Возрази мне. Не можешь? Выходит, я права. Нарцисса сегодня пожелала мне всего доброго. Может, и тебе пришло время сказать то же самое? Ты готов со мной проститься, Сев?

Лили с замиранием сердца ждала ответа.

Северус молчал.

— Трус! — вскричала девочка в отчаянии, не сумев сдержать слёз. Словно вышедшая из берегов река, они хлынули из глаз неудержимым потоком. Как ни унизительно, предотвратить это оказалось невозможным. — Трус и глупец!

— Не суди меня, — сдавленно прошипел мальчик, отворачиваясь. — Ты понятия не имеешь о том, как я живу.

— Я готова, Северус, готова понять. Разделить любую ношу, всё выстрадать, всё простить. Но не уходи к ним, не дай им забрать тебя. Дело не в том, как плохо будет мне; дело в том, что с тобой уже ничего хорошего не случится.

Северус поднял глаза, и Лили испуганно отпрянула, заглянув в беспроглядную темень. Словно угли, то ли прогоревшие, то ли ещё не подожжённые.

Внимательный, въедливый, как кислота, взгляд упёрся Лили в лицо.

А потом, неожиданно протянув руку, маленький колдун тыльной стороной ладони ласково провёл по упругой щеке своей подруги, стирая слёзы. Непривычная робкая нежность дикого зверя. Такая редкая и такая бесценная.

— Когда я сказал, что мы не друзья... ты неправильно всё поняла, Лили. Я не хочу с тобой дружить — я хочу, чтобы мы всегда были вместе, но никак друзья. Понимаю, что говорить об этом сейчас смешно, слишком рано. Но поклянись, что когда мы вырастем, ты выйдешь за меня замуж.

— Клянусь, Сев! Я выйду за тебя замуж, как только мы закончим школу. Я выйду за тебя замуж и подарю тебе замечательных детей: девочек, таких же красивых, как я, и мальчиков, таких же умных, как ты. Мы станем жить в маленьком уютном домике, в котором кроме нас не поместится никто: ни домовые эльфы, ни тени, ни демоны, ни призраки. Мы проживем счастливую жизнь и умрем в один день. Ты ведь будешь меня любить всю жизнь, правда, Сев?

— Правда.

— Клянешься? — засмеялась Лили.

— Клянусь.

— Что бы ни случилось? Всегда?

— Что бы ни случилось. Всегда.

Небо, наконец, разродилось дождём. Над Хогвартсом прогрохотал первый весенний гром.

Лили светло улыбнулась, жмурясь от счастья:

— Слышишь? Небо приняло наши клятвы.

Глава 29

Весна в Хогвартсе

— Эй, Эванс!

— Что, Поттер? — обернулась девочка.

— Кажется, имеет смысл тебя поздравить? — на узких губах Лягушонка дрожала злая усмешка. — Слышал, ты помирилась с Блевотником?

— Тому мириться ни к чему, кто не ссорился.

— Лгунья ты, Эванс.

— Кому я соврала? — задохнулась от возмущения Лили.

— Сдаётся мне, каждому из нас по-своему.

— Займись-ка ты лучше свои квиддичем, Джеймс!

— Непременно займусь, Эванс.

Поттер, сухо кивнув на прощание, ушел. Прямая спина, гордо откинутая голова, уверенный шаг. Лили смотрела ему вслед со смешанным чувством: с сожалением и облегчением одновременно.

Ничего! У Поттера остаются его друзья: красавец Блэк, быстрая вёрткая тень Петтигрю, самый серый гриффиндорский кардинал — господин Ремус Люпин. У Джеймса есть теперь и его новый легкокрылый друг, золотой шарик-снитч, за которым ему предстоит носиться сломя голову.

Поначалу Лили боялась повторения тех дней, когда вредный Лягушонок сживал её со свету, поднимая на смех. Но этого не случилось. Поттер не враждовал, не подкалывал, не донимал. Он вежливо кивал при встречах, приветствуя Лили так же, как приветствовал Алису, Дороти или Мэри. Вежливо раскланивался при прощании. Он вообще стал таким странно вежливым, будто никогда и не был Лягушонком. Даже списать как-то раз дал. Заметив, что Эванс нервно грызёт кончик пера, молча пододвинул свой свиток, исписанный крупным, резким, не слишком разборчивым подчерком. Лили, покраснев, быстренько скатала недоученную формулу. Ей было стыдно пользоваться чужими знаниями, но получать 'ниже ожидаемого' было ещё неприятней.

Словом, не сговариваясь, не выясняя отношений, Лили и Джеймс из враждующих сторон, из двух авантюристов-соратников незаметно перешли к безликим отношениям сокурсников.

Лили не хотелось себе в этом признаваться, но она порой скучала по прежнему Джеймсу, задорному, наглому и навязчивому. Этот отстраненный, удивительно вежливый, незнакомый мальчик раздражал её. Не так сильно, конечно, как Люпин или Блэк, но все же...

* * *

На смену пронзительным мартовским ветрам пришёл солнечный апрель. Вослед ему торопился май. По пригоркам раскинулись ковры из трав. Каждое утро из окна спальни можно было наблюдать, как дрожат верхушки деревьев от дуновения ветра, а раскрыв ставни, поймать ветер в объятия, получив от утреннего Зефира поцелуй.

Днем можно было заслушаться, как кукует кукушка в чаще леса или стучит по стволу дерева дятел. Если отважиться забраться в лес чуть дальше, можно наткнуться на черногривых диких коней, каких не водится нигде, кроме Запретного Леса.

Лили полюбились прогулки в молодом березняке, понравилось вдыхать аромат нежных, клейких, только что распустившихся листочков. Травы, листья и первоцветы благоухали так, как благоухают они только весной.

Небеса полнились птичьими голосами.

Мир, выношенный в чреве вьюг, рожденный серыми мартовскими половодьями, был ещё очень молод и, полный оптимизма неопытной юности, стоял на пороге жизни. Мир предвкушал пору цветения с белыми кистями акации и ароматными лепестками яблони и сирени. Пору зрелости с летним, беспощадным зноем, с неистовыми грозами и сладчайшими плодами. Пору увядания, оплачивающую украденное счастье чистым янтарным золотом листвы, смывающую грехи юности тихими прозрачными слезами осенних дождей и прячущуюся от жалящей памяти за кисеёй молочного тумана.

Но пока все впереди: и соловьиные рассветы, и ястребиные ночи, пока не о чем сожалеть, мир улыбался, радостный, как младенец.

— Мама говорит, что весна — это поцелуй Бога, — делилась Лили с Севом воспоминаниями.

Они удрали ото всех в Запретный Лес, и теперь продирались сквозь заросли дикой ежевики, оплетённой прошлогодней белой липкой паутиной.

— В этом что-то есть, — согласился юный колдун, брезгливо отодвигая от себя очередную колючую ветвь кустарника.